Эрнест Хемингуэй - Полное собрание рассказов

– Два здоровенных детектива, – тормозной кондуктор пожал плечами, – и не смогли справиться с одним мозгляком.

– Вы видели, как он вылезал из окна? – спросил мой отец.

– Конечно, – кивнул тормозной кондуктор. – Или я видел его, когда он бежал к забору.

– Узнали его?

– Нет. Когда увидел – нет. Как ему удалось зарезать его, док?

– Наверное, набросился на него сзади, – ответил отец.

– Интересно, где он раздобыл нож?

– Не знаю, – ответил мой отец.

– А второй бедолага. Он даже не попытался бежать.

– Не попытался.

– Этот детектив сильно его отделал. Вы видели, док?

– Да.

– Бедолага. – Пол тормозной кондуктор отмыл дочиста, и в вагон мы прошли по влажной поверхности. Потом двинулись дальше, к нашим местам в другом вагоне. Отец сел, долго молчал, и мне оставалось только догадываться, о чем он думает.

– Так вот, Джимми, – наконец нарушил он тишину.

– Да.

– И что ты теперь об этом думаешь?

– Я не знаю.

– Я тоже, – кивнул отец. – На душе погано?

– Да.

– Мне тоже. Ты испугался?

– Когда увидел кровь, – ответил я. – И когда он ударил арестованного.

– Это понятно.

– А ты испугался?

– Нет, – ответил отец. – На что похожа кровь?

Я думал с минуту.

– Она густая и гладкая.

– Да, кровь гуще воды, – кивнул отец. – И ты непременно столкнешься с этим во взрослой жизни.

– Это поговорка, и она про другое, – ответил я. – Она про семью.

– Нет, – покачал головой отец. – Кровь действительно гуще воды, но это всегда неожиданно. Вспоминаю тот случай, когда впервые это выяснил.

– И как?

– Я почувствовал, что мои ботинки полны ею. Густой и теплой. Все равно что вода в сапогах, когда мы охотимся на уток, только теплая, густая и обволакивающая.

– Когда это случилось?

– Очень давно, – ответил отец.

Когда мы собрались ложиться, отец сказал, что я могу занять нижнюю полку, потому что рано утром мне, возможно, захочется посмотреть в окно. Он добавил, что ему все равно, какая полка достанется ему, и пока он ложиться спать не собирается. Я разделся и сложил одежду в сетку, надел пижаму и забрался в постель. Выключил свет и поднял шторку, но мне становилось холодно, если я садился и выглядывал в окно, а лежа я ничего не видел. Отец вытащил чемодан из-под моей полки, открыл его, достал пижаму и положил на верхнюю полку, потом достал книгу, бутылку и наполнил фляжку.

– Включи свет, – предложил я.

– Нет, – ответил он. – Мне свет не нужен. Тебе хочется спать, Джим?

– Пожалуй.

– Тогда спи. – Он закрыл чемодан и задвинул под полку. – Ты выставил ботинки в коридор?

– Нет. – Они лежали в сетке, и мне пришлось бы вставать, чтобы взять их, но он сам их нашел и выставил в коридор. Потом задернул портьеру.

– Вы не собираетесь спать, сэр? – спросил проводник.

– Нет, – ответил мой отец. – Я собираюсь немного почитать в умывальной.

– Да, сэр, – услышал я голос проводника. Я нежился, лежа между двух простыней под толстым одеялом в темноте купе. И за окном тоже царила темнота. Из-под нижнего края шторки чуть поддувал холодный воздух. Зеленая портьера, застегнутая на кнопки, полностью отсекала свет в коридоре, вагон плавно покачивался, поезд мчался, изредка раздавался паровозный гудок. Я заснул, а когда проснулся и выглянул в окно, двигались мы очень медленно, пересекая большую реку. От воды отражались огни фонарей, железные фермы моста скользили мимо у самого окна, а мой отец забирался на верхнюю полку.

– Ты проснулся, Джимми?

– Да. Где мы?

– Въезжаем в Канаду, – ответил он. – Но утром уже выедем из нее.

Я вновь посмотрел в окно, чтобы увидеть Канаду, но разглядел только сортировочную станцию и товарные вагоны. Поезд стоял, и двое мужчин прошли вдоль вагона с фонарями, время от времени останавливаясь и стуча молотками по колесам. Я ничего не видел, кроме этих мужчин, которые останавливались, приседали, стучали и шли дальше, и товарных вагонов на соседних путях, и снова забрался в постель.

– Где мы сейчас в Канаде? – спросил я.

– В Виндзоре, – ответил отец. – Спокойной ночи, Джим.

Проснувшись утром и выглянув в окно, я увидел, что мы едем по прекрасной местности, очень напоминающей Мичиган, только холмы прибавили в высоте, а деревья уже окрасились в осенние цвета. Я полностью оделся, за исключением обуви, сунул руку под портьеру, отделявшую купе от коридора, нащупал ботинки, подтянул к себе. Надел их, начищенные до блеска, расстегнул кнопки портьеры, вышел в коридор. Увидел, что в других купе портьеры закрыты на кнопки, то есть все еще спали. Я подошел к умывальной, заглянул в нее. Проводник-ниггер спал в углу на кожаном диванчике. Фуражку надвинул на глаза, а ноги лежали на стуле. Рот приоткрыт, голова чуть откинута назад, сцепленные руки застыли на животе. Я прошел в конец вагона и выглянул на площадку, но там было ветрено, несся пепел, и свободного сиденья не нашлось. Я вернулся к умывальной, осторожно вошел, чтобы не разбудить проводника, и сел у окна. Ранним утром умывальная пахла, как бронзовая плевательница. Мне хотелось есть, я смотрел в окно на осеннюю природу и наблюдал за спящим проводником. Это, должно быть, рай для охотника. Я видел и холмы, заросшие кустами, и густые леса, и ухоженные фермы, и хорошие дороги. Местность эта отличалась от Мичигана. Мы ехали и ехали, а окрестности совершенно не менялись. В Мичигане местность более контрастная. Не было здесь ни болот, ни сгоревших участков леса. Казалось, у этой земли один хозяин, и он тщательно ухаживает за своими владениями, и выглядят они прекрасно – с буками и кленами в осеннем раскрасе и множеством крупноплодных дубов с цветными листьями. И с кустами, оплетенными ярко-красными листьями сумаха. Здесь наверняка в изобилии водились кролики и олени, и я попытался отыскать глазами какую-нибудь дичь, но ехали мы для этого слишком быстро. Да и птиц мог разглядеть только тех, что летали. Увидел ястреба, охотящегося над полем, потом еще одного. Увидел дятлов, летящих вдоль опушки, и решил, что они направляются на юг. Дважды видел голубых соек, но поезд – не лучшее место для наблюдения за птицами. Все, что ты видишь перед собой, тут же пробегает перед глазами, ни на мгновение не замирая на месте. Мы миновали ферму с длинным лугом, на котором кормилась стая крикливых зуйков. Три взлетели, когда поезд проезжал мимо, и закружили над лесом, но остальные продолжали свое занятие. Железная дорога выгнулась широкой дугой, и я видел другие вагоны, находившиеся ближе к паровозу, и сам паровоз, ведущие колеса которого быстро-быстро вращались, и долину реки далеко внизу, и тут оглянулся и обнаружил, что проводник смотрит на меня.

– И что ты там увидел? – спросил он.