Виталий Москаленко - Райцентр [сборник]

Я — Длинный, и этим сказано все. А он — Левка, которому всегда везло, у которого всегда была перспектива. Он не пошел по распределению, как я, а в последний момент как-то вывернулся, изловчился и попал в хорошее, теплое место. И уже через четыре года строил в Индии завод. Построил. Потом приехал домой и за полгода защитился. И через два, кажется, года уже что-то строил в Африке. Он прекрасный строитель, Левка. Он вовремя понял, что за кульманом много не выгорит. И переквалифицировался в каменщика. Из теоретиков. Как это у него получилось? Я не понимаю. Как это он смог из баскетбола перейти в гонки на собачьих упряжках?! Может, действительно тогда в институте мы не рассмотрели в нем что-то такое, что обнаружилось сейчас? Что-то такое, чего не было ни в ком из нас. И во мне тоже. Я вот, к примеру, много курю, а он не курит. Я часто ссорюсь с женой и выпиваю по случаю, плохо сплю ночами, ношу старые вельветовые штаны и езжу раз в год в командировки на Урал и в Казахстан. А Левка полетит в Южную Америку. Строить. Есть над чем подумать. Вот я и думаю. Сижу на заднем сиденье Левкиных «Жигулей» и думаю. Я смотрю, как «дворники» яростно разбрасывают в стороны потоки воды, и мне хочется курить. Но в Левкиной машине курить нельзя. «No smoking!» — написано впереди на панели не по-нашему. Прямо перед моим носом. Оказывается, некурящий вдыхает столько же дыма, сколько и курящий, но вреда себе наносит больше. То есть если я сейчас закурю, то сразу же стану приносить Левке вред. Я смотрю на крепкий затылок Левки и понимаю отчетливо и бесповоротно, что никогда этого не сделаю. Я не хочу приносить Левке вред.

— Веди себя спокойно. Не дергайся, не суетись, — говорит Левка, не оборачиваясь.

С незапамятных времен он заимел привычку говорить со мной как ему вздумается. Мое молчание он принимает за согласие с ним. За эти годы категоричность и безапелляционность его суждений в присутствии меня обо мне, о моей жене достигли предела. Он стал разговаривать со мной как с нервнобольным, впадающим то в ярость, то в апатию. За последние три года, когда, как ему кажется, положение мое стало безнадежным, он стал говорить со мной как со слабоумным. Он регулярно дает мне советы, учит жизни и всяческим маленьким приемам и хитростям, от которых она, эта жизнь, должна стать легче и приятнее. А я все никак не научусь. Каждый раз, прилетая и вспоминая обо мне, он с изумлением видит, что я такой же, как и был, с той же самой зарплатой, за тем же кульманом, в том же самом обшарпанном здании, куда меня привело распределение, перед той же стенкой с трещиной под потолком и лозунгом на красном кумаче. Это его удивляет, бесит и озадачивает. И он каждый раз искренне хочет мне помочь. Вместе с моей маленькой энергичной женой они пристраивают меня куда-то, «сватают» кому-то… Помогают, в общем. Стать человеком наконец. Они почти убеждены, что иметь дело со мной то же самое, как мертвому ставить горчичники. Но продолжают. И вот опять.

В этот раз Левка со скоростью сто километров в час везет меня к себе на дачу, которую он недавно купил. Сегодня суббота, и там соберется узкий круг: Левка со своей женой Тамарой, я с Люсей и самое главное — Собов. Это тот человек, от которого теперь зависит моя дальнейшая судьба. Собов целый год как Левкин сосед по даче. Свои все выгоды Левка, по-видимому, уже извлек, и теперь настала моя очередь. Звездный час. Наверное, много ночей не спала моя Люся, ожидая этого часа. И вот он наступил. Собов — большой начальник у нас в Райцентре. По-видимому, Левка употребил все свое красноречие, когда расписывал мои достоинства, если у такого начальника, как он, появилось жгучее желание меня видеть. Но видеть меня он желает не просто так. Он хочет взять меня к себе и тем самым убить двух зайцев. Один заяц — это я. Второй — Макарычев. Но… все по порядку. Собов и все связанное с ним — это хорошее место. Место для роста. Для творческого роста. Страшно даже сказать, что будет, если он возьмет меня к себе! Какие откроются передо мной дали, горизонты и перспективы. Если получится так, как мечтает моя Люся, как желает Левка и, пока еще туманно, прикидывает Собов. Все это так. Но все это за счет Макарычева!

