Йозеф Кот - Кегельбан

— Ты что, не надо! — услыхал он позади себя голос Арендарчика. — Жаль мутить чистую воду.

Ян с недоумением оглянулся: Арендарчик шел к нему с деревянными стопками на деревянном подносе и затем поставил его на верхнюю ступеньку лестницы. Ян поднял камешек и размахнулся.

— Нет, нет, не смей! — С мальчишеской поспешностью хозяин вырвал у него камешек и аккуратно положил назад на тропинку. — Не люблю безобразия, — пояснил Арендарчик. — Не люблю, когда разрушают сделанное другими. Это озерко я создал собственными руками, вот этими самыми, я выкладывал камушек к камушку. У меня гноились ладони, но я не боюсь никакой, самой грязной работы!

— Я тебе не навязывался, — помолчав, сказал Ян. — Ты сам притащил меня сюда.

— Прости, — вздохнул Арендарчик. — Прости! Это все нервы. — Он достал из кармана пакетик с конфетами и торопливо выбрал черный ментоловый леденец. — Я бросил курить, — оправдываясь, пояснил он. — Боюсь сорваться. Порой ну никаких сил нету, так хочется затянуться! Как ты думаешь, выдержу?

— Я никогда не курил, — пожал плечами Ян. — Но у тебя же есть сила воли, ты справишься.

— Твоя правда, — согласился Арендарчик. — С волей у меня в порядке. Что задумал, то и сделал.

— Тогда тебе нечего бояться, — проговорил Ян, глядя под ноги, на муравейник. Он попробовал было считать муравьев, но то и дело сбивался: один муравей исчезал, на его месте появлялся другой, третий, куда там — их копошилась сотня, не меньше, многие держали перед собой белые комочки. Лето еще только начиналось, а они, видать, уже готовились к зиме. Сверчок играет на скрипке, а муравей вкалывает; это было похоже на несуразную сказку, сверчки объединились в симфонический оркестр и наяривали вовсю, а он стоял, уставясь в землю; она шевелилась у его ног, колебалась, росла, муравьи танцевали в ритме, который отбивали лопасти мельничного колеса; мололась пшеничка, а ему совсем не хотелось идти на пир, и земля пахла, как пахнет земля, — нетронутой чистотой. Отчего же достаточно бывает нескольких капель дождя, чтобы она превратилась в вязкую грязь? Но на небе ни облачка, ничто не показывает на дождь. Жара. Внизу перекликаются веселые голоса, наверное купальщики в бассейне; они счастливы, им ничуть не мешает, что вода мутится и что ценой ее прозрачности они получают избавление от зноя.

Ян уже в третий раз раскладывал исписанные странички стопками, сравнивал цифры, еще и еще раз пересчитывал их на карманном калькуляторе. Все оказалось намного хуже, чем он предполагал. Просто невероятно, но все свидетельствовало против Арендарчика. Картина образцового предприятия расплывалась в тумане, ее заволакивало мрачной черной мглой, стулья рассыпались, разваливались, серванты распахивались, как при землетрясении, многое в сводках и отчетах оказалось голыми цифрами — абсолютными величинами, из которых в лучшем случае можно составить уравнение, но уравнения не всегда получаются, они все равно что заковыристые кроссворды, разгадать их несложно, но достаточно маленькой типографской ошибки — и клетки сдвинутся, ряды не совпадут, и все — игра остается неоконченной.

С гордостью первооткрывателя, всю жизнь искавшего философский камень, Ян подчеркивал красным карандашом неопровержимые данные. Нельзя не предупредить Михала. Он снял телефонную трубку. А какое у меня на это право? Ян заколебался. Как-никак товарищ студенческих лет. Принял меня по-дружески.

— Нет, мужа нет дома, — услышал он голос пани Арендарчиковой. — По средам он ездит в кегельбан. Ах, так! Вы ищете меня, не его? Небольшая географическая консультация? Зачем? А, для кроссворда? Всегда пожалуйста! Река в Африке на пять букв? Погодите, я посмотрю. Ах, так? У вас есть при себе географический атлас? Ну, как знаете, посмотрите сами. Если ваше издание такое же, то Африка на шестнадцатой странице. До свидания.

Мог бы сообразить, что сегодня среда. Поехать, что ли, в «Золотой фонарь»? Но как? На такси? «Вот, прошу любить и жаловать, мой товарищ студенческих лет. Пускай разок бросит шар. Или одного раза мало? Сколько хочешь? Понимаете, он обожает подбрасывать, эдак небрежно подбросить кого-нибудь. Профессиональная слабость, просто не может иначе. А мы бы его пригрели, ей-богу. Познакомьтесь!» И рукопожатия, рукопожатия. «Мой однокурсник. Товарищ Земан, скажи, что мы ему подберем в районе? Янко, не тушуйся! Бери, когда предлагают. Ты правда хочешь взять самый тяжелый шар? Удержишь ли? Смотри не повреди себе пальцы. Шар тяжелый. Ты еще разбежаться собираешься? В таких туфлях? Поскользнешься, а кто тебя упакует в гипс? Познакомьтесь! Гипсовый колосс мысли. Не стоит преувеличивать? Не скромничай. Мой однокурсник. Глиняный колосс мысли. И даже не колосс? Простите, вам случайно не нужен гномик для украшения палисадника? Я совсем не хотел тебя обидеть, ты прав, гномики теперь выходят из моды. Осторожней разбегайся! Тебе лучше разуться. Подумаешь, носки рваные! Пойдем-ка выпьем пива, «Фазанчика»! Ну их, эти кегли. Альберт, куда ты делся со своим «Фазаном»? Слушай, уступи официантку моему другу. Как, она все еще влюблена? Да, такие чувства следует уважать. Яно, Яно, ты что, с луны свалился? Из скафандра вышел весь кислород, а ты с бухты-барахты берешься играть в кегли! Это мой лучший друг, мой однокурсник и лучший друг».

Нет, нет и нет! Все надо как следует взвесить. Поехать в Братиславу и посоветоваться с Каганом. Как хорошо, что на свете существуют начальники! А если б их не было? Пришлось бы решать самому. Впрочем, для себя Ян все давно решил. Он взглянул на часы. Еще можно успеть на вечерний скорый. Ян торопливо собрал в портфель разложенные на столе бумаги. Взял в ванной зубную щетку и электробритву.

— Вернусь завтра, а может, и послезавтра, — сказал он внизу дежурной. — Заплатить сейчас или можно потом?

— Зачем? Не надо, — сказала девица, не вынимая сигареты изо рта. — Мы вам, пан Морьяк, верим.

— Я, кстати, оставил в шкафу костюм и белье.

— Не беспокойтесь, ничего не пропадет.

— Я не это имел в виду.

— Мы вам, пан Морьяк, верим.

Над доской с ключами закуковала кукушка в часах. Она рвалась улететь прочь, но пружина крепко держала ее. Как только кукушка откуковала положенное, пружина втянула ее назад в домик, и деревянные дверцы снова захлопнулись за птицей.

— У вас часы точно идут?

— Нет, смотря по погоде.

— Почему же вы их не выбросите?

— Такими вещами, пан Морьяк, не бросаются.

— Вы правы. Во всем есть свой смысл. До свидания!

— Счастливого пути, пан Морьяк!

Смеркалось. Станция находилась недалеко от гостиницы. Надо было только пересечь шоссе и пройти через маленький запущенный скверик, который никто не убирал, отчего он превратился в заросшую бурьяном свалку, куда посетители станционного буфета выкидывали использованные бумажные стаканчики.