Шарлотта Бронте - Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Шарлотта Бронте - Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты
Автор:

Шарлотта Бронте
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4/5. Голосов: 11
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Шарлотта Бронте - Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты краткое содержание

Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Шарлотта Бронте, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

В поисках лучшей доли Джен Эйр, сирота, страдающая от притеснений родственников и школьных наставников, становится гувернанткой и начинает новую счастливую жизнь в Торнфилде. Спустя некоторое время Джен начинает понимать, что Рочестер, хозяин Торнфилда, скрывает от нее какую-то тайну.

Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Джен Эйр - английский и русский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Шарлотта Бронте

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

I was glad to accept her hospitality; and I submitted to be relieved of my travelling garb just as passively as I used to let her undress me when a child.	Я с радостью приняла ее гостеприимство и покорно дала раздеть себя, как в детстве, когда Бесси укладывала меня спать.
Old times crowded fast back on me as I watched her bustling about-setting out the tea-tray with her best china, cutting bread and butter, toasting a tea-cake, and, between whiles, giving little Robert or Jane an occasional tap or push, just as she used to give me in former days.	Прошлое властно нахлынуло на меня, когда я смотрела, как она хлопочет, ставит на поднос свои лучшие чашки, делает бутерброды, поджаривает к чаю сладкий хлеб, награждая маленьких Роберта и Джен то подзатыльником, то ласковым шлепком, как награждала когда-то меня.
Bessie had retained her quick temper as well as her light foot and good looks.	Бесси осталась такой же проворной, вспыльчивой и доброй.
Tea ready, I was going to approach the table; but she desired me to sit still, quite in her old peremptory tones.	Чай был готов, и я хотела подойти к столу. Но Бесси потребовала прежним своим повелительным тоном, чтобы я оставалась там, где сижу.
I must be served at the fireside, she said; and she placed before me a little round stand with my cup and a plate of toast, absolutely as she used to accommodate me with some privately purloined dainty on a nursery chair: and I smiled and obeyed her as in bygone days.	Она все подаст мне к камину, заявила она. Придвинув круглый столик, Бесси поставила на него чашку чаю и тарелку с поджаренным хлебом, совершенно так же, как делала это когда-то, когда я еще сидела в детском креслице и ей удавалось похитить для меня какое-нибудь необычное лакомство; и я, улыбаясь, подчинилась ей, как в былые дни.
She wanted to know if I was happy at Thornfield Hall, and what sort of a person the mistress was; and when I told her there was only a master, whether he was a nice gentleman, and if I liked him.	Она расспрашивала меня, счастливо ли я живу в Торнфильдхолле и что за человек моя хозяйка. А когда я сказала ей, что у меня есть только хозяин, - то хороший ли он человек и нравится ли мне?
I told her he was rather an ugly man, but quite a gentleman; and that he treated me kindly, and I was content.	Я ответила, что он скорее некрасив, но настоящий джентльмен, что он очень добр ко мне и я довольна.
Then I went on to describe to her the gay company that had lately been staying at the house; and to these details Bessie listened with interest: they were precisely of the kind she relished.	Затем я начала описывать ей веселое общество, гостящее у нас в доме. Бесси слушала с интересом. Это было как раз то, что она любила.
In such conversation an hour was soon gone: Bessie restored to me my bonnet, &c., and, accompanied by her, I quitted the lodge for the hall.	Так, в разговорах, незаметно прошел час. Бесси принесла мне мою шляпку и верхнюю одежду, мы вдвоем вышли из сторожки и направились к дому.
It was also accompanied by her that I had, nearly nine years ago, walked down the path I was now ascending.	Точно так же сопровождала она меня около девяти лет назад, но тогда мы из дома шли к воротам.
On a dark, misty, raw morning in January, I had left a hostile roof with a desperate and embittered heart-a sense of outlawry and almost of reprobation-to seek the chilly harbourage of Lowood: that bourne so far away and unexplored.	В холодное, пасмурное январское утро я покинула этот постылый кров с отчаянием и горечью в сердце; изгнанная теткой и всеми отверженная, я должна была искать убежища в негостеприимном Ловуде, в далеком, неведомом краю.

