Виталий Москаленко - Райцентр [сборник]

— Ну, так вылезай! Никто тебя не заставлял туда лезть!

— Как же теперь вылезать, если уже вымок?

— Ну, тогда ныряй, если вымок!

— Утопить меня хочешь?

— О боже мой!

— Не надо о боге, не надо! — Отец по-собачьи греб на месте, глядя сыну в глаза. — Я так скажу: нас вам запросто так не взять. Мы не из тех! Мы другой закалки! Нас железом жгли, топили, фосфором поливали, а мы вот, пожалуйста! Мы вам еще такое покажем, что…

— Кому это «нам» вы покажете?

— Вам, вам! Волосатикам. Так и передай всем «вашим», которые по лодкам расселись! Голыми руками нас не взять! — свирепо сказал отец, и это, отразившись от берега, вернулось обратно: «Ять, ять, ять!»

Он нырнул, и его не стало. Сын стоял в лодке с удочкой в руках. Леска была натянута, и чувствовалось, как по ней в глубине перебирают руки. Вынырнув, отец отплыл. Задыхаясь и колотя по воде руками, закричал:

— Сом! На червя взял! Вот такой кабан! Ха-ха-ха! — засмеялся и захлебнулся водой.

— Вылезай! Я тебя спасать не полезу! — испугался сын.

— И мы не полезем тоже! — закричали в восторге с берега.

— Замолчи, дуропляс! — не выдержал отец и показал из воды кулак в сторону берега. — Вот вылезу — оттаскаю тебя за патлы! Так! Пробуем еще раз!

И отец попробовал еще раз. Теперь его не стало надолго. Сын, простояв несколько секунд, бросил удочку и нырнул. В глубине произошла борьба, огромная рыба, ударив хвостом, вывернулась и пошла под лодку, потащив за собой удочку. Удилище поднялось, как большой поплавок, и уходило на середину озера, опускаясь все ниже и ниже. Потом исчезло совсем. Наконец сын вынырнул, держа отца за руку и волосы. Тот, отбиваясь, кашлял и, обморочно закатывая глаза, успевал кричать:

— Ушел! Ушел! Что ж ты! Эх ты! Инженер! Я его уже взял, я его уже держал! Как я его держал, а ты! Хлп, хлп, хлп! — Вода хлестала из глотки фонтаном, а он все повторял: — Ушел, ушел, ушел…

Сын втолкнул отца в лодку, влез сам. Лодка сильно зачерпнула, и теперь они сидели каждый на своей лавке по щиколотку в воде, в которой мокла одежда. Сын сел за весла и погреб к другому берегу, там, где стояла их машина. Скрипели уключины, бренчала у костра гитара, и ошалелые утки носились над озером, не находя себе места. Отец, сгорбившись, плакал.

Под утро пошел дождь. Дед Степан поднялся, прицепил ногу и встал у окна, крякая и расстраиваясь, пока бабка Мотька не проснулась и не забурчала, чтобы тот ложился. Дед отцепил ногу, лег, но уже не спал, думал. Раз в году праздник, и вот тебе на. Дождь. Теперь попробуй поднимись в эту чертячью гору. Это не шутка.

Каждый год бывшие фронтовики Райцентра собирались на базарной площади, напротив исполкома. Раньше смотрели парад войск Н-ского гарнизона, оценивали, как идут солдатики… Теперь парадов не было. Отменили. Толклись у ворот, ходили по базару, играла бравурная музыка. Да еще 9 Мая была весенняя ярмарка. Дед Степан и Михалыч каждый год ходили на базарную площадь в День Победы.

Теперь дед Степан лежал и думал о том, что Михалыч во много раз счастливее его: полон дом внуков, правнуков, какой-то родни… А тут всю жизнь вдвоем с бабкой. Никто не виноват, одного сына родила, он получился бирюк бирюком — во все стороны из Райцентра смотрел, лишь бы только уехать. Уехал, на Узловой живет, в области. «Счастливый». А у Михалыча пятеро. Сын и дочка остались жить в Райцентре, от них и внуки, вот теперь, если сегодня внучка замуж выйдет, — правнуки пойдут. Михалыч, значит, скоро прадедом станет, а тут бы с грехом пополам дедом стать. Детей у сына не было — не хотели. Умные больно!

