Федор Достоевский - Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Федор Достоевский - Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты
Автор:

Федор Достоевский
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4.22/5. Голосов: 91
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Федор Достоевский - Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты краткое содержание

Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Федор Достоевский, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Самый яркий и, в то же время самый сложный многоплановый роман Федора Достоевского "Братья Карамазовы" выражает надежды и противоречия своего времени, вечные, непреходящие ценности, заключенные в христианской традиции, религиозные и этические поиски писателя. В основу сюжета положена история одного из товарищей Достоевского по Омскому острогу отставного подпоручика Ильинского, который судился за отцеубийство, и, хотя и не сознался в преступлении, был приговорен к двадцати годам каторжных работ.

Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Федор Достоевский

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

They talk of hell fire in the material sense. I don't go into that mystery and I shun it. But I think if there were fire in material sense, they would be glad of it, for I imagine that in material agony, their still greater spiritual agony would be forgotten for a moment.	Говорят о пламени адском материальном: не исследую тайну сию и страшусь, но мыслю, что если б и был пламень материальный, то воистину обрадовались бы ему, ибо, мечтаю так, в мучении материальном хоть на миг позабылась бы ими страшнейшая сего мука духовная.
Moreover, that spiritual agony cannot be taken from them, for that suffering is not external but within them.	Да и отнять у них эту муку духовную невозможно, ибо мучение сие не внешнее, а внутри их.
And if it could be taken from them, I think it would be bitterer still for the unhappy creatures.	А если б и возможно было отнять, то, мыслю, стали бы оттого еще горше несчастными.
For even if the righteous in Paradise forgave them, beholding their torments, and called them up to heaven in their infinite love, they would only multiply their torments, for they would arouse in them still more keenly a flaming thirst for responsive, active and grateful love which is now impossible.	Ибо хоть и простили бы их праведные из рая, созерцая муки их, и призвали бы их к себе, любя бесконечно, но тем самым им еще более бы приумножили мук, ибо возбудили бы в них еще сильнее пламень жажды ответной, деятельной и благодарной любви, которая уже невозможна.
In the timidity of my heart I imagine, however, that the very recognition of this impossibility would serve at last to console them. For accepting the love of the righteous together with the impossibility of repaying it, by this submissiveness and the effect of this humility, they will attain at last, as it were, to a certain semblance of that active love which they scorned in life, to something like its outward expression... I am sorry, friends and brothers, that I cannot express this clearly.	В робости сердца моего мыслю, однако же, что самое сознание сей невозможности послужило бы им наконец и к облегчению, ибо, приняв любовь праведных с невозможностью воздать за нее, в покорности сей и в действии смирения сего, обрящут наконец как бы некий образ той деятельной любви, которою пренебрегли на земле, и как бы некое действие, с нею сходное... Сожалею, братья и други мои, что не умею сказать сего ясно.
But woe to those who have slain themselves on earth, woe to the suicides!	Но горе самим истребившим себя на земле, горе самоубийцам!
I believe that there can be none more miserable than they.	Мыслю, что уже несчастнее сих и не может быть никого.
They tell us that it is a sin to pray for them and outwardly the Church, as it were, renounces them, but in my secret heart I believe that we may pray even for them.	Грех, рекут нам, о сих Бога молить, и церковь наружно их как бы и отвергает, но мыслю в тайне души моей, что можно бы и за сих помолиться.
Love can never be an offence to Christ.	За любовь не осердится ведь Христос.
For such as those I have prayed inwardly all my life, I confess it, fathers and teachers, and even now I pray for them every day.	О таковых я внутренно во всю жизнь молился, исповедуюсь вам в том, отцы и учители, да и ныне на всяк день молюсь.
Oh, there are some who remain proud and fierce even in hell, in spite of their certain knowledge and contemplation of the absolute truth; there are some fearful ones who have given themselves over to Satan and his proud spirit entirely.	О, есть и во аде пребывшие гордыми и свирепыми, несмотря уже на знание бесспорное и на созерцание правды неотразимой; есть страшные, приобщившиеся сатане и гордому духу его всецело.
For such, hell is voluntary and ever consuming; they are tortured by their own choice.	Для тех ад уже добровольный и ненасытимый; те уже доброхотные мученики.
For they have cursed themselves, cursing God and life.	Ибо сами прокляли себя, прокляв Бога и жизнь.

