Алишер Навои - Язык птиц

А погибнут в дороге к долине забвенья
За того, кто не ведал доныне забвенья, —

395 Это лучше, чем ста тысяч жизней тщета,
Этой смерти — бессмертье и то не чета!

Если счастье в судьбе им радетелем будет,
Если рок их вести к добродетелям будет,

Если путь их проляжет в бескрайной пустыне,
Где ни счастья, ни радостей нет и в помине,

Но дано им обресть процветающий дол,
Где бы сонм их навек единенье обрел, —

Да пребудут при шахе под благостной сенью,
Да сподобятся вечному с ним единенью,

400 Да найдут свой приют на небесном престоле
И да вступят под сень Гумаюновой воли!» [68] Гумаюн (Хумаюн) — сказочная птица, сень крыльев которой посылает всем высшую благодать; тот, кто удостоится попасть под сень крыльев названной птицы, может стать властителем, достигнуть властительного величия.

«К-эй, вожак наш! — все птицы согласно вскричали, —
Расскажи все по чину, что было вначале?

Кто султан тот — властитель над войском пернатым,
Как явился он миру, как стал он вожатым?

Кто видал его облик, деянья его?
Кто познал его суть и названья его?

Где пути его странствий? Поведай об этом!
Что подвластно приказам его и запретам?

405 Ты поверг нас в смятенье чудесным рассказом,
Тут и сто мудрецов потерять могут разум!»

«В дни иные, — поведал Удод птичьим стаям, —
На востоке был город, он звался Китаем.

Нет, не город! То был целый мир без предела,
Словно десять миров, там народу пестрело!

А страна там прекраснее райских садов,
А вода там чудеснее райских прудов!

Как-то ночью властитель всех гнезд в этом мире
Пролетал над вселенной в подоблачной шири,

410 И полет его горний пролег над Китаем —
Над страною, что схожа по прелести с раем.

Вдруг сияньем залило полночную тьму,
И народ беспредельно дивился тому.

Это шах тот перо обронил, пролетая,
И оделись в сиянье пределы Китая.

То перо было пестрым, с чудесным узором, —
Если все описать, слово будет нескорым.

И наутро народ вновь обрел свой покой,
Но дивился перу и расцветке такой.

415 То перо разожгло любопытство к узорам,
Каждый стал в рисованье умелым и спорым. [70] ...Каждый стал в рисованье умелым и спорым. — Мусульманская традиция связывает изобразительное искусство с мастерством китайских умельцев, в особенности это распространяется на изображение людей, не имевшее у народов мусульманского региона прочной традиции. См. также бейт 416.

И от этого всем им — и детям, и взрослым —
Дар был послан к художествам, к дивным ремеслам.

Был один человек там уменьем высок —
В живописном искусстве великий знаток. [71] Был один человек там уменьем высок... — Речь идет о Мани (казнен в 244 г.), уроженце Месопотамии, которого мусульманская традиция считает великим художником и связывает происхождение его самого и его искусства с Китаем.

Его имя — Мани, а пером — чудодей он,
Дар его был великою славой овеян.

Правду пишут мужи разуменья, считая
Манихейскую мудрость твореньем Китая. [72] Правду пишут мужи разуменья, считая Манихейскую мудрость твореньем Китая. — Манихейство — религиозное учение, возникшее на Ближнем Востоке в III в. Об основателе его Мани см. примеч. к бейту 417.

420 То перо и сейчас озаряет Китай,
Словно гурия светлым сиянием — рай.

Вот как было. И стало перо благодатью,
Недоступной вовеки людскому понятью.

Лишь увидят его — и утратят дар речи,
И ни слова не могут промолвить о встрече.

И никто не поведал о нем до сих пор: .
Становился невидящим видевший взор.

Все перо — из ворсинок, и нет в нем иного,
В этом свойстве, пойми, — его суть и основа.

425 Потому и несметны его проявленья,
А владельца пера неизбывны свершенья.

Пестрым краскам пера беспредельность дана,
И ведущий нас всем им нарек имена.

О путях его странствий неведомы вести,
Но повсюду он сущ — каждый миг в каждом месте.

Наша воля его повеленьям подвластна,
Ослушанье — стократною карой опасно.

Для покорных надежда — свидание с ним,
А строптивый и страхом, и мукой томим.

430 Нет страны, где такой же властитель у власти,
Жить с ним розно — сто тысяч невзгод и несчастий».

Он умолк, и, с тревогой и криком летая,
Всполошилась в волненье пернатая стая.

«Эй, вожак наш, — вся стая Удоду сказала, —
В разлучении с шахом нам жить не пристало.

Пусть он будет и нами как шах почитаем, —
Мы теперь ведь о нем уже многое знаем.

Но в неведенье мы, как в оковах, живем,
Мы в разлуке с ним в муках суровых живем.

435 Лучше смерть, чем в невежестве гибнуть всечасно,
Кто разумен, тому наше бедствие ясно.

Раз уж ты между нами назвался вожатым,
Нашей просьбе внемли, помоги ты пернатым.

Благосклонен к смиренным просителям будь,
В наших странствиях нам предводителем будь.

Мы на поиски шаха пуститься готовы, —
Со слезами восторга все птицы готовы.

Мы увидеть его одержимы желаньем,
Не отступим от поисков и не устанем.

440 Будем крыльями бить и сильней, и быстрей,
Одолеем просторы пустынь и морей.

Или путь проложить мы к желанному сможем,
Или души.и жизни за это положим!»

И сказал им Удод, радость в сердце питая:
«Ваша речь мне по сердцу, о падшая стая!

Если нам небосвод обещает подмогу,
Если все вы готовы в такую дорогу,

Я готов, сколько рвения есть у меня,
Сколько сил и умения есть у меня,