Федор Достоевский - Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты

Тут можно читать онлайн Федор Достоевский - Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты - бесплатно ознакомительный отрывок. Жанр: Классическая проза. Здесь Вы можете читать ознакомительный отрывок из книги онлайн без регистрации и SMS на сайте лучшей интернет библиотеки ЛибКинг или прочесть краткое содержание (суть), предисловие и аннотацию. Так же сможете купить и скачать торрент в электронном формате fb2, найти и слушать аудиокнигу на русском языке или узнать сколько частей в серии и всего страниц в публикации. Читателям доступно смотреть обложку, картинки, описание и отзывы (комментарии) о произведении.

Читать книгу

Название:

Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты
Автор:

Федор Достоевский
Жанр:

Классическая проза
Издательство:

неизвестно
Год:

неизвестен
ISBN:

нет данных
Рейтинг:

4.22/5. Голосов: 91
Избранное:

Добавить в избранное
Отзывы:

Читать комментарии
Ваша оценка:
80

1

2

3

4

5

Федор Достоевский - Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты краткое содержание

Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты - описание и краткое содержание, автор Федор Достоевский, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru

Самый яркий и, в то же время самый сложный многоплановый роман Федора Достоевского "Братья Карамазовы" выражает надежды и противоречия своего времени, вечные, непреходящие ценности, заключенные в христианской традиции, религиозные и этические поиски писателя. В основу сюжета положена история одного из товарищей Достоевского по Омскому острогу отставного подпоручика Ильинского, который судился за отцеубийство, и, хотя и не сознался в преступлении, был приговорен к двадцати годам каторжных работ.

Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок

Братья Карамазовы - русский и английский параллельные тексты - читать книгу онлайн бесплатно (ознакомительный отрывок), автор Федор Достоевский

Тёмная тема

Шрифт:

↓

↑

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

And that question alone, gradually repeated, gave rise at last to an intense, insatiable hatred of him.	И один лишь сей вопрос, повторяясь постепенно, породил наконец целую бездну самой ненасытимой злобы.
That, I believe, was why many people were extremely delighted at the smell of decomposition which came so quickly, for not a day had passed since his death. At the same time there were some among those who had been hitherto reverently devoted to the elder, who were almost mortified and personally affronted by this incident.	Вот почему и думаю я, что многие, заслышав тлетворный дух от тела его, да еще в такой скорости - ибо не прошло еще и дня со смерти его, были безмерно обрадованы; равно как из преданных старцу и доселе чтивших его нашлись тотчас же таковые, что были сим событием чуть не оскорблены и обижены лично.
This was how the thing happened.	Постепенность же дела происходила следующим образом.
As soon as signs of decomposition had begun to appear, the whole aspect of the monks betrayed their secret motives in entering the cell.	Лишь только начало обнаруживаться тление, то уже по одному виду входивших в келью усопшего иноков можно было заключить, зачем они приходят.
They went in, stayed a little while and hastened out to confirm the news to the crowd of other monks waiting outside.	Войдет, постоит недолго и выходит подтвердить скорее весть другим, толпою ожидающим извне.
Some of the latter shook their heads mournfully, but others did not even care to conceal the delight which gleamed unmistakably in their malignant eyes.	Иные из сих ожидавших скорбно покивали главами, но другие даже и скрывать уже не хотели своей радости, явно сиявшей в озлобленных взорах их.
And now no one reproached them for it, no one raised his voice in protest, which was strange, for the majority of the monks had been devoted to the dead elder. But it seemed as though God had in this case let the minority get the upper hand for a time.	И никто-то их не укорял более, никто-то доброго гласа не подымал, что было даже и чудно, ибо преданных усопшему старцу было в монастыре все же большинство; но уж, видно, сам Господь допустил, чтобы на сей раз меньшинство временно одержало верх.
Visitors from outside, particularly of the educated class, soon went into the cell, too, with the same spying intent.	Вскорости стали являться в келью такими же соглядатаями и светские, более из образованных посетителей.
Of the peasantry few went into the cell, though there were crowds of them at the gates of the hermitage.	Простого же народу входило мало, хотя и столпилось много его у ворот скитских.
After three o'clock the rush of worldly visitors was greatly increased and this was no doubt owing to the shocking news.	Несомненно то, что именно после трех часов прилив посетителей светских весьма усилился, и именно вследствие соблазнительного известия.
People were attracted who would not otherwise have come on that day and had not intended to come, and among them were some personages of high standing.	Те, кои бы, может, и не прибыли в сей день вовсе и не располагали прибыть, теперь нарочно приехали, между ними некоторые значительного чина особы.
But external decorum was still preserved and Father Paissy, with a stern face, continued firmly and distinctly reading aloud the Gospel, apparently not noticing what was taking place around him, though he had, in fact, observed something unusual long before.	Впрочем, благочиние наружно еще не нарушалось, и отец Паисий твердо и раздельно, с лицом строгим, продолжал читать Евангелие в голос, как бы не замечая совершавшегося, хотя давно уже заметил нечто необычайное.
But at last the murmurs, first subdued but gradually louder and more confident, reached even him.	Но вот и до него стали достигать голоса, сперва весьма тихие, но постепенно твердевшие и ободрявшиеся.