They live upon their vindictive pride like a starving man in the desert sucking blood out of his own body.	Злобною гордостью своею питаются, как если бы голодный в пустыне кровь собственную свою сосать из своего же тела начал.
But they are never satisfied, and they refuse forgiveness, they curse God Who calls them.	Но ненасытимы во веки веков и прощение отвергают, Бога, зовущего их, проклинают.
They cannot behold the living God without hatred, and they cry out that the God of life should be annihilated, that God should destroy Himself and His own creation.	Бога живаго без ненависти созерцать не могут и требуют, чтобы не было Бога жизни, чтоб уничтожил себя Бог и все создание свое.
And they will burn in the fire of their own wrath for ever and yearn for death and annihilation.	И будут гореть в огне гнева своего вечно, жаждать смерти и небытия.
But they will not attain to death....	Но не получат смерти...
Here Alexey Fyodorovitch Karamazov's manuscript ends.	Здесь оканчивается рукопись Алексея Федоровича Карамазова.
I repeat, it is incomplete and fragmentary.	Повторяю: она не полна и отрывочна.
Biographical details, for instance, cover only Father Zossima's earliest youth.	Биографические сведения, например, обнимают лишь первую молодость старца.
Of his teaching and opinions we find brought together sayings evidently uttered on very different occasions.	Из поучений же его и мнений сведено вместе, как бы в единое целое, сказанное, очевидно, в разные сроки и вследствие побуждений различных.
His utterances during the last few hours have not been kept separate from the rest, but their general character can be gathered from what we have in Alexey Fyodorovitch's manuscript.	Все же то, что изречено было старцем собственно в сии последние часы жизни его, не определено в точности, а дано лишь понятие о духе и характере и сей беседы, если сопоставить с тем, что приведено в рукописи Алексея Федоровича из прежних поучений.
The elder's death came in the end quite unexpectedly.	Кончина же старца произошла воистину совсем неожиданно.
For although those who were gathered about him that last evening realised that his death was approaching, yet it was difficult to imagine that it would come so suddenly. On the contrary, his friends, as I observed already, seeing him that night apparently so cheerful and talkative, were convinced that there was at least a temporary change for the better in his condition.	Ибо хотя все собравшиеся к нему в тот последний вечер и понимали вполне, что смерть его близка, но все же нельзя было представить, что наступит она столь внезапно; напротив, друзья его, как уже и заметил я выше, видя его в ту ночь столь, казалось бы, бодрым и словоохотливым, убеждены были даже, что в здоровье его произошло заметное улучшение, хотя бы и на малое лишь время.
Even five minutes before his death, they said afterwards wonderingly, it was impossible to foresee it.	Даже за пять минут до кончины, как с удивлением передавали потом, нельзя было еще ничего предвидеть.
He seemed suddenly to feel an acute pain in his chest, he turned pale and pressed his hands to his heart.	Он вдруг почувствовал как бы сильнейшую боль в груди, побледнел и крепко прижал руки к сердцу.

All rose from their seats and hastened to him. But though suffering, he still looked at them with a smile, sank slowly from his chair on to his knees, then bowed his face to the ground, stretched out his arms and as though in joyful ecstasy, praying and kissing the ground, quietly and joyfully gave up his soul to God.	Все тогда встали с мест своих и устремились к нему; но он, хоть и страдающий, но все еще с улыбкой взирая на них, тихо опустился с кресел на пол и стал на колени, затем склонился лицом ниц к земле, распростер свои руки и, как бы в радостном восторге, целуя землю и молясь (как сам учил), тихо и радостно отдал душу Богу.
The news of his death spread at once through the hermitage and reached the monastery.	Известие о кончине его немедленно пронеслось в ските и достигло монастыря.
The nearest friends of the deceased and those whose duty it was from their position began to lay out the corpse according to the ancient ritual, and all the monks gathered together in the church.	Ближайшие к новопреставленному и кому следовало по чину стали убирать по древлему обряду тело его, а вся братия собралась в соборную церковь.
And before dawn the news of the death reached the town.	И еще до рассвета, как передавалось потом по слухам, весть о новопреставленном достигла города.
By the morning all the town was talking of the event, and crowds were flocking from the town to the monastery.	К утру чуть не весь город говорил о событии, и множество граждан потекло в монастырь.
But this subject will be treated in the next book; I will only add here that before a day had passed something happened so unexpected, so strange, upsetting, and bewildering in its effect on the monks and the townspeople, that after all these years, that day of general suspense is still vividly remembered in the town.	Но о сем скажем в следующей книге, а теперь лишь прибавим вперед, что не прошел еще и день, как совершилось нечто до того для всех неожиданное, а по впечатлению, произведенному в среде монастыря и в городе, до того как бы странное, тревожное и сбивчивое, что и до сих пор, после стольких лет, сохраняется в городе нашем самое живое воспоминание о том столь для многих тревожном дне...
PART III	Часть третья
Book VII.	Книга седьмая
Alyosha	Алеша
Chapter 1.	I
The Breath of Corruption	Тлетворный дух
THE body of Father Zossima was prepared for burial according to the established Ritual.	Тело усопшего иеросхимонаха отца Зосимы приготовили к погребению по установленному чину.
As is well known, the bodies of dead monks and hermits are not washed.	Умерших монахов и схимников, как известно, не омывают.
In the words of the Church Ritual: "If any one of the monks depart in the Lord, the monk designated (that is, whose office it is) shall wipe the body with warm water, making first the sign of the cross with a sponge on the forehead of the deceased, on the breast, on the hands and feet and on the knees, and that is enough."	"Егда кто от монахов ко Господу отыдет (сказано в большом требнике), то учиненный монах (то есть для сего назначенный) отирает тело его теплою водой, творя прежде губою (то есть греческою губкой) крест на челе скончавшегося, на персех, на руках и на ногах и на коленах, вящше же ничто же".