Марсель Паньоль - Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников

– Да чего вы боитесь? – спросила Эме.

Он помедлил с ответом, поморгал три раза и выдавил из себя:

– Все это замечательно, потому-то я слегка и беспокоюсь, лето-то в этом году еще не началось…

– Какой вы пессимист, мой дорогой сосед! – вскричал господин Жан. – Сегодня третье июля, цистерна полна до краев, через месяц нам больше ничто не будет угрожать, поскольку мы можем рассчитывать на августовские грозы!

– Верно, – отвечал Уголен. – Верно. Дело в том, что я беспокоюсь за вас, вот потому и вижу все в черном свете! Как бы в последний момент успех не обернулся провалом!

– Что ни говори, Господь против нас, – сокрушался Уголен. – У этого чертова горбуна воды хоть отбавляй, а у меня от дождей покрылся плесенью турецкий горох, да и у тебя виноград тронут корневой гнилью. А у него тыквы распухают, как будто сам ангел Буфареу надувает их изнутри… [26] Ангел Буфареу – один из так называемых святиков, глиняных фигурок из рождественских провансальских яслей, по прозвищу Надутый: у него толстые щеки, поскольку он дует в рожок, оповещая о рождении Христа в Вифлееме; также его можно считать символическим изображением провансальского северного ветра – мистраля. Он наживет состояние и никогда отсюда не уберется!

– Не беспокойся, – отвечал ему Лу-Папе, – ему повезло, что выдалась такая дождливая весна, но летом она нам сулит пекло. Уверяю тебя, к концу июля вся эта зелень пожухнет, пожелтеет, как спелая пшеница, а пересохшие листья кукурузы будут трещать не хуже твоих цикад…

Дождь в июне – распускай нюни!

Оказалось, старый крестьянин, каким был Лу-Папе, и поговорки были правы.

Запоздавшее лето внезапно установилось пятого июля. Цикады, до тех пор робко подававшие голос, принялись надсадно стрекотать в оливковых деревьях, по утрам огромное солнце, подобно пылающему шару, взлетало прямо в зенит.

В полдень тень от сосен падала на землю вокруг их стволов правильными кругами. Почва стала дымиться голубоватыми прозрачными струйками, растительность словно сошла с ума. Кукуруза вырастала за ночь на несколько сантиметров, тыквенные плети хватались за стволы оливковых деревьев, словно собираясь вскарабкаться на них. Их плоды были уже больше маленьких дынь.

Владелец плантации пояснил:

– Секрет тропической растительности заключается в следующем: после продолжительных, хорошо промочивших почву дождей жаркое солнце ускоряет обмен веществ и стимулирует рост стеблей и листьев. Этим летом установилась именно такая чудодейственная система чередования циклов, – видно, Провидение решило вознаградить нас за наши усилия.

Но на третий день безраздельной власти солнца он обнаружил, что листья теряют свой блеск и некоторые из них уже повисли, словно утомившись от жары: настало время воспользоваться водой из цистерны.

Вечером он принялся излагать свой план Уголену, пришедшему узнать, как дела:

– Цистерна наполнена до краев. В ней двенадцать кубических метров воды. На каждый полив расходуется по три кубических метра, полив – раз в два дня. Таким образом, я обеспечен водой на восемь дней.

– Верно, – согласился Уголен, – да только кто сказал, что через восемь дней пойдет дождь?

– Я учел это, – парировал господин Жан, – именно поэтому с завтрашнего дня мы начнем каждый день ходить в Ле-Плантье за водой. По сто литров четыре раза в день. То есть за восемь дней мы зальем три тысячи двести литров в цистерну, что обеспечит нам полив в течение еще двух дней. Так что всего воды хватит на десять дней.

– Десять дней – это хорошо, – одобрил Уголен, – но в это время года никакой уверенности…

– Вы правы, я принял в расчет самое худшее. Если через десять дней небо по-прежнему будет предательски вести себя со мной, я пожертвую половиной урожая и возьму у вас напрокат вашего мула. Он наверняка способен нести два бидона по пятьдесят литров. Если ходить за водой пять раз в день, можно заливать в цистерну один кубический метр воды в день, а этого достаточно, чтобы дождаться дождя.

– Неплохо рассчитано, – опять согласился Уголен.

– Но я надеюсь, что до этого не дойдет.

На следующий день на заре горбуна ждал приятный сюрприз: на востоке небо как будто заволокло. Он решил отложить ходку за водой и принялся работать в огороде. Но часам к восьми солнце выглянуло из-за туч, которые сразу же рассеялись по небу. Вовсю затрещали цикады, и воцарилось ослепительное солнце.

Они сделали три ходки в Ле-Плантье, потратив на это шесть часов ходьбы по неровной каменистой дороге, где ноги то и дело скользили на камешках.

Вечером, закончив третью ходку, господин Жан с гордостью убедился, что ранее тщательно отмеченный уровень воды в цистерне поднялся на целых пятнадцать сантиметров.

Однако в этот вечер Манон заснула прямо за столом, а Эме, смеясь, пожаловалась, что, присев на корточки перед очагом, она потом не в состоянии самостоятельно подняться, и у него самого несколько раз стрельнуло в затылке. Он объяснил это здоровой усталостью, но на другое утро чуть свет вооружился кайлом, довольно большим железным крюком, который мясники используют для подвешивания туш, двухметровым куском крепкой веревки, серпом и отправился с ослицей по тропе в Ле-Плантье.

На всем протяжении ведущей к ключу тропинки он отсекал на уровне земли нижние колючие ветки, цеплявшиеся за брюки, отгребал на обочину камешки, разбивал скалистые выступы, о которые спотыкался, и выравнивал неровности.

На полпути к ключу он обустроил место отдыха. Очистив от кустарника землю у подножия тенистой сосны, он соорудил из камней скамью в форме дольмена. Затем он повесил на толстую ветку железный крюк: им можно было подцепить за плетеную из ивовых прутьев ручку тяжелую бутыль, что позволяло на время освободиться от груза, расстегнуть ремень на лбу, передохнуть в тени, а после вновь без посторонней помощи легко водрузить бутыль на горб.

Путь до Ле-Плантье был не близкий, пришлось изрядно потрудиться, так что на этот раз он принес только восемьдесят литров воды, зато смог известить семью о том, что тропинка превратилась в «бульвар» и что благодаря «месту отдыха», которое он устроил на полпути, походы за драгоценной жидкостью отныне превратятся в полезную для здоровья прогулку.

Между тем летнее солнце по-прежнему нещадно пекло, и, несмотря на четыре ежедневных ходки за водой, уровень воды в цистерне стремительно шел на убыль… Трава в холмах пожелтела, на корм кроликам оставалось штук двадцать тыкв, немного отрубей; с деньгами тоже было негусто. Так что однажды Жан Кадоре еще до рассвета вышел в путь, погрузив на ослицу клетки с дюжиной кроликов, которых в Обани поручил продать знакомой торговке; домой он вернулся к восьми часам с мешком отрубей и несколькими бутылками вина. Домашние между тем приготовили ему неожиданный подарок – сходили за водой. Сняв сюртук и переобувшись в туфли на веревочной подошве, он снова отправился вместе с ними. Манон защищал от солнца соломенный капор, а Эме держала в руке розовый зонтик с позолоченной ручкой.