У Цзин-цзы - Неофициальная история конфуцианцев

— Поступить на службу и не стать большим чиновником! Нет, лучше уж совсем не служить! — заметил письмоводитель Цинь.

Оставив без ответа его замечание, письмоводитель Вань обратился к У Чжэн-цзы и Чи Хэн-шаню:

— Вы, господа, обладаете огромными талантами, но вас до сих пор еще не оценили, однако в будущем вы добьетесь высокого положения. Недаром говорят, что большие таланты проявляются поздно. А о моем поступлении на службу говорить нечего, так как на эту должность назначают лишь тех, кто выдерживает экзамен.

— Мы полны невежества. Можно ли сравнивать наши способности с вашим огромным дарованием? — заметил Чи Хэн-шань.

— Господин Гао — ваш побратим. Трудно сказать, кто из вас в будущем будет старшим, а кто младшим братом [266] То есть кто будет занимать более высокий пост. , — промолвил У Чжэн-цзы.

В это время вошел слуга и доложил о том, что обед подан в западном зале.

— Сначала отведаем моего скромного угощения, а потом поговорим, — предложил ханьлинь Гао.

Гости прошли в западный зал. После трапезы хозяин приказал слуге открыть ворота в сад и пригласил туда гостей. Все вышли через полукруглые двери, расположенные в правой части зала, и очутились перед длинной белой стеной. У края стены находилась небольшая калитка, от нее к востоку сбегала вниз мощеная дорожка. Спустившись по каменным ступеням, гости оказались в садике, где росли орхидеи. Они только что начали распускаться, так как погода стояла очень теплая. Впереди виднелась искусственная горка и каменный экран. Вершину горки венчала миниатюрная беседка, которая могла вместить человека четыре. Сбоку от экрана стояли два бочкообразных фарфоровых сиденья, а за экраном стеной разросся бамбук. Между стволами проглядывала низкая красная изгородь, огораживающая садик с еще не распустившимися пионами.

Ханьлинь Гао и письмоводитель Вань, держа друг друга за руки и тихо разговаривая, поднялись в беседку. Цензор Ши и письмоводитель Цинь уселись возле каменного экрана, а Чи Хэн-шань и У Чжэн-цзы, прогуливаясь по бамбуковой роще, вышли к изгороди, за которой виднелись пионы.

— Сад довольно чистенький, но мало деревьев, — заметил Чи Хэн-шань.

— Недаром раньше говорили: «Беседки и озера подобны титулам: придет удача, и они появятся; деревья же подобны репутации; если о них все время не заботиться, они не вырастут».

В это время ханьлинь Гао и письмоводитель Вань вышли из беседки и тоже спустились к саду.

— В прошлом году у Чжуан Чжо-цзяна я видел стихи «Алые пионы», написанные господином У. Сейчас как раз наступило время их цветения, — проговорил Гао.

Вдоволь нагулявшись, хозяин и гости снова вернулись в западный зал, где слуга обнес их чаем с фруктовыми ломтиками.

— Уважаемый господин, — обратился Чи Хэн-шань к письмоводителю Ваню, — у вас в провинции живет мой друг из Чучжоу. Мне хотелось бы знать, приходилось ли вам встречаться с ним?

— Чучжоу знаменит только господином Ма Чунь-шаном, но у меня есть там еще несколько ученых друзей. Кого вы имеете в виду?

— Я говорю как раз о господине Ма Чунь-шане, — ответил Чи Хэн-шань.

— Как не знать! Ведь он приходится мне названым братом. Сейчас он в столице. Я не сомневаюсь, его ждет там удача, — сказал Вань.

— Он до сего времени не сдавал экзамены на вторую степень, что же ему делать в столице? — быстро спросил У Чжэн-Цзы.

— Он отслужил положенный трехгодичный срок, установленный для инспекторов просвещения, и его выдвинули за благонравие и добропорядочность. Поездка в столицу — это дорога к почестям и славе, а поэтому я уверен, что его ждет удача.

— Нельзя достичь истинного успеха, нарушая установленный порядок. Пусть человек обладает безупречным поведением, но он все равно должен делать карьеру через экзамены, — заметил цензор Ши, который сидел в стороне.

— В прошлом году, когда он приехал ко мне, я обратил внимание на его познания в области экзаменационных сочинений. Я даже и не предполагал, что он только сюцай. Отсюда ясно, что экзаменационные сочинения не могут служить критерием для оценки знаний, — возразил Чи Хэн-шань.

— Вы ошибаетесь, господин Чи, — вмешался ханьлинь Гао. — Вот уже двести лет как существует наша династия. За это время лишь одно осталось неизменным: степени чжуанюаня и цзюйжэня даются лишь достойным. Работы Ма Чунь-шана красивы лишь внешне, а на самом деле он совершенно неспособен постичь глубокого смысла, который заложен в заданной теме. Если бы он даже триста лет ходил в сюцаях и раз двести занимал первое место на экзаменах в провинции, он и тогда оказался бы негодным для столичных экзаменов.

— А разве на провинциальных и столичных экзаменах по-разному оценивают работы? — спросил У Чжэн-цзы.

— А как же! Тот, кто прошел провинциальные экзамены, не может не выдержать столичные. Вот почему до тех пор, пока мне не улыбнулось счастье, я всем сердцем стремился узнать все, что касалось столичных экзаменов, вплоть до мельчайших подробностей. А на провинциальных экзаменах достаточно получить и третью степень.

— Все жители нашей провинции глубоко осмыслили ваше экзаменационное сочинение, удостоенное первой степени, — заметил письмоводитель Вань.

— Уважаемый господин, слово «осмыслить» — это золотая стрелка, указывающая верный путь на экзаменах. У меня в трех моих сочинениях на провинциальных экзаменах не было ни одной выдуманной фразы, каждый иероглиф имел свою историю. Вот почему мне улыбнулось счастье. Ну, а без продумывания и сам Конфуций не сдаст экзаменов. Этот господин Ма всю жизнь толковал о непринятых работах, а если бы он понимал, что значит слово «осмыслить», то сейчас наверняка был бы самым крупным чиновником.

— Своими рассуждениями вы указываете путь к знаниям для грядущих поколений. Однако Второй господин Ма, несомненно, старый ученый. Когда я был у друга в Янчжоу, я видел его работу «Весна и Осень». Она имеет стройную композицию, — заметил письмоводитель Вань.

— Никогда не говорите об этом! — воскликнул Гао. — Что бы вы поняли это, я расскажу вам об одном господине по фамилии Чжуан. Его в свое время приглашали служить при дворе, но он предпочел отказаться и сейчас, запершись у себя дома, комментирует Книгу Перемен. Как-то один его друг услышал от него такие слова: «Ма Чунь-шан знает, как идти вперед, но не знает, как отступать. Он мелкий человек, стоящий на самой вершине, с которой всегда можно сорваться». Хотя про господина Ма нельзя сказать, что он поднялся на самую вершину, но, поверьте, смешно, когда при толковании канонов ссылаются на ныне здравствующего сюцая.

— Этот господин Чжуан просто посмеялся над господином Ма, — заметил У Чжэн-цзы. — Но если утверждать, что на современников нельзя ссылаться, почему же Вэнь-ван и Чжоу-гун ссылались на Вэй-цзы и Цзи-цзы? Почему Конфуций ссылался на Янь-цзы? [267] Вэнь-ван — князь государства Инь. Чжоу-гун — князь государства Чжоу. Вэй-цзы — родственник иньского князя, перешедший на сторону государства Чжоу. Цзи-цзы — вельможа государства Инь. Янь-цзы (или Янь Хуэй) — любимый ученик Конфуция.