Марсель Паньоль - Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников

– Разумеется, – ответил Бернар, – а вот и молодая особа, которая там проживает.

– О! – восхитился незнакомец. – Уж не малышка ли это Манон?

– Она самая! А вы ее знаете?

– За этим я сюда и приехал! – воскликнул певец.

С этими словами он направился к Манон, которая сперва очень удивилась, но, увидев, что Бернар следует за ним, успокоилась.

– Барышня, разрешите представиться: я – Виктор Периссоль. Да, собственной персоной. – Манон отродясь не слыхала такого имени и не знала, что говорить, но тенор продолжал: – А вы – дочь милой Эме Барраль.

– Да, так зовут мою мать, – отвечала Манон.

– В таком случае вы не могли не слышать обо мне!

– Виктор! Вы – господин Виктор? – вдруг осенило ее.

– Ну конечно! – воскликнул он.

– Мама написала вам много писем.

– Больше пятидесяти! – воскликнул он. – Она не знала, что я переехал в Марсель, и писала мне в Опера-Комик в Париже, а уж оттуда письма пересылали мне; она в самой очаровательной форме приглашала меня на обед, но всегда указывала один и тот же адрес: Замок Плантье, департамент Буш-дю-Рон… Этот Плантье я искал на всех картах, во всех туристических агентствах. Расспрашивал почтальонов… Никто ничего не слыхал… А поскольку ее письма отличались поэтичностью, а вследствие этого непоследовательностью, я подумал, не был ли этот замок Плантье чем-то вроде… дома отдыха… И вот вчера я получил письмо, как всегда пересланное из Парижа, на которое были наклеены марки почтового отделения деревни Ле-Зомбре. Я без труда определил по телефонному справочнику, где это, и сегодня утром отправился в путь. Дама на почте посоветовала мне обратиться в Бастид, вот почему я здесь. Пойдемте же в Плантье!

Манон пребывала в большом смущении.

– Я не могу прямо сейчас пойти туда… – отозвалась она. – Я должна кое-что купить…

– Хорошо, – отвечал Виктор. – Я подожду вас на террасе кафе за стаканчиком чего-нибудь холодного!

Манон взглядом попросила Бернара следовать за ней, что он и сделал. Стоило им завернуть за угол, как она зашептала:

– Не знаю, что уж там наплела ему мама, но этот человек воображает, что его ждет обед в замке. Что делать?

– Как – что? Веселиться! – от души рассмеялся Бернар.

– Мне стыдно. Он увидит, что она ему соврала.

– Это артист. Он все поймет. Беру на себя по дороге предупредить его.

– О! Это было бы хорошо. Но нужно ведь накормить его… Он толстый… А у нас шаром покати. Яйца… помидоры… Мы-то много не едим… И вина нет… Нужно купить еду. У меня есть одна золотая монета. Как вы думаете, ее примут?

– Перво-наперво пойдемте к нам, повидаемся с моей матушкой, – улыбнулся Бернар.

Добрая Магали выслушала объяснения сына и заявила:

– Нет ничего проще. Возьмешь четыре или пять бутылок вина в погребе. Там же, на второй полке, три баночки сардин, баночку корнишонов и все остальное… А по пути зайдите за хлебом. У меня готовится прекрасное рагу из кролика, я доставлю его вам к восьми вечера.

– О! Не пойдете же вы так далеко! И потом, вы не знаете, где это?! – воскликнула Манон.

– Девочка моя, Бернар показал мне вашу овчарню, и я прекрасно знаю, где она находится. А что до того, что это далеко, так я стреляный воробей. Не думайте обо мне, приготовьте омлет с помидорами, а в восемь я заявлюсь с рагу. Я любопытная. Прежде всего я хочу познакомиться с твоей матушкой. А еще взглянуть, как вы устроились в этой овчарне. Да и с тенором пообщаться не прочь… Я обожаю теноров, но всегда видела их только издалека. К тому же тенор в овчарне – это что-то необычное, и, если мы его попросим, может быть, он исполнит для нас какую-нибудь оперную арию! Ну идите! И не забудьте заглянуть к булочнику.

На обратном пути они застали гостя за исполнением арии из оперы «Если бы я был королем» [71] «Если бы я был королем» – комическая опера А. Адана. Премьера состоялась в Театр-Лирик в Париже 4 сентября 1852 г. перед Филоксеном, Памфилием, Казимиром, который присоединился к «нечестивцам», и господином Белуазо, преисполненным восхищения. Гость долго держал последнюю ноту, после чего раскланялся перед аплодирующей ему публикой.

– Далеко ли нам идти? – поинтересовался он.

– Два километра, – ответил Бернар.

– Тогда сядем в мою машину. Я оставил ее на эспланаде…

– Пусть она там и останется, поскольку из деревни в холмы ведет лишь тропинка!

– Вы меня радуете! – воскликнул Виктор. – Однако позвольте мне нести эту корзину! – С этими словами он забрал у Бернара, нагруженного еще и рюкзаком, корзину с бутылками.

Они поднялись в холмы по дороге, пролегавшей по хребту. Всю дорогу тенор не закрывал рта.

– Я познакомился с ней в турне, в которое мы отправились с «Вертером»… Совсем молоденькая, начинающая. Очень красивый голос, весьма приятное драматическое сопрано, пусть и не слишком хорошо поставленное… Она была первым сопрано в хоре и в случае чего должна была заменить примадонну… И вот в Кастельнодари наша Шарлотта – жуткая обжора, но обладательница чудного голоса, этакий соловей в баобабе, – получила несварение желудка, объевшись кассуле [72] Кассуле – густая фасолевая похлебка с мясом утки и др., традиционное блюдо южнофранцузской кухни. , и когда мы прибыли в Тулузу, я был поставлен в известность, что фасоль преградила дорогу к высоким нотам и малышке Эме придется заменить Шарлотту вечером! В Тулузе! [73] Считается, что Тулуза – центр оперного пения Франции и там самая взыскательная публика. Вы отдаете себе отчет, что это такое?!

Он достал из кармана носовой платок и, отирая пот со лба, все повторял: «В Тулузе!!»

– Мне сообщают об этом в девять утра, когда я бреюсь, – испустив вздох, свидетельствующий об ужасе, задним числом не отпускающем его, продолжал он рассказывать. – Я подумал: пусть поет Эме, хотя малышку освистают, а заодно с ней и меня, Виктора Периссоля. Привезу ее в театр, посажу с пианистом и заставлю целый день репетировать. Позавтракали бутербродами… Я весь испереживался. А знаете, мой дорогой, что было вечером?

Тут он остановился и воткнул палку в землю, дожидаясь ответа.

– Мы этого не знаем, – улыбаясь, отвечал Бернар, – но вы нам сейчас скажете!

– Так вот, вечером в Тулузе меня ждал триумф! Пришлось на бис исполнять каватину из первого акта, романс из второго и арию «Лунный свет» в придачу. Шквал аплодисментов! Меня трижды заставили исполнить «Лунный свет»! Надо признаться, в тот вечер я был в ударе… Возможно, это было мое лучшее выступление…

– А мама? – спросила Манон.

– Она мне нисколько не мешала! И потом, она была так хороша! Воодушевление публики перекинулось и на нее, и, несмотря на одно не слишком чистое си-бемоль, ей аплодировали под конец третьего действия, а когда опустился занавес и грянула овация, я взял ее за руку, – (тут он взял за руку Манон), – и вытолкнул на авансцену… Публика неистовствовала! Вот с того вечера я и заинтересовался ею.