Петер Илемницкий - Избранное

— Боюсь, вы заботитесь чересчур о многом! — не к месту парировал Ержабек. — Не хотите ли стать секретарем профсоюза рабочих сахарной промышленности или начальником сектора министерства железнодорожного транспорта?

Ержабек был доволен, что удачно срезал Гемери. «Ты мне — директора сахарного завода, а я тебе — начальника сектора железных дорог!» — злорадно подумал он и продолжал:

— А я повторяю, и вполне сознательно, — как помещик и как патриот: ограничение производства сахара не может нанести нам никакого ущерба. Мы как помещики засеем рожь вместо свеклы, а как патриоты укрепим тем самым самостоятельность нашего государства. Дело совершенно ясное.

Гемери не мог сдержаться. Удивленно покачав головой над слепотой эгоизма, он вспыхнул, слегка ударил рукой по столу:

— Дело ясное, правда. Да так и делают. Только ясно и другое: интересы одной отрасли производства не всегда совпадают с интересами государства. Что касается ржи, то тут дело такое: чтоб удержать цену на нее, государству пришлось пожертвовать четверть миллиарда и скупить более двадцати тысяч вагонов зерна. Вы это знаете. Государство имело в виду продать зерно, но до сих пор не продало ни зернышка, и говорят, что запасы уже портятся. А это, к вашему сведению, означает больший убыток, чем от экспорта сахара.

— Вы выгадали на зерне или потеряли? — спросил вместо ответа Ержабек.

— Кое-что выгадал. Но не в этом дело. Я ведь не жалуюсь — боже сохрани! Я говорю совершенно объективно, что если мы при таких условиях получаем прибыль, значит, с другой стороны кто-то терпит убыток.

— И это вас трогает?

Это прозвучало уж слишком цинично и издевательски.

— Что ж… Вас это должно было бы затрагивать больше, чем меня, — возразил Гемери. — Дело ведь не в денежных потерях, черт с ними! Но существует еще Малая Антанта. Вы хотите заменить свеклу рожью и забываете, что это — лучший способ развалить ее! Разве недостаточно того, что для нашей промышленности закрылись пути в Венгрию? Нужно ли идти еще дальше?

Этот аргумент был слишком сильным. Каменной стеной встал он перед Ержабеком. Только теперь услышал он шум кафе, бренчание пустых чашек и металлической посуды. С другого конца кафе доносились сухие удары костяных шаров: кто-то играл на бильярде.

Гемери ждал ответа. И не дождался. Его собеседник нетерпеливо поерзал на стуле, потом проговорил изменившимся тихим голосом:

— Что же тогда делать? Ведь надо жить! Не можем же мы превратить свекловичные поля в пастбища и разводить овец!

Гемери понял, что победил. Он удовлетворенно побарабанил пальцами по столу и с улыбкой подвел итог:

— Что делать? Не говоря о том, что это — в самых насущных интересах государства, повторяю: надо бороться за расширение вывоза сахара. Вот и вся премудрость, за которую вы меня высмеивали и с которой, думаю, вы теперь согласитесь. Будем хоть в нашей области производить свеклу с нормальной прибылью. Тогда хоть частично увеличится занятость рабочих и железных дорог, а эту выгоду нельзя недооценивать. Только сахарным компаниям придется удовольствоваться несколько меньшей прибылью. Тем больше будет у них причин поддерживать существующие цены на сахар на внутреннем рынке. Скажите — разве это не ясно?

— Очень ясно, — согласился Ержабек и прибавил: — Пожалуй, даже слишком просто. Надо только еще найти кого-нибудь, кто заставит сахарные компании пойти на жертвы, согласно вашему идеальному плану!..

Он был рад, что закончил неприятный разговор и одержал верх. Боже, какой щепетильный и честный этот Гемери! О чем только он не заботится!

Или он смеется над Ержабеком, иронизирует над его наглостью?

Не поймешь.

Еще больше обрадовался Ержабек, когда в кафе вошел профессор Вашина. Теперь можно было составить партию в тарок.

Господа уселись за зеленое сукно, и вскоре из того угла уже доносилось только шлепанье карт, похожее на звук шагов человека, вязнущего в грязи.

Ковач совсем опустился. Мрачный, ходил он по городу, избегая людей, ни с кем словечком не перемолвится; попадая же изредка в кучку безработных, которые собирались на углах улиц, — прислонялся к стене да и стоял так, свесив голову и опустив глаза.

Будто он не одной породы с ними. Будто не общая у них судьба. Их речи раздражали его, ему казалось, они попусту мелют языками. Лица безработных, загоревшие на весеннем солнце, светились воскресшей надеждой получить работу, но Ковач давно перестал надеяться, и ядовитый беззвучный смех сотрясал его, когда он слышал, как тешатся мечтами, особенно мужчины постарше.

— Вот уж и стройки зашевелились, — раздался полный упования голос старого безработного.

— Шимко давно работает. Подручным каменщика.

— Работает и Вайда.

— Что ж, может, и мы будем, — заметил старик.

Кто-то засмеялся:

— Старых не берут.

— А молодые работать не умеют!

— У них обе руки левые, вот что!

— Привыкли баклуши бить…

Старики разволновались, защищаясь, нападали на молодых, которые легче сносили свой горький удел и не поддавались тихому отчаянию.

— Будет нам вдоволь работы, подождите малость! — засмеялся лохматый парень.

— Какой работы?

— Дороги строить…

— …и укрепления.

— Когда?

— Да ходят уже слухи, — отвечал лохматый. — Будут нас организовывать.

— Военную дисциплину введут…

— Харчи и крона в день на сигареты.

— Мигом безработицы не станет, — посмеивалась молодежь.

— Хоть не сдохнете. Кормить будут, — утешил их плешивый старик.

— Спасибо большое, — поклонился ему один из молодых. — Хотите, валяйте вместо меня, уступаю вам свое место.

Все засмеялись, только один из пожилых сердито буркнул:

— Ишь ты, какой добрый! Мы-то свое уже отработали. Теперь вы хребет поломайте!

— Вы свое отработали, так ведь и зарабатывали! А нам что — за чечевицу прикажете?

Так частенько пререкались и ссорились безработные. И не было в этом никакого смысла. На две стороны разбивались люди, одинаково битые с одной стороны! Речи эти входили в сознание Ковача и уходили из него, как нитка сквозь игольное ушко, не оставляя никакого следа.

Но сегодня разговор начался совсем с другого.

— Уж это так: пока будут капиталисты, будут и кризисы, и безработица!

— Послушай-ка его! Кризисы-то и проходили, а капиталисты оставались.

— Теперешний кризис — совсем другой!

— Какой, а? Какой другой?

— Ну… другой, и все. Весь мир теперь другой.

— А что делать с капиталистами?

— Выгнать их с фабрик, и вообще…

— Ух какой умный! Ведь чтоб работать, нужен капитал!

— Возможно. Но во всяком случае он не должен быть в руках отдельных людей, он может быть общим, всем на благо.

— Пусть нам только отдадут эти фабрики, мы-то уж справимся!