"It shows God's judgment is not as man's," Father Paissy heard suddenly.	"Знать, суд-то Божий не то, что человеческий!" -заслышал вдруг отец Паисий.
The first to give utterance to this sentiment was a layman, an elderly official from the town, known to be a man of great piety. But he only repeated aloud what the monks had long been whispering.	Вымолвил сие первее всех один светский, городской чиновник, человек уже пожилой и, сколь известно было о нем, весьма набожный, но, вымолвив вслух, повторил лишь то, что давно промеж себя повторяли иноки друг другу на ухо.
They had long before formulated this damning conclusion, and the worst of it was that a sort of triumphant satisfaction at that conclusion became more and more apparent every moment.	Те давно уже вымолвили сие безнадежное слово, и хуже всего было то, что с каждою почти минутой обнаруживалось и возрастало при этом слове некое торжество.
Soon they began to lay aside even external decorum and almost seemed to feel they had a sort of right to discard it.	Вскоре, однако, и самое даже благочиние начало нарушаться, и вот точно все почувствовали себя в каком-то даже праве его нарушить.
"And for what reason can this have happened," some of the monks said, at first with a show of regret; "he had a small frame and his flesh was dried up on his bones, what was there to decay?"	"И почему бы сие могло случиться, - говорили некоторые из иноков, сначала как бы и сожалея, -тело имел невеликое, сухое, к костям приросшее, откуда бы тут духу быть?" -
"It must be a sign from heaven," others hastened to add, and their opinion was adopted at once without protest. For it was pointed out, too, that if the decomposition had been natural, as in the case of every dead sinner, it would have been apparent later, after a lapse of at least twenty-four hours, but this premature corruption "was in excess of nature," and so the finger of God was evident.	"Значит, нарочно хотел Бог указать", - поспешно прибавляли другие, и мнение их принималось бесспорно и тотчас же, ибо опять-таки указывали, что если б и быть духу естественно, как от всякого усопшего грешного, то все же изошел бы позднее, не с такою столь явною поспешностью, по крайности чрез сутки бы, а "этот естество предупредил", стало быть, тут никто как Бог и нарочитый перст его.
It was meant for a sign.	Указать хотел.
This conclusion seemed irresistible.	Суждение сие поражало неотразимо.
Gentle Father Iosif, the librarian, a great favourite of the dead man's, tried to reply to some of the evil speakers that "this is not held everywhere alike," and that the incorruptibility of the bodies of the just was not a dogma of the Orthodox Church, but only an opinion, and that even in the most Orthodox regions, at Athos for instance, they were not greatly confounded by the smell of corruption, and there the chief sign of the glorification of the saved was not bodily incorruptibility, but the colour of the bones when the bodies have lain many years in the earth and have decayed in it. "And if the bones are yellow as wax, that is the great sign that the Lord has glorified the dead saint, if they are not yellow but black, it shows that God has not deemed him worthy of such glory- that is the belief in Athos, a great place, which the Orthodox doctrine has been preserved from of old, unbroken and in its greatest purity," said Father Iosif in conclusion.	Кроткий отец иеромонах Иосиф, библиотекарь, любимец покойного, стал было возражать некоторым из злословников, что "не везде ведь это и так" и что не догмат же какой в православии сия необходимость нетления телес праведников, а лишь мнение, и что в самых даже православных странах, на Афоне например, духом тлетворным не столь смущаются, и не нетление телесное считается там главным признаком прославления спасенных, а цвет костей их, когда телеса их полежат уже многие годы в земле и даже истлеют в ней, "и если обрящутся кости желты, как воск, то вот и главнейший знак, что прославил Г осподь усопшего праведного; если же не желты, а черны обрящутся, то значит не удостоил такого Г осподь славы, - вот как на Афоне, месте великом, где издревле нерушимо и в светлейшей чистоте сохраняется православие", - заключил отец Иосиф.
But the meek Father's words had little effect and even provoked a mocking retort.	Но речи смиренного отца пронеслись без внушения и даже вызвали отпор насмешливый:

