Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты]

Тут можно читать онлайн Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты]
Автор:

Томас Вулф
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Томас Вулф - Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] краткое содержание

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - описание и краткое содержание, автор Томас Вулф, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

В первом романе американского писателя Томаса Вулфа «Взгляни на дом свой, ангел» жизненная ситуация настолько приближена к самому автору, что его можно во многом считать автобиографическим. Это не только цепь событий, вплотную следующих за биографией самого Вулфа, но и биография духа, повествующая о бурном «воспитании чувств», о любви и ненависти, о страстной привязанности к родине и бегстве от нее и, наконец, о творческих муках писателя. Критика отнеслась к роману очень хорошо, а вот на родине писателя, в Эшвилле, разыгрался скандал, потому что его жители немедленно «обнаружили» прототипы и восприняли роман как пасквиль.

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Взгляни на дом свой, ангел [английский и русский параллельные тексты] - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Томас Вулф

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Once, shrieking with laughter, they followed a running fight through the streets between a young Jew and his father-inlaw, in which each was pursued and pummelled, or pursuing and pummelling; and on the day when Louis Greenberg, a pale Jew returned from college, had killed himself by drinking carbolic acid, they stood curiously outside the dingy wailing house, shaken by sudden glee as they saw his father, a bearded orthodox old Jew, clothed in rusty, greasy black, and wearing a scarred derby, approach running up the hill to his home, shaking his hands in the air, and wailing rhythmically:	Однажды, захлебываясь от смеха, они долго бежали по улице вслед за дерущимися на ходу молодым евреем и его тестем - то тесть бил зятя и гнался за ним, то зять в свою очередь бил и преследовал тестя. А в тот день, когда Луис Гринберг, бледный студент-еврей, покончил с собой, выпив карболовой кислоты, они стояли, глазея, перед убогой горюющей лачужкой, и внезапно их охватило злорадное веселье - они увидели, что его отец, бородатый правоверный старик еврей в порыжелом засаленном чёрном сюртуке и помятом ветхом котелке, бежит вверх по склону к своему дому, машет руками и ритмично причитает:
"Oi, yoi yoi yoi yoi,	Ой-ой-ой-ой-ой,
Oi yoi yoi yoi yoi,	Ой-ой-ой-ой-ой,
Oi yoi yoi yoi yoi."	Ой-ой-ой-ой-ой!
But the whiteheaded children of Pigtail Alley they hated without humor, without any mitigation of a most bitter and alienate hate.	Но белоголовых детей Поросячьего тупика они ненавидели без всякого добродушия, самой жестокой, ничем не смягчаемой отчуждающей ненавистью.
Pigtail Alley was a muddy rut which sprawled down hill off the lower end of Woodson Street, ending vaguely in the rank stench of a green-scummed marsh bottom.	Поросячий тупик был грязным просёлком, который уходил вниз по склону от нижнего конца Вудсон-стрит и кончался как-то неопределённо в резкой вони тинистого гниющего болотца.
On one side of this vile road there was a ragged line of whitewashed shacks, inhabited by poor whites, whose children were almost always whitehaired, and who, snuff-mouthed bony women, and tobacco-jawed men, sprawled stupidly in the sun-stench of their rude wide-boarded porches.	По одну сторону ухабистой дороги тянулся неровный ряд белёных лачужек, в которых жила белая беднота, - тамошние дети почти все были белобрысыми, а костлявые нюхающие табак женщины и жующие табак мужчины тупо восседали в солнечной вони на шатких дощатых крылечках.
At night a smoky lamp burned dismally in the dark interiors, there was a smell of frying cookery and of unclean flesh, strident rasping shrews' cries, the drunken maniacal mountain drawl of men: a scream and a curse.	По вечерам в тёмном нутре лачуг уныло помаргивали коптящие лампочки, пахло чем-то жарящимся и грязными телами, надрывно бранились женщины, в пьяном бешенстве рычали мужчины - визг и проклятие, проклятие и визг.
Once, in the cherry time, when Gant's great White Wax was loaded with its clusters, and the pliant and enduring boughs were dotted thickly by the neighbor children, Jews and Gentiles alike, who had been herded under the captaincy of Luke, and picked one quart of every four for their own, one of these whitehaired children had come doubtfully, mournfully, up the yard.	Как-то раз, в пору созревания вишен, когда "белая восковка" Ганта была вся усыпана ягодами и по её гибким и крепким ветвям расселись соседские дети - евреи и христиане вперемежку, - которые под начальством Люка обрывали вишни, получая в свою пользу четверть того, что успевали собрать, во двор нерешительно, с унылой опаской вошёл один из этих белобрысых мальчишек.
"All right, son," Luke, who was fifteen, called out in his hearty voice.	- Давай-давай, сынок, - крикнул своим ласковым голосом пятнадцатилетний Люк.
"Get a basket and come on up."	- Бери корзину и лезь сюда.

