Алишер Навои - Язык птиц

Ты от этаких бредней очисти мозги,
От камней тяжкой кары себя береги!

1880 Если муж ты, стремись к постиженью благого,
Что ни скажешь — о нем пусть звучит твое слово.

Брось пустое! Оно тебе карой чревато,
И для жизни опасностью ярой чревато!»

Жил-был в Басре какой-то мерзавец отпетый,
Он в казне неразумья был редкой монетой. [142] Басра—город на ю.-в. Ирака.

Всё динары копил и копил он упрямо,
Превзошел он богатствами даже Хатама. [143] Динар — золотая монета. Хатам — легендарный богач, славившийся своей щедростью.

И великим стараньем дурной скопидом
Тайники понабил дополна серебром.

1885 И когда подкопил он немало уж денег,
Под землею поглубже их спрятал, мошенник.

И хоть клад у сквалыги быть очень богатым,
Деньги он и на шее носил под халатом.

Было столько у скряги сокрыто монет,
Сколько звезд сокрывает полуденный свет.

«Телу — сила в них, — часто твердил он присловье, —
Сила тела полезна душе для здоровья».

И однажды привел его жребий бродяжий
Промышлять возле берега куплей-продажей.

1890 У реки он прельстился запретной едой,
И за жадность покаран был долей худой. [144] У реки он прельстился запретной едой... — Мусульманские религиозные установления различают дозволенную и запретную пищу.

Он склонился, чтоб скверну отмыть, над водою,
А динары его повлекли за собою.

И упал прямо в реку проклятый меняла,
И динарами в воду его завлекало.

И в воде он барахтался, страхом объят,
И с надеждою ждал он, что бросят канат.

Но пока собирались спасать дурачину,
Все сильнее его увлекало в пучину.

1895 Словно якорь, тонул он, поклажей нагружен,—
Видно, золоту место — у донных жемчужин.

Серебро ему стало смертельной бедой,
Стала ноша его тайником под водой.

Вот какие несет сребролюбье напасти,
Умывай-ка ты руки от этакой страсти!

Не давай себе воли погрязнуть во сраме, —
Видишь: море тщеты бурно плещет волнами.

Вопрошающий молвил: «О в высях парящий!
Край мой раю подобен красою манящей.

1900 И деревья там — райским подобные кущам,
И конца нет ручьям, как из рая текущим.

Там живительна влага и воздух пригож,
Сытной пищей поля там усеяны сплошь.

Впору райскому саду приволья богаты,
Замок есть там высокий, а в замке — палаты,

В замке том золоченая роспись красива,
А снаружи узоры резьбы — как на диво.

Там правитель спокойствием мудрым велик,
Благолепны красой его облик и лик.

1905 Вот в каком цветнике благодать мне привычна,
Вот с каким властелином бывать мне привычно!

Без меня ему вкус угощений неведом,
Днем и ночью я друг его сну и беседам.

Эти радости кинув, лететь в вышине
Да стремиться к Симургу — пристало ли мне?»

А Удод ему: «Бредишь ты вздором ничтожным,
В речи волю даешь разговорам ничтожным.

Хоть для сердца цветник и красоты прелестны,
А для взора вода и просторы чудесны,

1910 И хоть райские кущи красою блестят,
И хоть пышные розы прекрасны стократ,

Не дано постоянства их вешним бутонам,
Не даровано вечности пышным их кронам.

Лишь весну пересилит осенняя стужа, .
Розы никнут к земле, от печали недужа.

Да и замок — лишь небо свершит оборот, —
Как влюбленное сердце, разбитый падет.

Шаха тоже возмездие рока нагонит,
Да и с трона его злой десницею стронет.

1915 У садов и питомцев их — век быстротечный,
И ни шаху, ни слугам нет радости вечной.

Кто сказал бы, простак, — где такого найдешь —
Что и ты в том саду не с колючкою схож?

Если муж ты, лети к Каф-горе, к тем вершинам,
Где дано тебе с шахом быть, вечно единым!

Во вселенском саду — от него блеск цветений,
От него—увяданье и ветер осенний.

И величие шахов — в свершеньях его,
Их паденье и гибель — в веленьях его.

1920 И дворцам созиданье дает его разум,
И в его повеленье — низвергнуть их разом».

Жил один каландар, неприкаянный, нищий,
День и ночь ему банг был единственной пищей. [145] Каландар — то же, что дервиш (см. примеч. к бейту 1822). Банг (бенг)—см. примеч. к бейту 607.

С виду — словно подвижник, а в думе сокрытой
Он мечтал о шкатулке своей ядовитой.

А накурится зелья — немели уста,
И усладой его были бред и мечта.

Как-то, много добыв той спасительной пищи,
Он тянул ее, сев на одном пепелище.

1925 И, удобно устроившись в рухнувших плитах,
Он мечтой устремился в мир помыслов скрытых.

Он увидел себя в заповедном саду,
Все, что нужно душе, там лежит на виду.

И жилище его — замок, гордый и властный,
Сам Мани расписал его кистью прекрасной.

Сам сидит он на троне, подобно Джемшиду,
И красавица с ним, солнцу равная с виду. [146] Джемшид — мифический правитель древнего Ирана, обладавший чашей, в которой отражался весь мир.

Веселится властитель, могуч и велик,
И красавица нежит его каждый шаг.

1930 Этой выдумкой тешась, в мечтах беспечален,
Он лежал среди мрачных и темных развалин.

Вдруг в углу—скорпион, он, ползя по развалам,
Ядовитым на дурня нацелился жалом.

Как хозяин, решил обойти он развал,
,И во что ни попало он жало вонзал.

И когда того дурня красотка лобзала,
В его губы вонзил скорпион свое жало.

И вскочил пустодум со стенаньем и криком,
И метаться он стал в исступлении диком.

1935 Все исчезло: и розы, и замок, и трон,
И красавица мигом пропала, как сон.

Все мечты его были и вздорны и грубы,
И смертельный укус поразил его губы.

Понял он, что во всем заблуждался глубоко,
Но ему от раскаянья не было прока.

Меж тобой и тем дурнем различия нет,
Столь же вздорный вступил тебе в голову бред.