Эрнест Хемингуэй - Полное собрание рассказов

– У меня «Флит» на ногах, – пожаловалась девушка. – Без «Флита» они гораздо лучше.

– Они и с «Флитом» очаровательные. Надави сильнее.

– Я не хочу столкнуть тебя со стула.

– Ладно. Этого достаточно.

– Ты никогда не чувствовал себя лучше, чем теперь, так?

– Так, – искренне ответил Роджер.

– Нам не обязательно идти в кино?

– Нет, только если ты очень захочешь.

– Тогда давай вернемся в наш домик, а завтра уедем рано-рано.

– Отлично.

Они заплатили вдове, взяли с собой еще две бутылки холодного пива «Регал», которые вдова поставила в бумажный пакет, поехали к домикам и припарковали автомобиль между своим и соседним.

– Автомобиль к нам привык, – заметила девушка, когда они вошли в домик.

– Так лучше.

– Я поначалу немного его стеснялась, но теперь чувствую, что он из нашей компании.

– Это хороший автомобиль.

– Ты думаешь, мужчина был в шоке?

– Нет. Ревновал.

– Не слишком ли он стар, чтобы ревновать?

– Возможно. А может, он просто радовался за нас.

– Давай не думать о нем.

– Я о нем и не думал.

– Этот автомобиль будет нас защищать. Он уже наш хороший друг. Ты обратил внимание, как он тепло к нам относился, когда мы возвращались от вдовы?

– Я заметил разницу.

– Давай не зажигать света.

– Хорошо, – кивнул Роджер. – Я приму душ, или ты хочешь первой?

– Нет. Ты.

Потом, лежа в постели, он слышал, как она моется, потом вытирается, и, наконец, она пришла, очень быстрая, тонкая, прохладная и восхитительная на ощупь.

– Моя любимая. Моя истинно любимая.

– Ты рад, что я твоя?

– Да, моя дорогая.

– И все действительно хорошо?

– Все чудесно.

– Мы можем это делать и по всей стране, и по всему миру.

– Сейчас мы здесь.

– Ладно. Мы здесь. Здесь. Где мы сейчас. Здесь. Ох, как хорошо, прекрасно, здорово здесь в темноте. Как здесь прекрасно и удивительно. Так здорово в темноте. В прекрасной темноте. Пожалуйста, услышь меня здесь. Ох, очень мягко здесь, очень мягко, пожалуйста, осторожно. Пожалуйста, пожалуйста, очень осторожно. Спасибо тебе, осторожно, ох, в прекрасной темноте.

В темноте, под прохладным ветерком, продувающим комнату, она прошептала:

– Теперь ты счастлив и любишь меня.

– Теперь я счастлив и люблю тебя.

– Тебе не обязательно это повторять. Теперь это правда.

– Я знаю. Я ужасно медлительный, так?

– Немного.

– Я ужасно рад, что люблю тебя.

– Видишь? Это нетрудно.

– Я действительно тебя люблю.

– Я думала, может, полюбишь. То есть надеялась, что полюбишь.

– Я люблю. – Он крепко прижимал ее к себе. – Я действительно тебя люблю. Ты слышишь?

Он говорил правду, и это очень его удивило, особенно когда он осознал, что утром ничего не изменилось.

Они не уехали следующим утром. Елена спала, когда Роджер, проснувшись наблюдал за ней: волосы, рассыпавшиеся по подушке, оголили шею, сместившись по большей части на одну сторону, загорелое лицо, глаза и губы, еще более прекрасные, чем при разговоре. Он заметил, что веки бледнее, чем лицо, и ресницы длинные, и губы нежные, спокойные, как у спящего ребенка, и груди обтягивает простыня, которой она накрылась ночью. Он подумал, что не стоит ее будить, испугался, что она проснется от поцелуя, поэтому оделся и пошел в городок, опустошенный, и голодный, и счастливый, улыбаясь запахам раннего утра, слыша и видя птиц, полной грудью вдыхая прохладный воздух, который ветер приносил с Мексиканского залива. Предпочтение отдал другому ресторану, который находился в квартале от «Зеленого фонаря». На самом же деле – бару. Сел на высокий табурет у стойки и заказал кофе с молоком и сэндвич с жареной ветчиной и яичницей-глазуньей на ржаном хлебе. На прилавке лежал полуночный выпуск «Майами герольд», оставленный каким-то водителем грузовика, и он читал о военном мятеже в Испании, пока ел сэндвич и пил кофе. Почувствовал, как желток впитывается в хлеб, когда откусил кусок хлеба с яичницей, ветчиной и кусочком соленого огурца. Вдохнул их запах, а потом утренний аромат кофе, когда поднес чашку ко рту.

– Проблем у них там предостаточно, не правда ли? – обратился к нему мужчина за стойкой. Пожилой, с загорелым лицом и мертвенно-белой, с веснушками кожей ниже внутренней ленты шляпы. Роджер отметил тонкогубый, злой рот и очки в стальной оправе.

– Предостаточно, – согласился Роджер.

– Все эти европейские страны одинаковые, – продолжил мужчина. – Одна беда сменяет другую.

– Я выпью еще чашку кофе. – Первая остыла, пока он читал газету.

– Когда они доберутся до сути, то найдут там папу, – мужчина налил кофе в чашку, рядом поставил молочник.

Роджер с интересом смотрел на него, добавляя молоко в кофе.

– За всем стоят три человека, – доверительно сообщил мужчина. – Папа, Герберт Гувер [182] Гувер, Герберт Кларк (1874–1964) – 31-й президент США с 1929 по 1933 г., от Республиканской партии. и Франклин Делано Рузвельт.

Роджер расслабился. Мужчина принялся объяснять пересекающиеся интересы этой троицы, и Роджер радостно слушал. Америка – удивительное место, думал он. Какой смысл покупать экземпляр «Бувар и Пекюше» [183] «Бувар и Пекюше» – незаконченный сатирический роман Гюстава Флобера, опубликованный в 1881 г., после смерти писателя. , если можно получить всю информацию бесплатно за завтраком. Газеты – совсем другое, подумал он. Так что лучше послушать.

– А как же евреи? – наконец спросил он. – Или они не при делах?

– Евреи – в прошлом, – заверил его мужчина за стойкой. – Генри Форд вывел их из игры, когда опубликовал «Протоколы сионских мудрецов».

– Вы думаете, с ними покончено?

– В этом нет сомнений, дорогой мой, – кивнул мужчина. – Они – пройденный этап.

– Это меня удивляет, – признался Роджер.

– Позвольте мне вам кое-что сказать. – Мужчина наклонился вперед. – Придет день, когда старина Генри точно так же выведет из игры папу. Подомнет под себя, как подмял Уолл-стрит.

– Уолл-стрит у него в кармане?

– Не то слово, – ответил мужчина. – С ними покончено.

– Генри, видать, силен.

– Генри? Это вы правильно сказали. Генри – это голова.

– А как насчет Гитлера?

– Гитлер – человек слова.

– Что скажете о русских?

– Вы знали, кого спросить. Пусть русский медведь топчется на своем дворе.

– Что ж, это многое разрешит. – Роджер слез с высокого стула.

– Все идет как надо. – Мужчина за стойкой широко улыбнулся. – Я оптимист. Как только старина Генри разберется с папой, он задавит и остальных.

– Какие газеты вы читаете?

– Разные, – ответил мужчина. – Но политические взгляды я формирую не посредством газетных статей. Сам размышляю.

– Сколько я вам должен?

– Пятьдесят пять центов.

– Спасибо вам за первоклассный завтрак.