Дождь усиливается. Теперь это уже не ливень, а просто потоки воды, которые опускаются отвесной мягкой стеной на маленький «жигуленок». И мы с Левкой в этом «жигуленке» несемся вперед и вперед.

— Не кисни, не будь букой, не молчи, но и не болтай лишнего. Про то, что иногда выпиваешь, намекни, потому что если вообще не пьешь — подозрительно. И не зажимайся, как ржавый штатив! — Левка оборачивается, полоснув по мне ослепительной голливудской улыбкой.

— Не зажиматься, как кто? — переспрашиваю я.

— Как ржавый штатив, — повторяет Левка. И мельком оглядывает меня, в чем я одет. — Рубашки другой не нашлось?

— Плохая?

— Допустим, — отворачивается Левка. — Предположим. Что-нибудь глянем у меня. Веди себя спокойно, непринужденно. Веди себя так, как будто не ты в нем нуждаешься, а он в тебе. И не надо этой твоей вечной интеллигентной суеты, вежливости, предупредительности, доходящей до подобострастия. Он этого не любит. И вообще: он такой же человек, как ты и я. Только большой начальник.

— А как же Макарычев? — спрашиваю я.

— Что Макарычев?

— Он уже оформил документы… Сначала был он… Как же теперь?

— Сначала был он, а теперь ты. И хватит о нем.

Левка говорит, сдерживая раздражение. Я чувствую, как его начинает «трясти».

— Ну что Макарычев, что?! При чем здесь он?! — Левка опускает стекло и харкает со всей силой некурящих легких. — Носишься со своим Макарычевым, как… На себя, говорю, посмотри!

— У него больная жена, — повторяю я еще раз и смотрю в боковое стекло.

Мы уже за городом. Косые полосы дождя висят над горизонтом. Я вспоминаю, что скоро шоссе пересечется с железной дорогой и чуть выше будет платформа электрички между Узловой и Райцентром. Когда-то мы с Люсей приезжали собирать ягоды. Когда-то мы понимали друг друга с полуслова. Теперь она на даче. С каким-то Собовым, с Тамарой. Они ждут нас. Я представляю, как Собов смотрит на Тамару, на Люсю, я просто вижу, как он сравнивает их: мою маленькую Люсю, прихихикивающую, не умеющую ни кокетничать, ни говорить, ни молчать. Не умеющую ничего, но с поразительным рвением желающую иметь все, и убийственно красивую Тамару. Я вижу, как Тамара смотрит сверху вниз на мою Люсю, как она улыбается Собову, язвительно и понимающе. Я вижу, как моя Люся режет на кухне какой-нибудь лук, колбасу, сыр. Всегда в гостях, куда мы с ней редко приходим, она от внутренней несвободы начинает помогать хозяевам накрывать на стол, готовить закуски, носить все из кухни в гостиную, таскать стулья и рассаживать гостей. И даже если все готово, она лезет в холодильник, хватает первый попавшийся под руку кусок и начинает его резать или протирать на терке. А в последний раз умудрилась разыскать невыброшенное ведро с мусором и, пока не вынесла его, не успокоилась. И тем не менее… Левка все точно рассчитал. До моего приезда две женщины столько хорошего расскажут обо мне, так подготовят и обработают этого Собова, что мне останется просто войти, поздороваться и сесть. Предварительно переодевшись в лучшую рубашку.