The child came up the gummed trunk like a cat: Eugene rocked from the slender spiral topmost bough, exulting in his lightness, the tree's resilient strength, and the great morning-clarion fragrant backyard world.	Мальчишка кошкой вскарабкался по липкому стволу. Юджин раскачивался на тонкой верхней ветке, наслаждаясь своей лёгкостью, надёжной упругостью дерева и всем огромным, по-утреннему ясным, душистым миром заднего двора.
The Alley picked his bucket with miraculous speed, skinned spryly to the ground and emptied it into the heaping pan, and was halfway up the trunk again when his gaunt mother streaked up the yard toward him.	Тупиковый наполнил корзинку с невероятной быстротой, ловко соскользнул на землю, высыпал вишни в таз и уже снова карабкался по стволу, когда через двор к нему устремилась его тощая мать.
"You, Reese," she shrilled, "what're you doin' hyar?"	- Эй, Риз! - пронзительно крикнула она. - Ты чего тут делаешь?
She jerked him roughly to the ground and cut across his brown legs with a switch.	Она свирепо сдёрнула его на землю и полоснула прутом по загорелым икрам.
He howled.	Он завопил.
"You git along home," she ordered, giving him another cut.	- А ну, иди домой! - распорядилась она, снова стегнув его прутом.
She drove him along, upbraiding him in her harsh voice, cutting him sharply with the switch from moment to moment when, desperate with pride and humiliation, he slackened his retreat to a slow walk, or balked mulishly, howling again, and speeding a few paces on his short legs, when cut by the switch.	Она гнала его перед собой, сердито и хрипло выговаривая ему и время от времени стегая, когда в отчаянии он пытался из гордости замедлить своё унизительное отступление или упрямо останавливался совсем - но прут опускался на его короткие ноги, и он с воплем опять убыстрял шаг.
The treed boys sniggered, but Eugene, who had seen the pain upon the gaunt hard face of the woman, the furious pity of her blazing eyes, felt something open and burst stabbingly in him like an abscess.	Мальчишки на ветках хихикали, но Юджин, который успел увидеть страдание на измождённом суровом лице женщины, яростную жалость в её сверкающих глазах, вдруг почувствовал, что в нём что-то лопнуло с пронзительной болью и вскрылось, как нарыв.
"He left his cherries," he said to his brother.	- Он не взял своих вишен, - сказал он брату.
Or, they jeered Loney Shytle, who left a stale sharp odor as she passed, her dirty dun hair covered in a wide plumed hat, her heels out of her dirty white stockings.	Или они дразнили Лони Шайтл, от которой несло затхлостью, когда она проходила мимо в широкополой шляпе с перьями на грязных тускло-рыжих волосах, в грязных белых чулках с продранными пятками.
She had caused incestuous rivalry between her father and her brother, she bore the scar of her mother's razor in her neck, and she walked, in her rundown shoes, with the wide stiff-legged hobble of disease.	Она когда-то вызвала кровосмесительное соперничество между своим отцом и братом, на шее у неё бугрился шрам, оставленный бритвой её матери, и она шла походкой больной, широко расставляя негнущиеся ноги в стоптанных башмаках.
One day as they pressed round a trapped alley boy, who backed slowly, fearfully, resentfully into a reeking wall, Willie Isaacs, the younger brother of Max, pointing with sniggering laughter, said:	Однажды, когда они сомкнулись вокруг захваченного врасплох оборвыша из Поросячьего тупика и он медленно, боязливо, злобно вжался в вонючую стену, Уилли Айзекс, младший брат Макса, ткнул в него пальцем и сказал с хихиканьем:
"His mother takes in washin'."	- Его мать берёт стирку.

