Виталий Москаленко - Райцентр [сборник]

Тот в свою очередь понял, что преследователь именно в первый момент может выстрелить, и, выставив руки перед собой, безмолвно уставился в сторону двух маленьких дырочек в стволах, в сторону скуластого, бескровного, закаменевшего вмиг Гришкиного лица.

Гришка, увидев, что это человек, тот самый беглый, которого разыскивают! — испытал страх, любопытство, отвращение и, главное — разочарование. Но, понимая, в чем сейчас его, Гришкина, сила, вскинул к плечу приклад ружья. Целился, поглядывая поверх стволов.

— Земляк, — прохрипел человек, — пощади…

— Что-о-о? — прошептал, не узнавая своего голоса, Гришка. — Что — пощади-и-и?

— Пощади, кореш, — вытолкнул через распухшие губы человек и заколотился в беззвучных рыданиях.

И только здесь Гришка увидел, где они. За спиной у беглого Гришка увидел нору. Потом, оглядевшись, понял, что и стоит-то он на утоптанной площадке перед норой. А наверху, над ней, старый разлапистый клен. И как только осознал, заорал:

— Отвали!

Человек метнулся в сторону, Гришка припал к норе ухом, все еще не сводя с беглого вороненых стволов, и вдруг расцвел в улыбке и по-детски закричал:

— Зде-е-есь! Слышь? Они зде-е-есь!

— Здесь! — махнул рукой лейтенант внутренних войск, приказывая солдатам рассредоточиться и шеренгой спускаться с насыпи в лесопосадку.

— Сюда! — кричал Гришка, как только услышал, что подкатила дрезина и лейтенант отдает приказания. — Здесь он! Вот он, сюда!

Солдаты полезли вниз с насыпи в мокрую по пояс траву. Гришка кричал громко, призывая к себе, кричал, без умолку, одно и то же:

— Левее обходите, солдаты! Не сюда, левее! Вот я здесь, рядом! Ага! Ага! Возле норы! — И, опомнившись, еще громче: — Нора здесь волчья, с волчатами и волчицей дохлой! Восемь волчат! Я нашел! Ага! Волчат не трогать — я нашел, нашел! Наткнулся! Все лето искал… Не подходите, товарищи солдаты, волчата мои…

Гришка разрыл саперной лопаткой вход в нору и, набрасывая тонкой проволокой на морды волчат петлю, вытаскивал и запихивал их в мешок. Волчата упирались, скулили, рычали, но, подчиняясь силе, вылезали из норы на свет. Их было ровно столько, чтобы Гришке хватило на магнитофон.

Солдаты выволокли беглого из лесопосадки, грязного, мокрого, опухшего от укусов пчел, с переломанной ногой. Он присел на подножку дрезины, попросил закурить. Лейтенант сначала нацепил на запястья наручники и, сунув ему в рот сигарету, щелкнул зажигалкой. Все это он сделал с удовлетворением: взяли. Он взял.

Беглый сосал «Приму», смотрел себе в ноги. Собаки быстро потеряли к нему интерес и теперь рвались назад, в лесопосадку, откуда доносились причитания Гришки. Собаки чувствовали запах извечного своего врага — волка. Но вот из лесопосадки раздались другие, явно нерадостные вскрики Гришки. Там поднялась какая-то возня, с хрипом, с сопением.

— Я тебя научу свободу любить! — шипел голос старшего брата. — Ты эт что надумал, а? Ты что надумал, недоделанный?

— Пусти, больно! — взвыл из лесопосадки младший.

— Отпусти сам мешок! Отпусти!

— Шею больно, пусти! — верещал тоненький голосок младшего.

— Мои волчата! Мои! — уже громко орал старший. — Отпусти, кому сказал!

— Эй, ребя-а-аты! — бодро выкрикнул лейтенант. — А ну разойдись! Ребя-а-аты!

— Пусти! Пусти! — кричал младший.

— Кого пусти, цаца! Кого?

— Волчаточи-и-и-и-и-к! — вдруг зарыдал голос младшего. — Живодер!

— Сдались они тебе эти волчаточки, недоделанный! Все равно подохнут! Вон как исхудали не жрамши! Руку пусти! Ах, ты кусаться?! Кусаться?!

— Клепаков! Разберись! — крикнул лейтенант.

Клепанов, высокий кряжистый солдат, спустился с насыпи в лесопосадку и не без труда за шиворот выволок братьев.

Гришка прижимал к животу мешок, в котором, ворочались волчата. Васюха рыдал горючими слезами:

— Он же их на шкурки пустит, дяди! Не дайте ему убивать, дяди! Он поубивает их, волчаточи-и-и-ик!

— Я нашел их, я! — кричал Гришка. — Их по закону брать и сдавать положено!

Клепанов улыбался во все лицо:

— Товарищ лейтенант, я удержать их не смогу больше. Гля, как скубаются!

Братья болтались в руках Клепанова как на вешалке. Гришка прижимал мешок к себе, исподлобья поглядывая на собак. Две овчарки рвались с поводков, повизгивая от истомы, чувствуя волчий дух.

— Не надо их сюда! Ну их к черту, а то собаки сбесятся! — сказал лейтенант, соскользнув с насыпи.

— Мои, — тихо сказал Гришка, весь сжавшись в комок, уставясь широко раскрытыми испуганными глазами на лейтенанта. — Мои, сказал! Не имеете права отбирать! Я нашел. Мои!

— Твои, твои, — миролюбиво ответил лейтенант. — Дай глянуть-то. Не видал ни разу.

Лейтенант залез в мешок и достал за холку волчонка. Высоко поднял над головой, показывая солдатам.

— Хорош, да? Во — природа!

Собаки взвыли и стали пластаться над землей, суча лапами по щебенке.

— Уберите вы его, товарищ лейтенант! — весело крикнул Клепаное. — Порвут ведь поводки! Гля, гля, как ненавидят! Оё-ёй! — Клепанов покачал головой. — Да, товарищ лейтенант: природа!

Полудохлый от голода волчонок с затянутыми в щелки, закисшими глазами висел в руке лейтенанта, оглядывая насыпь и людей на ней. Люди с любопытством смотрели на него, и только беглый сидел, опустив голову, уставившись в залитый мазутом гравий. Сигарета истлела и висела на нижней губе, потухнув. Да и сам он потух, отжил свое.

А над головами людей, венцов природы, над мордой поднятого в первый и последний раз к небесам волчонка бушевали пчелы. Гудели, проторивая там, в небесах, свой яростный, последний в этом году взяток.