Марсель Паньоль - Жан, сын Флоретты. Манон, хозяйка источников

– Где же вы видали такую засуху, которая длилась бы сорок четыре дня подряд? Может быть, в Сахаре! Или в центре пустыни Гоби! Но здесь, даже невзирая на пик Святого Духа, это ма-те-ма-ти-чески ИСКЛЮЧЕНО. – Резко постучав ладонью по столу, он добавил, смеясь: – Все. Проблема решена! Выпьем!

Он снова наполнил до краев свой стакан и залпом выпил.

Уголен ушел от него в крайне подавленном состоянии духа.

Лу-Папе ждал его в родовом доме Субейранов.

Уголен отчитался перед ним о визите к горбуну и о разговоре с ним. Старика его рассказ явно разочаровал и обеспокоил.

– Во всем том, что ты мне рассказал, есть только одна обнадеживающая новость: тот факт, что он налегает на красное вино. Так всегда бывает с теми, кто хочет слишком многого и черпает силы в вине. Через полгода они уже никуда не годятся. Но больше всего меня удручает история с ореховой веткой…

– Ты что, боишься, что он найдет в своей книге секрет, как обнаружить воду?

– Да ни боже мой… Тут дело не в секрете. Нужна выдержка. А он не из таких, я удивлюсь, если он найдет источник… Но если он пойдет по этому пути, кончится тем, что он обратится к настоящему лозоходцу.

– А ты думаешь, что такой найдется?..

– Был один в Ле-Зомбре… придурковатого вида… Вот если бы он пришел в Розмарины, то со своей веткой за пять минут точно определил бы, где источник, да еще сказал бы тебе, какова его глубина и сколько литров он дает в день…

Уголена затрясло.

– И он все еще проживает в Ле-Зомбре?

– Да, он все еще там, но, к счастью, на кладбище.

– Тем лучше! – обрадовался Уголен.

– Да, тем лучше… А есть ли у горбуна еще деньги?

– Он мне сказал, что у него почти ничего не осталось… Но когда речь идет о деньгах, трудно сказать что-либо определенное… Поди узнай, что у кого на уме…

– Если у него осталось хотя бы двадцать франков, он пойдет в Обань и спросит про лозоходца, ему назовут сразу же пятерых или шестерых. К счастью, почти все они просто бездари… А вот если ему вдруг попадется сведущий… – Лу-Папе озабоченно поводил головой.

Уголен, побледнев и задыхаясь от волнения, отчаянно замигал.

На протяжении двух недель Уголен был занят сверх головы – вспашкой, внесением навоза в винограднике и фруктовом саду, обрезкой фруктовых деревьев. Однако он дважды наведывался в Розмарины, но не заставал господина Жана дома – тот был в Обани.

Горбун занимался тем, что «упорядочивал свое финансовое положение», то есть старался найти немного денег… Он продал штук пятьдесят кроликов, сохранив двух самцов и шесть самок, сдал в ломбард ручные часы, перстень с печаткой и продал несколько книг: словарь, «Чудеса науки», «Историю Консульства и Империи» господина Адольфа Тьера и серебряную солонку.

Таким образом ему удалось набрать сто шестьдесят франков; вместе с теми семьюдесятью, которые Эме тщательно сохранила, получилось двести тридцать франков: недостаточно, чтобы погасить долги мельнику из Руисатель и торговцу скобяным товаром в Обани, доходящие до семисот с лишним франков, но достаточно, чтобы заплатить за хлеб и вино.

– Что касается остального, – сказал он жене, – масло у нас будет, поскольку оливы дали богатый урожай; есть сотня тыкв и небольшой запас турецкого гороха, который выдержал засуху благодаря Манон, плюс мешок с миндалем, козье молоко, сыр Батистины, несколько кроликов и все богатства холмов: грибы, дикий салат и прежде всего дичь… Так мы будем питаться по меньшей мере в течение полугода. Это строгий режим, зато здоровый, и мы знаем, что впереди нас ждет успех!

– А меня беспокоит другое, – вставила Эме, – у нас больше нет обуви… Ходки за водой стоили нам пяти или шести пар. У тебя остались только твои лакированные ботинки.

– Достаточно, чтобы сходить в Обань… Здесь же я могу ходить босиком.

Однажды утром, когда Уголен, обвязавшись веревкой, с топором на плече отправился в холмы запастись дровами на зиму, он издалека увидел посередине ложбины странное шествие, совершавшее своего рода обряд.

Впереди медленными мерными шагами шел горбун, задрав голову к небу и держа обеими руками раздвоенную ореховую ветку, какими пользуются лозоходцы. За ним безмолвно следовала жена. За ней девочка с серьезным и сосредоточенным выражением на лице, за ней ослица и уж потом две козы. Странный кортеж поднимался по дну ложбины. Вдруг лозоходец встал, за ним остановилась вся его свита. Ореховая ветка отклонилась к его подбородку. Он отступил на два шага, затем снова сделал два шага вперед и снова встал. Эме подошла ближе и воткнула в землю палку. После чего все торжественно двинулись дальше.

– Все это не к добру, – прошептал Уголен. – Если у него есть терпение, он, пожалуй, найдет источник. Тем более что залегает тот неглубоко. Помоги мне, Дева Мария.

Во второй половине того же дня Манон с козами спускалась с горы Святого Духа. Вдруг она остановилась и позвала отца, который, закрыв глаза и сжимая в руках волшебную ореховую ветку, медленно двигался по дну ложбины.

– Папа, иди сюда, посмотри!

– Что там?

– Смотри, тут на камне какой-то знак черной краской нарисован.

Манон присела на корточки перед плоским камнем, на котором была грубо начертана стрелка, указывающая в сторону фермы.

– Краска еще не совсем высохла, – сказала она, показывая ему испачканный палец. – Что это такое?

– Может быть, эта стрелка обозначает некий ориентир для экскурсантов, хотя я их здесь никогда не видал… Кто-нибудь проходил сегодня утром?

– Вряд ли. Я была в сосновом лесу, никого не видела.

Горбун задумался… Что означала эта стрелка? Возможно, знак враждебности, выраженный таким – немым – способом и указывающий на дом чужака, явившегося в эти места из Креспена. Но потом решил, что это маловероятно и нельзя поддаваться мании преследования. Впрочем, стрелка указывала не на дом, а скорее на склон напротив дома, туда, откуда всходило солнце.

– Вероятнее всего, это ориентир для военных или для служащих из министерства водного и лесного хозяйства, – ответил он Манон.

Вечером Уголен, спускавшийся с холмов с вязанкой валежника на спине, тоже заметил стрелку в пятидесяти метрах выше дома: та указывала в другом направлении, но находилась по отношению к первой стрелке почти под прямым углом.

– Эй, господин Жан, это вы нарисовали?

– Я тут ни при чем! – поднимаясь ему навстречу, ответил горбун. – Там есть еще одна стрелка, она указывает на восход солнца, а эта вроде на юг… Это, наверное, ориентиры для картографов или работников кадастровой службы.

– По-моему, это указания для экскурсантов. Такие же, только желтые стрелки есть на тропинке, ведущей на Гарлабан, и синие – на тропе в Рефрескьер… Это значит, что скоро появятся придурки, что таскаются сюда по воскресеньям… а заодно крадут у меня сливы и абрикосы, смотря которое время года! Вот как я поступаю со всеми этими стрелками! Оп-ля!