And then, almost bent double by a soaring touch of humor, he added:	А затем, перегнувшись почти пополам от небывалого взлёта остроумия, добавил:
"His mother takes in washin' from an ole nigger."	- Его мать берёт стирку от старого негра.
Harry Tarkinton laughed hoarsely.	Гарри Таркинтон хрипло захохотал.
Eugene turned away indefinitely, craned his neck convulsively, lifted one foot sharply from the ground.	Юджин уставился в никуда, судорожно вывернул шею и резко оторвал одну ногу от земли.
"She don't!" he screamed suddenly into their astounded faces.	- Нет, не берёт! - неожиданно крикнул он им в недоумевающие лица.
"She don't!"	- Не берёт!
Harry Tarkinton's parents were English.	Родители Гарри Таркинтона были англичане.
He was three or four years older than Eugene, an awkward, heavy, muscular boy, smelling always of his father's paints and oils, coarse-featured, meaty sloping jaw and a thick catarrhal look about his nose and mouth.	Он был года на три-четыре старше Юджина -неуклюжий плотный силач, от которого всегда пахло красками и олифой его отца, с грубым лицом, мясистым срезанным подбородком и насморочно опухшим носом и губами.
He was the breaker of visions; the proposer of iniquities.	Он был крушителем видений, инспиратором грязных делишек.
In the cool thick evening grass of Gant's yard one sunset, he smashed forever, as they lay there talking, the enchantment of Christmas; but he brought in its stead the smell of paint, the gaseous ripstink, the unadorned, sweating, and imageless passion of the vulgar.	Как-то на закате, когда они болтали, лёжа в прохладной, густой вечерней траве гантовского двора, он вдребезги и навеки разбил чары рождества; но взамен он принёс запах краски, туманный запашок тупого разврата, ничем не украшенную, потную, лишённую образов страсть пошляков.
But Eugene couldn't follow his barn-yard passion: the strong hen-stench, the Tarkintonian paint-smell, and the rank-mired branch-smell which mined under the filthy shambles of the backyard, stopped him.	Однако Юджин не смог воспринять эту страсть задворок - ему помешали сильная вонь курятника, таркинтоновский запах краски и гадостный гнилостный запах, который прятался под грязным мусором заднего двора.
Once, in the deserted afternoon, as he and Harry plundered through the vacant upper floor of Gant's house, they found a half-filled bottle of hair-restorer.	Как-то под вечер, когда они с Гарри шарили по нежилому верхнему этажу дома Г анта, они нашли полупустой флакон восстановителя для волос.
"Have you any hairs on your belly?" said Harry.	- У тебя есть волосы на животе? - спросил Гарри.
Eugene hemmed; hinted timidly at shagginess; confessed.	Юджин неопределённо хмыкнул, робко намекнул на большую мохнатость, признался.
They undid their buttons, smeared oily hands upon their bellies, and waited through rapturous days for the golden fleece.	Они расстегнули пуговицы, растерли маслянистыми ладонями животы и несколько упоительных дней ждали появления золотого руна.
"Hair makes a man of you," said Harry.	- Волосы делают человека мужчиной, - сказал Гарри.
More often, as Spring deepened, he went now to Gant's shop on the Square.	По мере того как расцветала весна, он теперь всё чаще ходил в мастерскую Ганта на площади.