Виталий Москаленко - Райцентр [сборник]

Сапончик вскочил и заходил вокруг скамейки, подходя к статуе пионера, заглядывая ему под нижнюю челюсть, куда по проволоке проскальзывали осы. Там было гнездо. «Но если честно — кто меня ждет в Райцентре? Кому я здесь нужен, кроме мамы? Неужели — никому? А кто виноват в этом? Кто виноват?»

Он взял чемодан и пошел по аллее, но, пройдя несколько шагов, остановился и застыл, глядя перед собой. Стоял и думал. Потом с такой же решительностью вернулся к скамейке, поставил чемодан, опять сел, уставился в одну точку.

Терпеть не мог в себе эту черту. Примет какое-нибудь решение, и тут же все кажется не так, и уже паника возникает оттого, что решение это показалось чепухой. Вот и теперь. Решил пойти к Иван Иванычу, директору школы, и тут же засомневался. Во-первых, сейчас его нет дома, во-вторых, еще не наступила жара и по дороге придется встретить человек десять, которым все надо объяснять, в-третьих… К Ивану Иванычу он пойдет в последнюю очередь. Или не пойдет вовсе. Он опять закурил сигарету, не заметил, как она истлела у него в руке, бросил, прижег следующую.

«Сколько раз я приезжал на этот вокзал, садился на скамейку, сколько раз? Десять? Одиннадцать? Надо прекратить эти поездки, остановиться, то есть остаться в Райцентре… Остаться? Остаться? Никогда. Она ушла, она бросила меня. Я здесь никому не нужен. Кому можно здесь объяснить, чего мне хочется, отчего я мечусь полгода перед поступлением, перед экзаменами в университет? Да, именно, только в университет, и никуда больше! И никому не собираюсь объяснять, почему именно в университет! И вот опять, опять! О, как тяжело смотреть на эту статую пионера с перешибленной глоткой, с каркасом вместо цемента… Если толкнуть ногой чемодан — он упадет. Упал. Надо бы поднять. Тяжелый. Очень тяжелый. Полный, под самую крышку — книги. Сколько я езжу с этим чемоданом? Десять лет. Уже десять. Десять. Оса летает над головой. Сначала над головой пионера, теперь над моей. Большая оса с желтыми, синими и красными полосками на брюхе. Она летает над моей головой, в которой пустота… Надо идти, надо сейчас же встать и идти…»

Неудачи в этот раз начались с самого приезда в Ленинград. Обычно он останавливался у знакомой старушки, но теперь ее не оказалось, и две ночи пришлось ночевать на вокзале. Потом ни с того ни с сего у него не взяли документы. Неправильно составлена характеристика. Сколько раз до этого приезжал — все было правильно составлено. А в этот раз неправильно! Два дня ушло на то, чтобы утрясти недоразумение. Сапончик дошел до декана. Декан оказался мужчина простой и улыбчивый. Очень даже обыкновенный человек. Такого бы Сапончик мог увидеть в Райцентре у пивной. Как всегда, Сапончик завалился на химии. Химия — это был рок для Сапончика. Казалось, сколько лет он, Сапончик, работает лаборантом в физическом кабинете, случалось ему помогать готовить и химические опыты, готовить растворы и помогать химичке Саломатиной проводить уроки. Фактически, по его просьбе, Саломатина несколько раз проходила с ним курс средней школы по органической и неорганической химии, и вот опять… Не понимал эту науку Сапончик. Где-то по сути не понимал. Как если бы человека без слуха обучали игре на инструменте, и обучили, и он даже зазубрил несложную вещь, но когда надо выступать, не повторять механически, а творить — он фальшивил. Так и Сапончик. Фальшивил. И его умело ловили молоденькие экзаменаторши на элементарном, на азах. Поймали и на этот раз. Беда Сапончика заключалась еще и в том, что он знал неизмеримо больше, чем было предусмотрено программой. Он мог рассказать многое… Ведь слушали же его ребята в авиамодельном кружке, слушали открыв рот, затаив дыхание. С ними Сапончик воспарял, слова текли возвышенно и просто, все получалось. На экзаменах в университете, куда упорно поступал Сапончик, язык прилипал к нёбу, руки болтались, как веревки, ноги мешали, любой взгляд, пристальный, изучающий, повергал Сапончика в трепет. Он чувствовал себя школяром. Шпаргалок он уже не возил, покоряясь судьбе, сам себе напоминал игрока в лотерею, который в поисках ускользающего выигрыша, разуверившись в системе выпадания чисел, ставит который раз на что угодно. И опять проигрывает.

Получив по химии двойку, Сапончик спустился в приемную комиссию, забрал документы, засунул их во внутренний карман пиджака, заколол булавкой и пошел гулять по Ленинграду. Выйдя на незнакомой остановке трамвая, он увидел театральную кассу, а на другой стороне подвальчик, на котором было написано просто и незатейливо: «Вино». Купил наугад билеты в цирк, спустился в подвальчик и в розлив, по сто граммов выпил несколько разных вин. Вина были вкусные, сладкие, темные, светлые… и дорогие. Сапончик вообще-то не пил и хмельным, как правило, не умел себя вести: его тянуло на подвиги. Походив по проспектам Ленинграда, Сапончик обнаружил, что пора было уже ехать в цирк. Но возле цирка он увидел пивную и решил попробовать ленинградского, разливного. Попробовал. Хорошо откушал. А когда во втором действии на арену выбежали лошади и понеслись под крики «алле!», Сапончик вскочил и почему-то тоже завопил: «Алле!» Голова закружилась, он полетел вниз на зрителей. Те, на кого упал он, расстроились. Однако были и другие. Они смеялись от души, показывая детям на пьяного. Сапончик от стыда даже слезу пустил, хотя плакал редко.

Итак, пребывание в Ленинграде закончилось на том, что его выводили под белы рученьки из цирка, тащили в милицию, он плакал, по кругу бегали лошади, и женщина в блестящей одежде кричала, оглушительно стукая бичом: «Алле! Алле!»

Сапончик встал, взял чемодан и пошел.

Итак, он опять был дома, опять привокзальная площадь с тремя жирными голубями посередине, опять тетя Даша сверкает налившимся глазом из-за стекол киоска. Подойдешь — сейчас же спросит, подковырнет вопросом. У нее сын остался здесь, в Райцентре, на автобазе работает. Они учились вместе, в одном классе с ее сыном. Она недолюбливала Сапончика. Ей, тете Даше, казалось, что он хочет быть не таким, как все, что он выщелкнуться желает. Специально не пошла домой, хотя в жару у нее перерыв в киоске до вечера. Осталась, зная, что он обязательно будет проходить мимо. А она тут как тут — вопросик ему. Сапончик подошел к киоску. Тетя Даша даже вспотела от ответственности момента:

— Ну, как там Ленинград?

— Ленинград стоит на болоте и каждый год опускается вниз! — оттарабанил Сапончик, разглядывая корреспонденцию. — Перенаселение. Очень много глупого народа, давят своей глупостью на землю, и она проседает.

— Да что вы говорите? — засмеялась не своим смехом тетя Даша.

— Да, да. Дураков скоро будут выселять, ясно?

— Ясно, — спокойно ответила тетя Даша.

— Журнал «Здоровье», будьте добры!