Оноре Бальзак - Шагреневая кожа - английский и русский параллельные тексты
Тут можно читать онлайн Оноре Бальзак - Шагреневая кожа - английский и русский параллельные тексты - бесплатно
ознакомительный отрывок.
Жанр: Классическая проза.
Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги
онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть),
предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2,
найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации.
Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.
- Название:Шагреневая кожа - английский и русский параллельные тексты
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:неизвестно
- Год:неизвестен
- ISBN:нет данных
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Оноре Бальзак - Шагреневая кожа - английский и русский параллельные тексты краткое содержание
Шагреневая кожа - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Оноре Бальзак, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru
Можно ли выиграть, если заключаешь сделку с дьяволом? Этот вопрос никогда не оставлял равнодушными как писателей, так и читателей. Если ты молод, влюблен и честолюбив, но знаешь, что все твои мечты обречены из-за отсутствия денег, то можно ли устоять перед искушением расплатиться сроком собственной жизни за исполнение желаний?
Шагреневая кожа - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Шагреневая кожа - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Оноре Бальзак
Тёмная тема
↓
↑
Сбросить
Интервал:
↓
↑
Закладка:
Сделать
| The constitutional thimble-rig is carried on to-day, dear boy, more seriously than ever. | Фокус, состоящий в том, что конституционный орех исчезает из-под королевского кубка, проделывается нынче, милый друг, с большей торжественностью, чем когда бы то ни было. |
| The infamous monarchy, displaced by the heroism of the people, was a sort of drab, you could laugh and revel with her; but La Patrie is a shrewish and virtuous wife, and willy-nilly you must take her prescribed endearments. | Позорная монархия, свергнутая народным героизмом, была особой дурного поведения, с которой можно было посмеяться и попировать, но супруга, именующая себя Родиной, сварлива и добродетельна: хочешь, не хочешь, принимай размеренные ее ласки. |
| Then besides, as you know, authority passed over from the Tuileries to the journalists, at the time when the Budget changed its quarters and went from the Faubourg Saint-Germain to the Chaussee de Antin. | Ведь ты знаешь, власть перешла из Тюильри к журналистам, а бюджет переехал в другой квартал - из Сен-Жерменского предместья на Шоссе д'Антен . |
| But this you may not know perhaps. The Government, that is, the aristocracy of lawyers and bankers who represent the country to-day, just as the priests used to do in the time of the monarchy, has felt the necessity of mystifying the worthy people of France with a few new words and old ideas, like philosophers of every school, and all strong intellects ever since time began. | Но вот чего ты, может быть, не знаешь: правительство, то есть банкирская и адвокатская аристократия, сделавшая родину своей специальностью, как некогда священники -монархию, почувствовало необходимость дурачить добрый французский народ новыми словами и старыми идеями, по образцу философов всех школ и ловкачей всех времен. |
| So now Royalist-national ideas must be inculcated, by proving to us that it is far better to pay twelve million francs, thirty-three centimes to La Patrie, represented by Messieurs Such-and-Such, than to pay eleven hundred million francs, nine centimes to a king who used to say I instead of we. | Словом, речь идет о том, чтобы внедрять взгляды королевски-национальные, доказывать, что люди становятся гораздо счастливее, когда платят миллиард двести миллионов и тридцать три сантима родине, имеющей своими представителями господ таких-то я таких-то, чем тогда, когда платят они миллиард сто миллионов и девять сантимов королю, который вместо мы говорит я. |
| In a word, a journal, with two or three hundred thousand francs, good, at the back of it, has just been started, with a view to making an opposition paper to content the discontented, without prejudice to the national government of the citizen-king. | Словом, основывается газета, имеющая в своем распоряжении добрых двести-триста тысяч франков, в целях создания оппозиции, способной удовлетворить неудовлетворенных без особого вреда для национального правительства короля-гражданина . |
