Камилу Бранку - Падший ангел

Врачебная наука предписала пациенту воздух родины. Это была надежда, которая представлялась несчастной матери верным средством. В марте 1870 года они сошли на берег в Лиссабоне. Была весна — не поэтическая, а португальская весна — холодная и туманная. Алвару Афонсу дрожал от холода, согревая лицо в пылающих ладонях.

Он снял и меблировал дом в Лиссабоне. Томазия не изъявляла желания вернуться в Минью. Вдвоем они катались по городу в коляске. Мать Алвару полюбила сады Кампу-Гранде. Они напоминали ей об Ажилде, о столетних каштанах в усадьбе Вашку, о густых тополевых аллеях. Она узнавала в сыне его отца — насколько можно узнать веселого и здорового юношу в другом, с помертвевшими глазами в синих кругах, подчеркивающих выступающие кости, и тайком от Алвару глотала слезы.

Однажды они спустились пешком по Каретному переулку. На Андалусской площади Алвару остановился перед одним из дворцов. Он узнал двор дома, где когда-то видел своего отца. Как и одиннадцать лет назад, у входа стояла коляска. Алвару вздрогнул. Сейчас он второй раз в жизни увидит отца. Прошло несколько минут, и он увидел, как в экипаж садится какой-то низкорослый толстяк в золотых очках и двумя толстыми цепочками, выпущенными поверх жилета из тисненого синего бархата. Мать Алвару сидела на скамье, осененной хилым деревцом, которое лиссабонская Флора-выдумщица именует «Андалусским парком».

— Может быть, он уже не живет тут? — подумал Алвару Афонсу.

Толстяк в очках сказал кучеру:

— Э, поехали в дом сеньора виконта Гандариньи! А потом скатай-ка, братец, в Шиаду, где я купил крыло для коляски и забери его!

Это говорил бразилец — сомнения не было.

У дверей остался стоять портье в одной рубашке и в жилете в желтую и алую полоску. Алвару спросил его:

— Кто здесь живет?

— Сеньор командор Барселуш {378} .

— А дворец его собственный?

— Собственный-собственный! Он его купил у виконта… виконта не помню какого…

— Виконта Ажилде?

— Точно!

— А вы знаете, где сейчас находится этот виконт?

— Думаю, что виконт живет в Минью. Этот дом был заложен, а потом ушел с аукциона. Он три миллиона промотал, разиня этакий.

— Благодарю, — произнес Алвару. Он подозвал извозчика и поспешил навстречу матери.

— О чем ты говорил с этим слугой? Мне кажется, ты побледнел!

— Нет, матушка. Мне показалось, что я знаю того человека, который сел в экипаж, и я пошел спросить у слуги, кто это был.

Алвару помнил, что ему было лет десять, когда он услышал, как мать в разговоре с аббатом упомянула о Вашку. Но ни в Бразилии, ни в Лиссабоне он ни разу не слышал, что Томазия произносит это имя, и сам он не находил случая удовлетворить свое болезненное любопытство.

Томазия читала «Торговую газету» и под заголовком «Несчастливая звезда» увидела сообщение об аресте дона Телу де Машкареньяша, который зарезал какого-то фадиста в таверне в Дафунду. {379} Хроникер добавлял: «Существует необъяснимая роковая судьба. У графа Кабрила, прославленного дворянина из легитимистского лагеря, было трое детей. Один из них, дон Нуну, погиб два года назад, когда был поднят на рога быком в Картахене. Дочь, дона Леонор, царившая в дни своей юности в салонах, вышла замуж за некоего провинциального мота, расточившего и свое, и чужое. Воздержимся от того, чтобы назвать его имя. Младший сын сегодня вступил за стены тюрьмы Лимоэйру и будет ожидать там попутного ветра, чтобы отправиться в Африку в компании подобных ему убийц. Деды дона Телу также иногда отправлялись в Африку, но в качестве наместников, как дон Фернан де Машкареньяш в 1480 году, дон Жоржи Машкареньяш в 1622-м и дон Фернанду Машкареньяш в 1628-м». {380}

Томазия перечитала эту заметку с лицом, залитым слезами.

— Что случилось, матушка? — спросил Алвару, склоняясь над ней.

— Вот, читай! Господь сурово карает всех грешников… Тут ты можешь увидеть, что весь мир думает… о твоем отце.

И, встав, она с рыданиями ушла в свою комнату. Спустя несколько мгновений, Алвару спокойно вошел к ней в спальню, нежно положил руку на плечо матери и произнес:

— Быть может, я найду способ деликатно помочь… отцу…

Томазия прижала его к груди, восторженно расцеловала его в обе щеки и прошептала:

— Благослови тебя Господь, мой ангел, мой обожаемый сын!.. Отомсти, отомсти за мать!

Наступил апрель.

Виконт Ажилде смотрел, как работает в саду его дочь Пьедаде. Виконтесса, не переставая дрожать от холода и закутав руки в старую и пропахшую дымом муфту, не отходила от очага. Другие дочери виконта в домашних туфлях, раскрасневшиеся и запыхавшиеся, танцевали польку в огромной зале, подпевая себе в такт. Время от времени они останавливались, не разнимая объятий, и начинали смеяться.

Виконт с дочерью увидели, как у дверей спешивается с мерина какой-то скверно одетый человек.

— Кто это? — спросила Пьедаде.

Отец вставил в правый глаз монокль и ответил:

— Наверное, приехал просить отсрочку какой-нибудь арендатор, имущество которого описали.

Незнакомец приближался, держа в руке старую пуховую шляпу.

— Иисусе! — воскликнула Пьедаде. — До чего же он похож на братца Эйтора!

— Что вам угодно? — спросил Вашку Маррамаке обычным в таких случаях резким тоном.

— Если у вас есть несколько свободных минут, может ли ваше превосходительство уделить мне их?

— Это по поводу арендной платы?

— Нет, сеньор виконт.

— Входите. Пьедаде, ты останешься в саду?

— Да, папенька. — Она не отводила глаз от юноши, лицо и голос которого так напоминали ей братца Эйтора.

Виконт поднялся по ступеням, которые вели в приемную. Алвару следовал за ним. Фидалгу первым вошел в двери следующего зала и сказал ему:

— Прошу.

Когда Алвару вошел в зал, Пьедаде, идя за ними по пятам, пересекла зал и подкралась, чтобы подслушать их.

«Подслушивать?! Зачем?! — вопрошает меня скромная и добродетельная читательница. — Какое-нибудь таинственное предчувствие?»

Нет, сударыня, — простое любопытство, причем деревенское любопытство, которое способно заставить нас подслушивать за дверьми, о чем говорят соседи, дабы занять наше время.

Итак, вот что услышала Пьедаде:

— Я должен сообщить вашему превосходительству свое имя: меня зовут Алвару Афонсу да Гранжа. Я сын Томазии Афонсу из Ажилде.

Виконт не изменился в лице, не выпучил глаза и не издал ни одного восклицания, обычного при сильном удивлении.

— Хорошо… — ответил он. — Вы — тот малыш, который уехал в Бразилию…

— Одиннадцать лет тому назад. Тогда Алвару Рибейру имел честь представить меня вашему превосходительству.

— Я помню.

— Мне не повезло. Неотступная болезнь, результат телесной слабости, помешала мне работать. Я вернулся бедняком и инвалидом. Врачи говорили мне, что, возможно, воздух родины возродит меня к жизни. Я вернулся, но испытываю недостаток в средствах для лечения. И вот я пришел просить о помощи… отца… Не знаю, позволит ли ваше превосходительство называть вас так…