Эрнест Хемингуэй - Полное собрание рассказов

– Приходите еще, – ответил мужчина и взял газету, которую Роджер положил на стойку. Роджер подумал, что тот, возможно, захочет еще над чем-то подумать.

Сам он зашагал обратно к туристическим домикам, по дороге купил в аптечном магазине «Майами герольд». Также приобрел бритвенные лезвия, тюбик ментолового крема для бритья, упаковку жевательной резинки «Дентин», бутылочку «Листерина», ополаскивателя для рта, и будильник.

Подойдя к домику, осторожно открыл дверь и поставил пакет на стол рядом с термосом для льда, эмалированными кружками и пакетом из коричневой бумаги с бутылками «Уайт Рок». Елена по-прежнему спала. Он сел на стул, читал газету и наблюдал, как она спит. Солнце поднялось достаточно высоко, чтобы не светить ей в лицо, ветерок задувал в окно, и она спала мирно.

Роджер читал газету, стараясь из разных сообщений составить цельную картину и понять, что в действительности происходит. Пусть себе спит, подумал он. Теперь каждый день надо проживать, как последний, и брать от него все, что только можно, потому что все уже началось. Началось раньше, чем он предполагал. Пока не надо туда ехать, рассуждал он, и мы сможем побыть вместе. Или все закончится сразу, и правительство подавит мятеж, или на это уйдет много времени. Если бы я не провел эти два месяца с мальчиками, я бы сейчас был там. Но я предпочел провести это время с детьми, думал он. И сейчас ехать туда уже поздно. Все, вероятно, закончится до того, как я туда доберусь. В любом случае нас еще многое ожидает. Столько всего, что хватит до конца наших жизней. Много чего. Чертовски много. Я провел прекрасное лето с Томом и детьми, а теперь у меня такая девушка. Посмотрим, как долго будет молчать моя совесть. Когда придет время, я уеду, но пока волноваться об этом не буду. Не вижу другого выхода, как полного их уничтожения, и здесь, и там, и везде. Не вижу другого выхода, думал он. Во всяком случае, для нас. Но возможно, они смогут быстро выиграть первый бой, думал он, и тогда мне не придется в нем участвовать.

Все произошло как он и ожидал, он знал, что так будет, чувствовал это той осенью, которую провел в Мадриде, а теперь уже пытался найти предлог, чтобы не ехать туда. Время, проведенное с детьми, это весомый довод, и он знал, что пока в Испании ничего не происходило. Но теперь произошло, и что он делал? Убеждал себя, что ехать туда ему пока ни к чему. Все должно закончиться до того, как он доберется туда, думал он. Так что времени ему хватит.

Удерживали его и другие причины, которые до конца он понять еще не мог. Помимо силы в нем развивалась и слабость, точно так же, как на поверхности ледника под покровом снега появляются трещины, а если это сравнение кажется слишком помпезным, как между мышечными волокнами возникали жировые прослойки. Эта слабость составляла часть его силы, если только не начинала доминировать. Пока она пряталась, и он не очень-то ее понимал и не знал, как использовать. Он, правда, отдавал себе отчет, что должен поехать и отдать все, на что способен, борьбе, если уж она начнется, и при этом находил все новые и новые доводы, почему ехать ему не обязательно.

Они менялись, не отличаясь разве что отсутствием убедительности, за исключением одного: он должен заработать денег на содержание детей и их матерей и должен написать что-то пристойное, чтобы заработать эти деньги, иначе совесть замучает его. Я знаю шесть хороших историй, думал он, и я собираюсь изложить их на бумаге. Их надо написать, и я должен их написать, чтобы возместить ущерб от этого распутства на побережье. Даже если я смогу написать четыре из шести, это позволит мне примириться с совестью и расплатиться за это распутство; к черту распутство, это даже не распутство, словно тебя попросили нацедить спермы в пробирку, чтобы потом использовать ее для искусственного осеменения. Ты идешь в офис, чтобы нацедить, и секретарша тебе в этом помогает. Не забывай. К черту эти секс-символы. Он имел в виду то, как если бы взял деньги за свою не самую лучшую писанину. Это – ад. Говно. Гусиное говно. Получается, чтобы расплатиться за содеянное, ему надо побыть одному и восстановить свое уважение к писательству, написав что-то настолько хорошее, чего раньше никогда не писал. Сказать легко, подумал он. А вот как сделать?

Но в любом случае, если я напишу четыре настолько хороших, насколько это возможно, истории; таких, какими их создал бы Бог в один из своих удачных дней (привет, Бог. Привет, везунчик. Рад слышать, что у тебя так хорошо все получается), тогда я буду честен перед самим собой, а если этот ублюдок Николсон сможет продать две из четырех, тогда детям хватит на все, пока мы будем в отъезде. Мы? Конечно. Мы. Или ты не помнишь о нас? Как маленькие хрюшки всегда мы, мы что дома, что вне дома. Дом. Смех да и только. Нет никакого дома. Конечно же, есть. Это дом. Все это. Этот домик. Этот автомобиль. Эти вчера еще чистые простыни. «Зеленый фонарь», и вдова, и пиво «Регал». Аптечный магазин и ветер с Залива. Этот безумец за стойкой и сэндвич на ржаном хлебе с ветчиной и яичницей-глазуньей. Два, пожалуйста. Один с луком. Заправьте бак и проверьте уровень воды и масла, пожалуйста. И вас не затруднит проверить давление в шинах? Шипение сжатого воздуха, все сносно и бесплатно. Это тоже дом вместе с бетонным полом в пятнах масла, резиновыми покрышками, стертыми бесконечными дорогами, площадками отдыха с туалетом, бутылками колы в красных торговых автоматах. Разделительная линия на автострадах – пограничная полоса дома.

Ты начинаешь думать, как один из этих бытописателей бескрайних просторов Америки, сказал он себе. Берегись этого. Лучше чего-нибудь выпей. Смотри на свою спящую девушку и помни: домом будет то место, где людям не хватает еды. Домом будет то место, где людей угнетают. Домом будет то место, где зло набрало силу и с ним надо бороться. Домом будет то место, куда тебе предстоит отправиться.

Но пока я отправляться туда не должен, думал он. У него были причины отложить поездку. Нет, пока ты ехать не должен, говорила его совесть. И я смогу написать эти истории, сказал он себе. Да, ты можешь написать их, и они должны быть настолько хорошими, насколько ты можешь сделать их таковыми. Хорошо, совесть, подумал он. С этим мы разобрались. Раз уж все так складывается, мне лучше не мешать ей спать. Пусть спит, согласилась совесть. И ты старайся хорошенько о ней заботиться. И не просто старайся. Ты хорошенько заботься о ней. Насколько смогу, заверил он совесть. И я напишу как минимум четыре хорошие истории. Они должны быть хорошими, заявила совесть. Обязательно будут, ответил он. Они будут лучшими.

Пообещав и приняв решение, он достал карандаш и потрепанный блокнот, заточил карандаш и начал писать одну из историй, пока девушка спала. Нет. Он налил в одну из эмалированных кружек полтора дюйма виски, открутил крышку термоса, сунул руку в холод, нащупал кусок льда и положил в кружку. Открыл бутылку «Уайт Рок», налил и выпил, прежде помешав пальцем.