У Цзин-цзы - Неофициальная история конфуцианцев

И братья отправились к торговцу Лину. У ворот его дома они услышали какие-то крики. Это ссорились две женщины, нанятые в деревне, с которыми хозяин уже успел вступить в связь. В Ухэ к этому привыкли: хозяева часто спали со своими служанками. Когда кто-нибудь рассказывал о таких связях, все начинали весело хохотать, зажмурив глаза от удовольствия и не испытывая ни малейшего стыда.

А в доме Лина произошло следующее: обе служанки завидовали друг другу и ревновали хозяина. Каждой казалось, что хозяин дал другой больше денег. На этой почве они и затеяли перебранку. Кто-то со стороны крикнул, что служанки путались и с приказчиком. Приказчик тоже вступил в перепалку. Все чашки, склянки, тарелки в кухне были разбиты вдребезги. Разбушевавшиеся служанки перевернули даже ванну, приготовленную для гостей.

Братьям не только не пришлось выпить вина, но даже выкупаться не удалось. Они долго успокаивали скандалисток и хозяина и наконец раскланялись. Смущенный хозяин приносил тысячу извинений и пообещал пригласить их как-нибудь в другой раз.

Простившись с Лином, братья отправились к Юю, но двери его дома оказались уже запертыми — пирушка кончилась.

— Что ж, придется, видно, пить собственное вино, — вздохнул старший Юй, и оба брата весело рассмеялись. Вернувшись домой, они приказали подать вино. Но оказалось, что жены уже выпили их вино и съели все кушанья. На столе валялась пустая фляга, в беспорядке громоздились пустые тарелки.

— Сегодня в трех местах было вино, и ни в одном нам не посчастливилось его отведать. Вот уж правду говорят: «Больше того, что тебе предопределено судьбой, не получишь».

Пришлось довольствоваться холодной закуской и несколькими чашками чая. Братья посмеялись над своей неудачей и отправились спать. Во. время четвертой стражи у ворот раздался громкий крик. Братья проснулись и в тревоге бросились к окну. За ним было красным-красно — напротив бушевал пожар. Братья торопливо оделись и, выскочив наружу, стали звать соседей, чтобы те помогли перенести гробы родителей на улицу. Пожар сжег оба их дома, но к рассвету стих. Гробы остались стоять на улице: считалось, что если вытащенный наружу гроб снова внести в дом, то семья обязательно обеднеет. Поэтому все знакомые и родственники стали советовать братьям снести гробы на кладбище и, выбрав подходящий день, похоронить. Но старший Юй был против этого.

— Чтобы похоронить родителей, положено сначала обратиться в храм, устроить жертвоприношение, проститься с душами родителей и пригласить всех родных и друзей, — сказал он брату. — Разве в таком деле можно торопиться? По-моему, гробы надо снова внести в средний зал, не торопясь выбрать день и тогда уж устраивать похороны.

— К чему попусту тратить слова? Если и умрем в бедности, значит, так нам на роду написано.

Братья не стали больше никого слушать, позвали людей и внесли гробы в центральный зал. Только когда Чжан Юнь-фын выбрал день, гробы предали земле со всеми положенными почестями. На похоронах собрались люди со всего уезда. Приехал и тяньчанский Ду со своими друзьями. По городу поползли слухи, будто братья Юй совсем лишились ума, если позволили себе такое пагубное дело.

А в дальнейшем произошло то, о чем говорят такие слова;

Но об этом мы узнаем из следующей главы.

После похорон родителей старший Юй, посоветовавшись с братом, решил ехать в Нанкин, чтобы отблагодарить Ду Шао-цина да заодно попытаться найти место учителя, так как все деньги были истрачены. Он простился с братом, собрал свои пожитки и, переправившись через Янцзы, добрался до дома Ду Шао-цина. Хозяин засыпал его вопросами, и старший Юй рассказал ему обо всем подробно. Ду Шао-цин слушал и тяжело вздыхал. Во время их беседы слуга доложил, что пришел с визитом господин Тан из Ичжэна. Старший Юй поинтересовался, кто это такой.

— Тот самый человек, что предлагал вам место учителя, — напомнил Ду Шао-цин. — Вам не мешает встретиться с ним.

Войдя в комнату, воевода Тан поклонился и сказал:

— Господин Шао-цин, когда я встретил вас в доме уважаемого доктора Юя, я невольно почувствовал, как в вашем присутствии все мелочи жизни отошли на задний план. Мне казалось тогда, будто я поднялся на небо. Позднее я все время мечтал встретиться с вами. А как фамилия почтенного господина?

— Это мой двоюродный брат Юй Ю-да. Вы в прошлом году договаривались с ним об учительстве.

— Какая неожиданная и радостная встреча с мудрейшим из мужей! — обрадовался Тан и поклонился еще раз.

— Почтенный господин имеет заслуги перед страной, но сейчас в платке отшельника удалился в свой дом и умалчивает о своих достоинствах. В вас живет дух знаменитых полководцев древности! — проговорил старший Юй.

— Меня вынудили к этому обстоятельства. Вспоминая сейчас о прошлом, я вижу, что отдавал все свои силы службе, но, несмотря на это, не смог отблагодарить двор, только породил недовольство в сердцах чиновников. Однако раскаиваться сейчас поздно! — вздохнул Тан.

— При дворе и в народе о вас совсем другого мнения, так что вам, уважаемый господин, не надо слишком скромничать, — заметил Юй.

— По какому делу вы приехали сюда, уважаемый дядя? Где сейчас остановились? — спросил Ду Шао-цин.

— Я бездельничал дома, и вдруг меня потянуло сюда, захотелось встретиться с мудрыми мужами, — ответил Тан. — Остановился я в храме Чэнэньсы. Хочу сходить с визитом к доктору Юю, мудрому Чжуан Шао-гуану и его племяннику.

После чая Тан раскланялся, и Ду Шао-цин вместе с Юем проводили его до паланкина. Старший Юй временно поселился у Ду Шао-цина.

Тем временем воевода Тан отправился в Государственное училище повидать доктора Юя, но не застал его и, оставив свою визитную карточку, пошел к мосту Бэймыньцяо навестить Чжуан Чжо-цзяна. Едва взглянув на визитную карточку, хозяин приказал немедленно просить гостя в дом. Воевода Тан вышел из паланкина и направился в зал, где его встретил сам хозяин. Они раскланялись и сели. Потекла легкая непринужденная беседа. Тан сказал, что он собирался навестить Чжуан Шао-гуана.

— Дядя как раз у меня в гостях. Почему бы его не пригласить сюда? — проговорил Чжуан Чжо-цзян.

— Это было бы замечательно! — обрадовался Тан.

Хозяин послал слугу к дяде. Скоро тот вышел, раскланялся с воеводой и сел. Когда они выпили по чашке чая, Чжуан Шао-гуан сказал: