Мухаммад ал-Мувайлихи - Рассказ Исы ибн Хишама, или Период времени

Закончив свою проповедь, проповедница покинула компанию и перешла к столику благообразного старца. Тот поднялся со стула и приветствовал ее стоя, улыбаясь во весь рот. Она уселась рядом с ним, а гарсон уже тут как тут — ждет, сколько бутылок она закажет. Она не обращает на него внимания, а он все стоит. Но она приказывает ему уйти, и он удаляется с разочарованным видом. Она говорит старцу, что не желает, чтобы он тратился на нее, что не ставит его на одну доску с другими посетителями, которых она обирает в угоду хозяину заведения. Тогда благообразный достает из своего пояса сверкающее ожерелье и протягивает его проповеднице. Она ему ласково улыбается, какое-то время мило и весело с ним беседует, а потом отходит к другим, чтобы и там раскинуть свои сети и расставить силки.

Говорил Иса ибн Хишам: Мы наблюдали за действиями этой коварной обманщицы и удивлялись тому, как ловко удается ей дурачить мужчин и завлекать их в бездну порока. А ведь она лишена и следа красоты, не обладает никакими достоинствами, воплощает собой образец бесстыдства и наглости. А распутница продолжала переходить с места на место, обращаясь то к одному, то к другому из сидящих в зале, и иногда подходила к хозяину. Временами она исчезала, потом вновь появлялась и ни на минуту не умолкала — ругательства и проклятия с языка у нее так и слетали. А рука всегда была наготове что-то схватить или кого-то ударить. При этом она усердно наливала и выпивала, и настроение у нее беспрестанно менялось — то она морщилась и хмурилась, то смеялась и зубами сверкала, то выглядела веселой и довольной, то возмущалась и негодовала. И каждому от нее доставалось, в выходках своих она не стеснялась. Мужчины разум теряли и все как один к ней в плен попадали. А высшим проявлением ее расположения было — ударить влюбленного туфлей по лицу. Если же к этому добавлялся порванный кафтан или вырванный клок бороды, то о большем нельзя было и мечтать, это означало, что она свидание назначала. Ударенный ею с гордостью с места поднялся и перед друзьями-приятелями похвалялся, как если бы он в жестоком бою победил и добычу богатую захватил. В знак радости он полез рукой в кошелек, а она взяла в руку бокал, и гарсон, тут же стоявший и ведерко с бутылками на голове державший, наполнять его не успевал. Она выпивала за бокалом бокал, словно ее глотка — канал, а виночерпий ее — оросительное колесо {272} 272 …а виночерпий ее — оросительное колесо. — Игра слов: виночерпий и оросительное колесо обозначаются одним словом — сакийа. Но сакийа черпает воду из канала, а здесь виночерпий льет вино в «канал». . Случайно взгляд ее на гуляку и его друзей упал, и тут омда обеими руками на нее указал и, подмигивая глазом, гуляке с восторгом сказал.

Омда (гуляке) : Наконец-то нам повезло, терпение наше вознаграждено. До сих пор нам повеселиться не удалось, но уж теперь-то мы возьмем свое. Эта танцовщица, все сердца покоряющая и все души околдовавшая, она и есть предмет моих вожделений и мечтаний, и кто, как не ты, познакомит нас с ней и окажет нам благодеяние?

Гуляка: Эта артистка известна множеством любовников и поклонников. У нее нет других недостатков, кроме того, что на нее большой спрос. Вокруг сладкого источника всегда толчея, и пробиться к нему очень нелегко.

Торговец: Да, это товар ходовой и дорогой, счастлив будет тот, кто его приобретет, и проиграет тот, кому не повезет. Если бы торговля шла успешно и прибыльно, то можно было бы дать волю чувствам. Но во имя детей молю Господа отвратить меня от нее и удержать от соблазна.

Омда: Во всяком случае нам ничто не мешает посидеть в ее компании и насладиться ее веселыми разговорами.

Гуляка: Хорошо, если бы она провела с нами часок, но ты видишь, сколько вокруг нее мужчин толпится, домогающихся ее любви и готовых раскошелиться. К цели тут трудно пробиться, и наше желание вряд ли осуществится.

Омда: Что касается этой толпы, то с твоей ловкостью и проворством ты сумеешь нас сквозь нее провести, а насчет трат не беспокойся, дирхемы у нас имеются.

Торговец: После этих слов я не сомневаюсь, что удача нам обеспечена, и встреча с нею увенчает наш вечер.

Говорил Иса ибн Хишам: Гуляка подозвал слугу танцовщицы и собирался уже дать ему денег, торговец тоже раскрыл кошелек, но омда удержал их и заплатил сам. Гуляка наклонился к уху слуги и долго ему что-то шептал. Слуга ушел и вернулся со своей госпожой, которая немилосердно жеманилась и строила из себя недотрогу, скрывая под маской неприступности готовность на все услуги. Она приветствовала всех нас, одарила улыбкой гуляку, села возле него и спросила, что произошло вчера после того, как она покинула компанию. Он прервал ее слова громким хохотом и познакомил ее с омдой, расписав его достоинства и его высокое положение. Танцовщица любезно с ним заговорила, и омда не раз прикладывал руку к голове в знак благодарности. Она заметила, как ослепительно сверкает перстень на его пальце, взяла его руку в свою и потянула к себе. Омда растаял и возликовал, думая, что она прониклась к нему любовью. Он лишь непрерывного хлопанья пробок пугался, поскольку гарсон, опорожнив четыре бутылки, немедленно с четырьмя полными возвращался. Наконец и торговец ужаснулся и к гуляке обернулся спросить, как им дальше быть. Гуляка его успокоил, страхи его рассеял, и тот снова бокал в руку взял и пить продолжал. Одновременно он с женщиной шутил и флиртовал и шампанского ей подливал. Омда в блаженном состоянии пребывал, от страстной любви он совсем голову потерял. Гуляка же веселился от души и, едва один бокал осушив, за другим тянуться спешил. А распутница свои козни плела и гарсону твердила: «Еще принеси!» Омда извлек из кармана часы, но, разговором отвлеченный, взглянуть на них не успел, как женщина их схватила, на циферблат посмотрела и сказала: «Пришло время расстаться, пора мне с вами прощаться». Омда стал сокрушаться, вздыхать и ее умолять милость ему великую оказать — провести с ним время в другом месте. Она улыбнулась ему в знак согласия, хлопнула гуляку веером по щеке и покинула их, чтобы с хозяином заведения договориться. Публика начала расходиться, и гарсоны засуетились, стулья убирая и двери закрывая. Остались в помещении лишь те, кто от распутницы обещание получил: любящий ее судья, молодой наследник материнского состояния, молодящийся старик и омда, подзуживаемый торговцем и гулякой. Им долго пришлось ожидать, пока они не сообразили, что коварная их обманула, и один за другим, расстроенные и удрученные, к выходу потянулись. Один лишь омда, страстью и вином опьяненный, упорно ждал и уходить никак не желал.