| We scoff at liberty as at despotism now, and at religion or incredulity quite impartially. And since, for us, 'our country' means a capital where ideas circulate and are sold at so much a line, a succulent dinner every day, and the play at frequent intervals, where profligate women swarm, where suppers last on into the next day, and light loves are hired by the hour like cabs; and since Paris will always be the most adorable of all countries, the country of joy, liberty, wit, pretty women, mauvais sujets, and good wine; where the truncheon of authority never makes itself disagreeably felt, because one is so close to those who wield it,-we, therefore, sectaries of the god Mephistopheles, have engaged to whitewash the public mind, to give fresh costumes to the actors, to put a new plank or two in the government booth, to doctor doctrinaires, and warm up old Republicans, to touch up the Bonapartists a bit, and revictual the Centre; provided that we are allowed to laugh in petto at both kings and peoples, to think one thing in the morning and another at night, and to lead a merry life a la Panurge, or to recline upon soft cushions, more orientali. | И вот, раз мы смеемся и над свободой и над деспотизмом, смеемся над религией и над неверием и раз отечество для нас - это столица, где идеи обмениваются и продаются по столько-то за строку, где каждый день приносит вкусные обеды и многочисленные зрелища, где кишат продажные распутницы, где ужины заканчиваются утром, где любовь, как извозчичьи кареты, отдается напрокат; раз Париж всегда будет самым пленительным из всех отечеств -отечеством радости, свободы, ума, хорошеньких женщин, прохвостов, доброго вина, где жезл правления никогда не будет особенно сильно чувствоваться, потому что мы стоим возле тех, у кого он в руках... мы, истинные приверженцы бога Мефистофеля, подрядились перекрашивать общественное мнение, переодевать актеров, прибивать новые доски к правительственному балагану, подносить лекарство доктринерам, повергать старых республиканцев, подновлять бонапартистов, снабжать провиантом центр, но все это при том условии, чтобы нам было позволено смеяться втихомолку над королями и народами, менять по вечерам утреннее свое мнение, вести веселую жизнь на манер Панурга или возлежать more orientali (На восточный лад (лат. )) на мягких подушках. |
| "The sceptre of this burlesque and macaronic kingdom," he went on, "we have reserved for you; so we are taking you straightway to a dinner given by the founder of the said newspaper, a retired banker, who, at a loss to know what to do with his money, is going to buy some brains with it. | Мы решили вручить тебе бразды правления этого макаронического и шутовского царства, а посему ведем тебя прямо на званый обед, к основателю упомянутой газеты, банкиру, почившему от дел, который, не зная, куда ему девать золото, хочет разменять его на остроумие. |
| You will be welcomed as a brother, we shall hail you as king of these free lances who will undertake anything; whose perspicacity discovers the intentions of Austria, England, or Russia before either Russia, Austria or England have formed any. | Ты будешь принят там как брат, мы провозгласим тебя королем вольнодумцев, которые ничего не боятся и прозорливо угадывают намерения Австрии, Англии или России прежде, чем Россия, Англия или Австрия возымеют какие бы то ни было намерения! |
| Yes, we will invest you with the sovereignty of those puissant intellects which give to the world its Mirabeaus, Talleyrands, Pitts, and Metternichs-all the clever Crispins who treat the destinies of a kingdom as gamblers' stakes, just as ordinary men play dominoes for kirschenwasser. | Да, мы назначаем тебя верховным повелителем тех умственных сил, которые поставляют миру всяких Мирабо, Талейранов, Питтов, Меттернихов - словом, всех ловких Криспинов , играющих друг с другом на судьбы государств, как простые смертные играют в домино на рюмку киршвассера. |
