Алишер Навои - Язык птиц

Суть ответа подвижника стала ясна, —
Вздрогнув, шах пробудился от крепкого сна.

1820 Был он пьяным — постигло его озаренье,
Словно сон, отошло и его помраченье.

Устыдился он шахских одежд и сорвал их,
И решил раздобыть он одежд обветшалых.

И душою он истину божью обрел,
И познал он: в дервишестве шахский престол. [138] ...И познал он: в дервишестве шахский престол. — Дервиш — странствующий отшельник, отрекшийся от мирских благ и соблазнов.

И сказал вопрошающий: «Дьявол злосчастный
Точит разум мой злобой-враждой ежечасной,

Ни на миг не дает жить по собственной воле,
Каждый миг опаляет мне сердце до боли.

1825 Что ни миг —; он вбивает мне в голову бред,
И спастись от него мне возможности нет.

Ну а если нет сил мне оставить неволю,
Мне придется терпеть до конца ведь неволю!

Я устал подчиняться зловредным проказам,
И от дьявольских козней смутился мой разум».

И ответил Удод: «Если нрав твой не вздорен,
То и дьявол пред ним будет тих и покорен.

В твоем сердце от прихотей столько гордыни,
И такое бессилье вошло в тебя ныне,

1830 Что, увидев все это, поник бы шайтан
И в пустыню побрел бы, тоской обуян.

Ведь во всяком деянье, что прихотям любо,
Будет польза для дьявола, для душегуба.

Лишь свершишь ты деянье по прихоти нрава,
Дьявол зубы от радости щерит слюняво.

Не болтай, что шайтан тебя мучит, поправ, —
Он посланцем своим сделал глупый твой нрав.

Что ни хочет шайтан, ты свершаешь покорно,
И во всем за шайтаном ты следуешь вздорно.

1835 Сколько есть разных дел и свершений на свете —
Все они у шайтана всегда на примете.

Дикий нрав твой он сделал державой своей:
Сотни бесов юлят и бесчинствуют в ней.

Своевольем свершаешь ты столько обманов,
Что они посрамят даже сотню шайтанов!

Если другом ты стал для подобного нрава,
То зачем же шайтана порочить неправо!»

Как-то шейх Хыркани вел с мюридом ленивым
Разговор о служенье его нерадивом. [139] Хыркани (ум. ок. 1033)—знаменитый суфийский шейх.

1840 Тот сказал: «Дьявол меры не знает проказам,
В каждом деле порочит мне душу наказом,

На молитве и то посылает мне грех,
В руки четки возьму — от него сто помех».

И муршид достославный ответил: «Несчастный!
Сам изранил ты дьявола злобой ужасной.

Он и сам на твои негодует проказы,
Лишь о злобе твоей у него и рассказы!

«Бог от века, — твердит он, — послал мне в удел
Сеять зло меж людей тьмою мерзостных дел,

1845 Наставлять их ко смутам — жестоко, всечасно,
Направлять их в пустыню порока всечасно.

Ты ж мюрида взрастил — при своей-то особе! —
Что и мне не тягаться с ним в злости и злобе.

Сколько раз подступался к смутьяну я сам —
Дай, мол, сердце твое шайтаненку отдам! .

Сколько грешников в жертву себе я ни скличу,
Глядь — забрал мой соперник их души в добычу.

Каждый помысел, что для меня и немыслим,
Без препятствий его подчиняется мыслям».

1850 Но— не хватит ли этих словес, говорю,
Нас с тобою одобрил сам бес, говорю!

Благодарствуй, о чадо коварств и обмана,
Твой наставник добился хвалы от шайтана!»

Тот сказал: «Ты поверил клеветам шайтана!
Что ни сделаю, происки в этом — шайтана».

Шейх сказал: «Твоему поведенью хвала!
Значит, вместе с шайтаном творишь ты дела!

Я задумал назначить тебе наказанье —
В виде кары лишить тебя благ послушанья.

1855 И тебе от шайтана стократ посрамленье,
И шайтану твой гнусный разврат — посрамленье!»

«Лучезарный, послушай-ка слово собрата!
Беспредельно люблю я сверкание злата.

Прикасаться к нему — для меня наслажденье,
Даже звон его в душу вселяет волненье.

Серебра или злата лишусь хоть на миг,
И тотчас же страх смерти мне в душу проник».

И воскликнул Удод: «Сколь далек ты от истин!
Жжешь клеймом свою душу ты, скуп и корыстен.

1860 Чаша алчности сердце твое опьянила,
И с лихого похмелья поникнул ты хило.

Речь такую услышишь подчас наяву,
Что разумному вряд ли под стать существу.

Людям стыд и позор от подобных отличий,
Только мыши присущ столь нелепый обычай!

Только мыши пристало в заботах и страхе
Землю рыть день за днем, пресмыкаясь во прахе.

Кто в корыстном упрямстве рыть клады горазд,
Тот и жизнь свою алчности в жертву отдаст.

1865 Мышь крадется в дома, прогрызает там дыры,
Ну а выскочит кот— и не стало проныры!

Он изловит ее, насладясь ее страхом,
В жадном рвенье единым сожрет ее махом.

Всю сожрет без остатка — до самых ушей;
И собаки ведь тоже гоняют мышей!

Или будешь змеею томиться по кладам,
Год за годом травя себя тленом и смрадом.

Только небо змею страшной карою губит:
Лишь покажется — голову сразу отрубят!

1870 Будь змеей или мышью, негодный пачкун!
Много грязи в тебе, недостойный ползун!

Если судьбы сих тварей бесславны и гадки,
И тебе не в добро будут эти ухватки!

И удел сребролюбца — в оковах томиться, —
Пьян корыстью, он в муках суровых томится!

Будет он, как невежда, упившийся всласть,
Тьму поклонов серебряным идолам класть. [140] Будет он, как невежда, упившийся всласть, Тьму поклонов серебряным идолам класть. — См. Примеч. к бейтам 827, 1049.

И от дури забудет ислам напоследок,
В преисподней окажется сам напоследок.

1875 А пока во вселенском саду он влачится,
Будет доля его тяжкой мукою длиться.

Сребролюбие сто испытаний пошлет,
А позору вовек не наступит исход!

Нет, не мышью — тебя я Каруном считаю,
Не змеею — самим Афридуном считаю! [141] Карун, Афридун — см. примеч. к бейту 891.

Все равно все оставишь, направясь к могиле, —
Что свершишь ты, и что эти люди свершили?