The same hostile roof now again rose before me: my prospects were doubtful yet; and I had yet an aching heart. I still felt as a wanderer on the face of the earth; but I experienced firmer trust in myself and my own powers, and less withering dread of oppression.	И вот тот же постылый кров снова передо мной. Мое будущее все еще было неопределенным: я вступала на этот порог со стесненным сердцем, все еще чувствуя себя странницей на земле, но теперь меня поддерживала более твердая вера в себя и в свои силы и я меньше трепетала перед угнетением.
The gaping wound of my wrongs, too, was now quite healed; and the flame of resentment extinguished.	Нанесенные мне когда-то мучительные раны зарубцевались, и пламя ненависти погасло.
"You shall go into the breakfast-room first," said Bessie, as she preceded me through the hall; "the young ladies will be there."	- Пройдите сначала в маленькую столовую, -сказала Бесси, входя со мною в дом, - барышни, наверно, там.
In another moment I was within that apartment.	Через мгновение я оказалась в знакомой комнате.
There was every article of furniture looking just as it did on the morning I was first introduced to Mr. Brocklehurst: the very rug he had stood upon still covered the hearth.	Каждая вещь в ней имела такой же вид, как и в то утро, когда я была впервые представлена мистеру Брокльхерсту. Даже коврик перед камином, на котором он стоял, был тот же самый.
Glancing at the bookcases, I thought I could distinguish the two volumes of Bewick's British Birds occupying their old place on the third shelf, and Gulliver's Travels and the Arabian Nights ranged just above.	Взглянув на книжный шкаф, я увидела, что оба тома Бьюика "Жизнь английских птиц" занимают то же место, на третьей полке, а "Путешествия Гулливера" и "Арабские сказки" стоят на четвертой.
The inanimate objects were not changed; but the living things had altered past recognition.	Неодушевленные предметы остались теми же, зато живые существа изменились до неузнаваемости.
Two young ladies appeared before me; one very tall, almost as tall as Miss Ingram-very thin too, with a sallow face and severe mien.	Я увидела перед собой двух молодых девушек; одна была очень высокая, почти такого же роста, как мисс Ингрэм, но крайне худая и угрюмая, с нездоровым, желтоватым цветом лица.
There was something ascetic in her look, which was augmented by the extreme plainness of a straight-skirted, black, stuff dress, a starched linen collar, hair combed away from the temples, and the nun-like ornament of a string of ebony beads and a crucifix.	В ней было что-то аскетическое, и это еще подчеркивалось крайней простотой ее черного шерстяного платья с крахмальным белым полотняным воротничком, гладко зачесанными волосами и монашеским украшением на шее в виде черных четок с распятием.
This I felt sure was Eliza, though I could trace little resemblance to her former self in that elongated and colourless visage.	То была, без сомнения, Элиза, хотя в этом удлиненном, уже очерствевшем лице почти не осталось никакого сходства с прежней девочкой.
The other was as certainly Georgiana: but not the Georgiana I remembered-the slim and fairy-like girl of eleven.	Другая была, разумеется, Джорджиана, но уже не та Джорджиана, которую я помнила, не та тоненькая, похожая на ангелочка девочка одиннадцати лет.
This was a full-blown, very plump damsel, fair as waxwork, with handsome and regular features, languishing blue eyes, and ringleted yellow hair.	Это была вполне расцветшая, пышная барышня, с румяным, как у куклы, лицом, с красивыми, правильными чертами, томными синими глазами и золотистыми локонами.

The hue of her dress was black too; but its fashion was so different from her sister's-so much more flowing and becoming-it looked as stylish as the other's looked puritanical.	На ней также было черное платье, но такого элегантного и кокетливого покроя, что рядом с ним платье ее сестры казалось монашеским.
In each of the sisters there was one trait of the mother-and only one; the thin and pallid elder daughter had her parent's Cairngorm eye: the blooming and luxuriant younger girl had her contour of jaw and chin-perhaps a little softened, but still imparting an indescribable hardness to the countenance otherwise so voluptuous and buxom.	Каждая из сестер чем-то напоминала мать, однако каждая по-разному: у худой и бледной старшей сестры были материнские желтоватые глаза; младшая, цветущая и пышная, унаследовала ее челюсть и подбородок, может быть, слегка смягченные, но все же придававшие какую-то странную жесткость ее чувственному, сдобному личику.
Both ladies, as I advanced, rose to welcome me, and both addressed me by the name of "Miss Eyre."	Когда я приблизилась, обе девушки поднялись, чтобы поздороваться со мной, и обе назвали меня "мисс Эйр".
Eliza's greeting was delivered in a short, abrupt voice, without a smile; and then she sat down again, fixed her eyes on the fire, and seemed to forget me.	Элиза приветствовала меня отрывисто и резко, без улыбки; затем она снова села и уставилась на огонь в камине, словно совершенно забыв о моем присутствии.
Georgiana added to her "How d'ye do?" several commonplaces about my journey, the weather, and so on, uttered in rather a drawling tone: and accompanied by sundry side-glances that measured me from head to foot-now traversing the folds of my drab merino pelisse, and now lingering on the plain trimming of my cottage bonnet.	Джорджиана прибавила к своему "здравствуйте" несколько общих замечаний о моем путешествии, о погоде и так далее; она говорила с растяжкой, цедя слова сквозь зубы. Эти замечания сопровождались недружелюбными взглядами, которыми она искоса мерила меня с головы до ног, то рассматривая мой скромный коричневый плащ, то задерживаясь на моей простенькой дорожной шляпке.
Young ladies have a remarkable way of letting you know that they think you a "quiz" without actually saying the words.	Молодые особы отлично умеют дать вам понять, что считают вас "чудачкой", не прибегая к словам.
A certain superciliousness of look, coolness of manner, nonchalance of tone, express fully their sentiments on the point, without committing them by any positive rudeness in word or deed.	Они делают это с помощью высокомерных взглядов, холодности в обращении, небрежности тона, выражая таким образом свои чувства в полной мере и обходясь при этом без единого грубого выражения или жеста.
A sneer, however, whether covert or open, had now no longer that power over me it once possessed: as I sat between my cousins, I was surprised to find how easy I felt under the total neglect of the one and the semi-sarcastic attentions of the other-Eliza did not mortify, nor Georgiana ruffle me.	Однако теперь насмешка, скрытая или явная, уже не имела надо мной власти. Сидя между моими кузинами, я изумлялась тому, как свободно я себя чувствую, невзирая на полное пренебрежение одной и полусаркастическое внимание другой: Элиза уже не могла унизить меня, а Джорджиана - оскорбить.
The fact was, I had other things to think about; within the last few months feelings had been stirred in me so much more potent than any they could raise-pains and pleasures so much more acute and exquisite had been excited than any it was in their power to inflict or bestow-that their airs gave me no concern either for good or bad.	Дело в том, что я была занята совсем другим. За последние несколько месяцев я пережила настолько глубокие чувства, мои страдания и радости были так сильны и утонченны, что кузины уже не могли ни опечалить, ни обрадовать меня, а их тон не мог вызвать во мне ни добрых, ни злых чувств.