| We have given you out to be the most undaunted champion who ever wrestled in a drinking-bout at close quarters with the monster called Carousal, whom all bold spirits wish to try a fall with; we have gone so far as to say that you have never yet been worsted. | Мы изобразили тебя самым бесстрашным борцом из всех, кому когда-либо случалось схватиться врукопашную с разгулом, с этим изумительным чудовищем, которое жаждут вызвать на поединок все смелые умы; мы утверждали даже, что ему до сих пор еще не удалось тебя победить. |
| I hope you will not make liars of us. | Надеюсь, ты нас не подведешь. |
| Taillefer, our amphitryon, has undertaken to surpass the circumscribed saturnalias of the petty modern Lucullus. | Тайфер, наш амфитрион, обещал затмить жалкие сатурналии наших крохотных современных Лукуллов. |
| He is rich enough to infuse pomp into trifles, and style and charm into dissipation... Are you listening, Raphael?" asked the orator, interrupting himself. | Он достаточно богат, чтобы придать величие пустякам, изящество и очарование - пороку... Слышишь, Рафаэль? - прерывая свою речь, спросил оратор. |
| "Yes," answered the young man, less surprised by the accomplishment of his wishes than by the natural manner in which the events had come about. | - Да, - отвечал молодой человек, дивившийся не столько исполнению своих желаний, сколько тому, как естественно сплетались события. |
| He could not bring himself to believe in magic, but he marveled at the accidents of human fate. | Поверить в магическое влияние он не мог, но его изумляли случайности человеческой судьбы. |
| "Yes, you say, just as if you were thinking of your grandfather's demise," remarked one of his neighbors. | - Однако ты произносишь "да" весьма уныло, точно думаешь о смерти своего дедушки, -обратился к нему другой его спутник. |
| "Ah!" cried Raphael, "I was thinking, my friends, that we are in a fair way to become very great scoundrels," and there was an ingenuousness in his tones that set these writers, the hope of young France, in a roar. | - Ах! - вздохнул Рафаэль так простодушно, что эти писатели, надежда молодой Франции, рассмеялись. - Я думал вот о чем, друзья мои: мы на пути к тому, чтобы стать плутами большой руки! |
| "So far our blasphemies have been uttered over our cups; we have passed our judgments on life while drunk, and taken men and affairs in an after-dinner frame of mind. | До сих пор мы творили беззакония, мы бесчинствовали между двумя выпивками, судили о жизни в пьяном виде, оценивали людей и события, переваривая обед. |
| We were innocent of action; we were bold in words. But now we are to be branded with the hot iron of politics; we are going to enter the convict's prison and to drop our illusions. | Невинные на деле, мы были дерзки на слова, но теперь, заклейменные раскаленным железом политики, мы отправляемся на великую каторгу и утратим там наши иллюзии. |
| Although one has no belief left, except in the devil, one may regret the paradise of one's youth and the age of innocence, when we devoutly offered the tip of our tongue to some good priest for the consecrated wafer of the sacrament. | Ведь и тому, кто верит уже только в дьявола, разрешается оплакивать юношеский рай, время невинности, когда мы набожно открывали рот, дабы добрый священник дал нам вкусить святое теле христово. |
| Ah, my good friends, our first peccadilloes gave us so much pleasure because the consequent remorse set them off and lent a keen relish to them; but nowadays--" | Ах, дорогие мои друзья, если нам такое удовольствие доставляли первые наши грехи, так это потому, что у нас еще были угрызения совести, которые украшали их, придавали им остроту и смак, - а теперь... |
| "Oh! now," said the first speaker, "there is still left--" | - О, теперь, - вставил первый собеседник, - нам остается... |
| "What?" asked another. | - Что? - спросил другой. |
| "Crime--" | - Преступление... |
| "There is a word as high as the gallows and deeper than the Seine," said Raphael. | - Вот слово, высокое, как виселица, и глубокое, как Сена, - заметил Рафаэль. |
| "Oh, you don't understand me; I mean political crime. | -О, ты меня не понял!.. Я говорю о преступлениях политических. |
Тёмная тема
↓
↑
Сбросить
Интервал:
↓
↑
Закладка:
Сделать
Похожие книги на "Шагреневая кожа - английский и русский параллельные тексты", Оноре Бальзак
Книги похожие на "Шагреневая кожа - английский и русский параллельные тексты" читать онлайн бесплатно полные версии.
