Виталий Москаленко - Райцентр [сборник]

«Поймают», — лениво думал машинист. Теперь состав несся по степи, пролетая маленькие станции, буравя светом косой дождь, промахивая разъезды, стоящих в плащах и капюшонах женщин, мужчин с желтыми флажками, катил под зеленый свет, следуя как курьерский к маленькому степному городку, Райцентру, вез «этого» туда, откуда он сбежал. А там уже, в далеком и глухом тупике, среди гор отваленного мела, слева и справа выстраивалось оцепление, сонные солдаты внутренних войск становились друг от друга на небольшом расстоянии, и все это действо предназначалось для одного человека.

Подъем на участке дороги перед Райцентром машинист знал хорошо. Он помнил о нем, готовился к нему, зная, что скорость здесь упадет, прикидывал, зная вес состава, сможет или нет разогнаться по скользкой дороге так, чтобы скорость не позволила «этому» соскочить. Дело в том, что зек почувствовал неладное, то и дело выглядывал из пульмана, смотрел вперед, навстречу встающему солнцу, навстречу холодным на ветру каплям дождя, сплевывал против ветра, косился вниз, под колеса. И теперь затяжной подъем оставлял ему надежду. Надежду на что?

Машинист убедился, что зек будет сейчас прыгать, и, только хотел соединиться с диспетчером, как в ту же секунду увидел: тщедушный, маленький человек осторожно перелез через выпирающий над буксами край пульмана, свесил ноги в поисках буксы, нащупал, развернулся лицом в сторону ветра и замер, вглядываясь туда, куда ему предстояло упасть. Машинист глянул на спидометр. Пятьдесят километров в час.

— Разобьется, — тихо сказал помощник. — Вдребезги.

— Черт его возьмет… — пробормотал машинист. — Знает… Не раз бегал небось, уклона, насыпи ждет… Чтобы скатиться.

Кепка сорвалась с головы зека и, взлетая бабочкой, долго еще крутилась и вертелась позади, чтобы потом забиться в судорогах под колесами состава.

Машинист щелкнул тумбдером рации, стал медленно наговаривать диспетчеру обстановку, отвлекся и не заметил того самого мгновения, а помощник, вскочив, вскрикнул:

— Гля, гля… О-о-о-о!

В следующую секунду уже далеко позади взметнулись в некошеной траве руки, ноги, бьющиеся о землю, взлетающее над ней хрупкое, переламывающееся пополам тело, блеснул сорванный бело-кипельный пиджак. Они оба увидели, как человек, перевернувшись несколько раз через голову, вперед, назад, скрючился и затих. Потом схватился руками за ногу, попытался встать, но не смог и повалился на спину, дергаясь, по-видимому, от боли.

Человек уплывал за поворот, отплывал из жизни назад. В прогалине, между редкими деревьями мелькнула пасека: будка, ульи, прицеп для легкового автомобиля под брезентом, мелькнул километражный столб, и внизу, за ним, лесопосадку прорезала балка, полная дождевой воды.

— Так, — сказал мрачно машинист и сел назад в кресле.

— Во дают, да? — засмеялся помощник и глянул искоса на машиниста,

Тот, связавшись с диспетчером, сообщил о случившемся: на каком километре, когда, на подъеме, вблизи пасека, прицеп, машины не заметил, но будка и прицеп есть.

Долгое время после этого они ехали молча, смотрели на набегающие рельсы. Машинист постукивал костяшками пальцев по пульту управления, постукивал долго и монотонно, выводя из себя пылкого помощника.

— Ну вот спросить бы его… Зачем? Куда ты бежишь? Куда? — выговорил с удовольствием помощник, просто так, приглашая машиниста потрепаться. — Так вот нет же… Бежит!

— Дай термос, — сказал машинист. — Плесни. — И стал пить остывший сладкий чай.

Помощник замолк, обиженно отвернулся. Но молчал недолго. Сложил губки трубочкой и сначала тихо, потом громче затянул однообразную, ни о чем мелодию. Потом зевнул, схватил с пульта свою пачку сигарет с фильтром, прикурил, поерзал на сиденье и про себя обозвал машиниста словом, которое, если бы тот узнал, наверняка удивило бы его. Обнаружив выпавшую из-за спинки тряпку, помощник запихнул ее подальше, между спинкой и сиденьем, еще раз зевнул, глянул на себя в зеркальце, вставленное между приборами, на свое молодое, бледное от усталости, угреватое лицо. И отпал, не зная уже, о чем говорить, думать, куда смотреть.

Состав тяжеловоза выкатился в долину, набрал скорость, летел вперед, разрезая пополам степь, направо отваливался масляный желтый кусок цветущего подсолнечника, налево заворачивался вспаханный чернозем.

«Выбились из графика, — думал помощник, раздражаясь от молчания и тишины в кабине. — Теперь будем где-нибудь на разъезде торчать… Все эти два часа… Эх!..» И внезапно что-то почувствовал в окошке… Повернул голову: опережая их кабину, вдоль посадки летела огромная птица, названия которой он не знал.

— Ух ты… Гля, гля… — прошептал он, не веря своим глазам. И уже в следующую секунду сорвался с места, вывалился из окошка, закричал весело, беззаботно: — Э-э-э-э-эй! Давай-давай-давай! Перегоняй!

Машинист глянул мельком в сторону сказочной птицы, улыбнулся и подумал: «Впереди отпуск, копание в огороде, потом вечером дома, перед телевизором! С дочками, с женой. Все вместе!»

— Прибавьте, прибавьте… Посмотрим, перегонит или нет! — умоляюще кинулся к нему помощник и озорно, не слушая машиниста, толкнул коллектор вперед, от себя. Взревели дизели, волшебная, сказочная птица, не обращая внимания на состав, на орущего человечка, свистящего и улюлюкающего ей вслед, стала отставать, медленно улетая в сторону желтеющего подсолнуха. И только тут и помощник и машинист увидели, что в когтистых лапах у нее висит какой-то зверек. Суслик или хомяк. Вскоре птица опустилась за лесопосадкой, а помощник опять сел, посмотрел вперед, на машиниста, устроился поудобнее, зевнул и, закрыв глаза, подумал с истомой: «Спать, спать… Завтра, завтрак. Целых три дня отгулов… Погуляем».

И заснул.

— Бабки есть? — спросил продавец.

— Не-а, — ответил растерянно Гришка.

— Во-о-он туда иди… — показал рукой на дверь продавец, продолжая выковыривать из-под ногтей грязь.

Гришка оглянулся и ничего не увидел.

— Куда? — спросил он, не очень его понимая.

У них в Райцентре продавцы так не разговаривали. В Райцентре, в универмаге, можно было все посмотреть, пощупать и понюхать. В магазинах на Узловой сначала надо было платить деньги. Денег не было.

Как это бывает в четырнадцать лет, жизнь Гришкина не имела смысла именно до того момента, пока он, приехав с Палычем в областной центр весной покупать для пасеки новую вощину, рамки, медогонку, не увидел в магазине магнитофон… За который если триста семьдесят пять, то он сразу становится твой. Такой же, но предыдущей модели, был у Палыча. И вот теперь скоро уж четвертый месяц подряд снится Гришке один и тот же сон.

— Триста семьдесят пять, и он твой… Бабки есть?