"That's all pedantry and innovation, no use listening to it," the monks decided.	"Это все ученость и новшества, нечего и слушать", - порешили про себя иноки.
"We stick to the old doctrine; there are all sorts of innovations nowadays, are we to follow them all?" added others.	"У нас по-старому; мало ли новшеств теперь выходит, всем и подражать?" - прибавляли другие.
"We have had as many holy fathers as they had.	"У нас не менее ихнего святых отцов было.
There they are among the Turks, they have forgotten everything.	Они там под туркой сидят и всё перезабыли.
Their doctrine has long been impure and they have no bells even, the most sneering added.	У них и православие давно замутилось, да и колоколов у них нет", - присоединяли самые насмешливые.
Father Iosif walked away, grieving the more since he had put forward his own opinion with little confidence as though scarcely believing in it himself.	Отец Иосиф отошел с горестию, тем более что и сам-то высказал свое мнение не весьма твердо, а как бы и сам ему мало веруя.
He foresaw with distress that something very unseemly was beginning and that there were positive signs of disobedience.	Но со смущением провидел, что начинается нечто очень неблаговидное и что возвышает главу даже самое непослушание.
Little by little, all the sensible monks were reduced to silence like Father Iosif.	Мало-помалу, вслед за отцом Иосифом, затихли и все голоса рассудительные.
And so it came to pass that all who loved the elder and had accepted with devout obedience the institution of the eldership were all at once terribly cast down and glanced timidly in one another's faces, when they met.	И как-то так сошлось, что все любившие покойного старца и с умиленным послушанием принимавшие установление старчества страшно чего-то вдруг испугались и, встречаясь друг с другом, робко лишь заглядывали один другому в лицо.
Those who were hostile to the institution of elders, as a novelty, held up their heads proudly.	Враги же старчества, яко новшества, гордо подняли голову.
"There was no smell of corruption from the late elder Varsonofy, but a sweet fragrance," they recalled malignantly. "But he gained that glory not because he was an elder, but because he was a holy man."	"От покойного старца Варсонофия не только духу не было, но точилось благоухание, - злорадно напоминали они, - но не старчеством заслужил, а тем, что и сам праведен был".
And this was followed by a shower of criticism and even blame of Father Zossima.	А вслед за сим на новопреставившегося старца посыпались уже осуждения и самые даже обвинения:
"His teaching was false; he taught that life is a great joy and not a vale of tears," said some of the more unreasonable.	"Несправедливо учил; учил, что жизнь есть великая радость, а не смирение слезное", -говорили одни, из наиболее бестолковых.
"He followed the fashionable belief, he did not recognise material fire in hell," others, still more unreasonable, added.	"По-модному веровал, огня материального во аде не признавал", - присоединяли другие еще тех бестолковее.
"He was not strict in fasting, allowed himself sweet things, ate cherry jam with his tea, ladies used to send it to him.	"К посту был не строг, сладости себе разрешал, варение вишневое ел с чаем, очень любил, барыни ему присылали.
Is it for a monk of strict rule to drink tea?" could be heard among some of the envious.	Схимнику ли чаи распивать?" - слышалось от иных завиствующих.