У Цзин-цзы - Неофициальная история конфуцианцев

Расшатав ворота, Фын Четвертый вошел в зал и, подперев спиной колонну здания, закричал:

— А ну, кому жизнь дорога, убирайтесь отсюда, да живей!

Он обхватил руками столб и наклонился. Отделившись от земли, столб накренился, и половина карниза обрушилась. Посыпались камни, черепица, пыль поднялась облаком. К счастью, приказчики успели выбежать, и поэтому никого не задело.

В это время на улице услышали грохот рушившегося дома, и у ворот собралась толпа. Бородатому Мао пришлось тоже покинуть дом. А Фын Четвертый, седой от осыпавшейся известки, разошелся вовсю. Он подошел к складу, где хранились заложенные вещи, и уже взялся было за очередной столб, подпиравший крышу, но тут все бросились к нему и стали молить о пощаде.

Бородатый Мао признал свою вину, согласился возвратить деньги вместе с процентами, лишь бы Фын Четвертый не ломал дома.

— Как бы ни велико было твое логово, мошенник, — рассмеялся Фын, — я все равно сровнял бы его с землей! Ты не успел бы даже пообедать, как твой дом превратился бы в кучу обломков!

В это время подошли Цинь Хвастун и Чэнь Чжэн-гун и уселись на землю около пострадавшего здания.

— Во всем этом виноват, конечно, один Мао, — проговорил Цинь Хвастун. — Он думал, что посредника нет, расписки нет, следовательно, нельзя возбудить судебного дела или подать жалобу. Он надеялся одурачить человека! Но недаром говорят: «Не страшен обедневший кредитор, а страшен настойчивый дебитор». Хорошо, что здесь оказался Четвертый брат Фын, теперь-то обманщик никуда не денется!

Ничего не поделаешь, пришлось Бородатому Мао заплатить долг и проценты. На этом дело и кончилось.

Получив деньги, Чэнь Чжэн-гун проводил Циня Хвастуна и Фына Четвертого до лодки. Когда они умылись, Чэнь вытащил сто лянов, завернутых в два пакета, и протянул их Фыну Четвертому в знак благодарности.

— Это дело доставило мне удовольствие. Чего же вам меня благодарить! — засмеялся Фын. — Я возьму пятьдесят лянов в погашение долга, а остальные пятьдесят возьмите себе.

Чэнь Чжэн-гун рассыпался в благодарностях и взял деньги. Простившись с Фыном и Цинем Хвастуном, он сел в лодку и уехал.

Разговаривая и смеясь, Фын Четвертый и Цинь Хвастун доплыли до Нанкина и разъехались по своим домам. Через два дня Фын Четвертый отправился в переулок Яньчжисян к письмоводителю Циню, но слуги сказали ему:

— В последние дни наш хозяин вместе с господином Чэнем Четвертым из Тайпинской области все время проводит в кутежах у Чжана из дома Приезжих Гостей и совсем не приходит домой.

Встретив после этого Циня, Фын Четвертый посоветовал ему не заниматься такими делами. Как раз в это время из столицы приехал человек с письмом, в котором говорилось, что скоро Цинь должен получить назначение на вакантную должность. Обрадованный письмоводитель собрал вещи и отправился в Пекин. В доме Приезжих Гостей остался один господин Чэнь Четвертый.

А дальше произошло то, о чем говорится в словах:

Но о том, что представлял собою дом Приезжих Гостей, мы узнаем из следующей главы.

Все двенадцать веселых заведений в Нанкине своими парадными воротами выходили на мост Удинцяо, а задними — в Восточный сад. Южный конец улицы Чаокуцзе, на которой они находились, упирался в мост Длинных Досок. С тех пор как император Тай Цзу установил порядок в Поднебесной и вписал всех потомков знатных сановников монгольской династии в списки гетер и артистов, для надзора за ними было учреждено театральное управление. В этом управлении имелись служители, свои регалии. В нем были свои законы и меры наказания. Когда сюда заглядывали сынки знатных родителей, девушки не могли садиться рядом с ними, им разрешалось лишь стоять, опустив руки по швам. Всякий раз, когда наступал второй и третий месяц весны, девушки, разукрасив себя с помощью помады и пудры, выстраивались «под ивами» [273] «Под ивами» — название публичного дома. у парадных ворот и зазывали гостей повеселиться.

Кроме того, здесь устраивались и пирушки, на которые приглашалось великое множество гостей. Каждое заведение готовило самые изысканные блюда и вина и старалось перещеголять в этом остальные. Наиболее красивые гетеры не заводили знакомства без разбора. К ним приходили старые бездельники, зажигали для них благовония, чистили курильницы, расставляли вазы с цветами, вытирали столы и стулья, учили их играть на лютне, играть в шахматы, читать и рисовать. У гетер были постоянные любовники, но, помимо этого, каждая из них стремилась поддерживать знакомство со знаменитыми мужами, считая это признаком высшего тона.

В доме Приезжих Гостей была одна гетера по имени Пин Нян. Ее свекор в труппе Пробуждения Весны играл роли скромных женщин и в молодости был очень знаменит. Потом у него выросла борода, и он уже не мог заниматься своим ремеслом. Тогда он женился, надеясь, что жена будет приманкой для знатных и богатых гостей. Но жена попалась толстая и черная, и с момента его женитьбы даже черти перестали переступать порог его дома. Оказавшись в безвыходном положении, он усыновил мальчика и подыскал ему будущую жену, которая и росла вместе с ним. К шестнадцати годам она стала такой красавицей, что с этого времени у старика в доме не переводились гости.

Хотя Пин Нян была простой гетерой, ей по душе было знакомиться с чиновниками. Ее дядя по матери Цзинь Сю-и, который был сыном Цзинь Цы-фу, часто наведывался к ним в дом в компании с почтенными чиновниками. Как-то он сказал ей:

— Завтра один знатный гость хочет повеселиться у вас, он двоюродный брат девятого сына Сюя, имеющий титул гогуна. Его фамилия Чэнь, и он по счету четвертый в семье, поэтому его величают господином Чэнем Четвертым. Вчера я давал театральное представление в доме гогуна, и господин Чэнь Четвертый намекнул, что он много слышал о тебе и хочет тебя увидеть. Если ты познакомишься с ним, ты сможешь наладить связь и с Девятым Сюем. Разве это не удача?

Пин Нян обрадовалась, напоила дядю чаем и только тогда отпустила его домой.

На следующий день Цзинь Сю-и пошел к Чэню Четвертому с приглашением посетить племянницу. Тот был уроженцем области Тайпин, жил у реки, в доме семьи Дунов, рядом с заставой Дуншуйгуань. Когда Цзинь Сю-и подошел к воротам, двое слуг, одетых в новые халаты, пошли доложить о госте, и сам господин Чэнь Четвертый вышел к нему навстречу. На Чэне был шелковый халат цвета яшмы, курточка на лисьем меху, шляпа ученого и черные сапоги на белой подошве. Белое выхоленное лицо сильно молодило его. Он выглядел не старше тридцати.