— Эха-ха! — заскрипел дед, сел на краю кровати, взял ногу, пристегнул к культе, пошел по комнатам, к выходу… Вышел на веранду, прислушался. Дождь, кажется, утихал.

Ну, и хорошо. Пусть свадьба без дождя будет! За навес, что делался под его руководством, он отвечает. Для свадьбы желательна погода хорошая, шутка ли сказать: сто человек. Накормить, напоить, спать уложить тех, кто с хуторов приедет.

Дед Степан и бабка Мотька были приглашены почетными шаферами. Бабку Мотьку приглашали, потому что знала старинные песни. У нее был хороший голос. Дед любил смотреть и слушать, как она поет. Это были сладостные минуты его жизни. Он тайно гордился бабкой и считал, что, если бы не характер ее мягкий, быть бы ей второй Руслановой.

Дед вернулся в комнаты, не спеша надел костюм, долго примерял галстук, пыхтел, пытаясь поставить его ровно посередине. Не получалось. Медали звенели и разбудили бабку.

— Куда ты ни свет ни заря! Семь часов еще, — громко сказала бабка из дальней комнаты.

— Семь двадцать пять, — поправил дед, — лежи… Мое дело.

— Ое-е-е-е-ей, — пробурчала бабка, — дело! Курям посыпь…

— На дворе праздник, а она с курями! Эха-ха!

Дед строго осмотрел себя с головы до ног, открыл комод, взял десять рублей двумя пятерками, потом одну отложил и закрыл комод. На веранде дед снял со специального гвоздика подковку, пристегнул ее на конец деревянной липовой ноги, протеза, и вышел во двор.

Эти подковки он делал сам. Брал кружок листовой стали, вырубал по радиусу шестью просечками, три усика загибал в одну сторону, три — в другую. Одни крепились к «ноге», другие — в землю. Вот тебе и нехитрое приспособление от грязюки или гололеда. Такие подковки он сделал Михалычу и Трофиму Сотникову, такому же инвалиду, как и они с Михалычем.

Девятого мая они втроем встречались на базарной площади. «После зимней спячки», — говорил Михалыч. Раньше, когда были помоложе, они все вместе ездили на Узловую получать протезы и полагающуюся для инвалидов обувь, войлочные и шерстяные мягкие шапочки, прокладки, чтобы культю не растирать в кровь о протезы.

Дед Степан выпустил кур, насыпал зерна, стал ждать Михалыча. Пора бы уж ему…

Дед Степан не пил, не курил и матом не ругался. Со всех сторон хороший. Михалыч попивал. Михалыч, куда ни ткни, везде с недостатком, везде трещинку найдешь. А вот любят его. Деда Степана сторонились. Сумрачно с ним. Тяжело. У деда Степана характер. Конечно, оно проще, как Михалыч, балаболкой — языком месить! Дед Степан не такой, терпеть не может пустопорожних слов, дело уважает. Дом его, двор — как картинки, хоть по телевизору показывай. Во дворе у него проложены кирпичные тропинки, катух, гараж, летняя кухня на хорошем добротном цементном фундаменте. Дом прокрашен свежей зеленой краской, ворота и забор основательные, калитка с секретом. Просто так к нему во двор не попадешь. Надо знать, что на месте, где обыкновенно во всех калитках втыкается ключ, у него секрет. Если чуть подальше в скважину просунуть палец — металлический усик. Нажал на этот усик, и калитка открывается. На Народной все знают про этот усик, и дело не в усике, а в том, что родилась задумка у деда Степана, бился он целый год, долбил внутри калитку — и все-таки сделал! И сараи, и гараж, и балалайка, что он подарил Трофиму Сотникову, сделаны его руками.