Михаил Рицнер - Гудбай, Россия

— Помнится мне, что это народная шутка. Но у нас тут дело серьезное. Сейчас самое время, Михаил Самуилович, перейти к вашим предложениям или просьбам, — перевел первый секретарь разговор в деловое русло. — Михаил Аронович, помогайте убедить своего племянника, — добавил он, когда дядя Миша Брен вошел в кабинет. Тут я понял, что меня «обложили» со всех сторон, как на охоте.

Дядя Миша был младшим братом моей мамы. Он был симпатичным брюнетом с умными глазами. По окончании педагогического института его привлекли к партийной работе, где он и застрял надолго. В силу своей интеллигентности и деликатности, честности и неумения хамить он никак не подходил для партийной карьеры. У нас с ним были очень различающиеся взгляды на социализм, роль партии и сам режим власти в стране. Терпеливо выслушивая мою брутальную критику «его партии», он с надеждой говорил о будущем преобразовании страны. Меня эти его надежды еще более заводили, однако наши споры не портили личных отношений. В обкоме партии он заведовал организационным отделом, а закончил свою карьеру председателем народного контроля в одном из районов ЕАО. После выхода на пенсию дядя Миша вслед за детьми уехал в Израиль, где и скончался после тяжелой болезни.

— Проблем и просьб будет немало. Во-первых, административные обязанности не должны мешать мне заниматься лечебной работой. Например, я хотел бы быть уверенным, что с 8 до 12 часов дня я буду свободен от любых заседаний в облздравотделе и других инстанциях. Во-вторых, мне нужно поехать в командировку и посмотреть три-четыре лучшие больницы страны, где можно будет познакомиться как с организацией психиатрической службы, так и с работой главного врача. В-третьих, без ключей от 10–15 квартир для приглашенных врачей больница не откроется. И это только первое, что приходит мне в голову.

— Ну, это уже речь не врача, а главного врача, — оживился хозяин кабинета. — Товарищи Бокор и Вергилес об этом позаботятся, они проведут эти и другие вопросы решением облисполкома, а мы утвердим вашу кандидатуру здесь. Беритесь за дело, Михаил Самуилович, не боги горшки обжигают.

— Оставьте нас, товарищи, на пару минут, — обратился Лев Борисович к присутствующим.

Мой дядя Миша ничего не сказал на той встрече, но его молчаливое присутствие добавляло «очки» в их пользу. Умели здесь разыгрывать такие «мизансцены». После того как мы остались одни, Л. Б. заговорил о здоровье своей мамы, которую он попросил проконсультировать. Деликатность Льва Борисовича была приятным открытием для меня в первую же встречу, равно как и в последующие.

После этой встречи я не мог быстро успокоиться. Я опасался, что меня заставят вступить в партию, чтобы потом держать «на крючке», боялся, не поглотит ли меня административная работа, не будет ли она мне мешать заниматься наукой, без которой я уже не мог себе представить свой рабочий день, ну и многое другое. Обсудив эти вопросы с отцом и дядей Мишей, я получил их полную поддержку.

— Только не воруй, и тогда будешь спать спокойно, — напутствовал меня отец, проработавший десятки лет директором школы.

Мама была уверена, что у меня все получится, а жена была не в восторге от моей карьеры, которая пугала ее. Вместе с тем Галина помогала мне всем, чем могла: содержала «домашний очаг» теплым и приятным, трогательно заботилась, вкусно кормила и любила, естественно.

Хотя до получения приказа я продолжал работать невропатологом, но слухи о моем назначении распространились быстро. Многим, как и мне, это назначение казалось неожиданным и даже странным. Примерно через месяц я получил приказ о новой работе, затем машину «Москвич» с водителем и ключи от склада с мебелью, где сидел заведующий складом — первый работник новой больницы. Я стал вторым. Строители готовили к сдаче первую очередь больничного комплекса на 200 коек и поликлинику. На складе я нашел стол, принес из дома пишущую машинку и напечатал первый план работы. Через пару месяцев моя семья переехала в новую квартиру, где я смог одну комнату занять под кабинет; мне поставили телефон, которого добиться ранее было невозможно. Старшему сыну шел шестой год, а младший учился ходить. То ли еще будет!

Проект больницы был типовым, на 500 коек, с поликлиникой, трудовыми мастерскими и теплицей. Таких больниц строилось несколько по стране. Я начал изучать проект, спецификации, архитектуру, знакомиться с десятками людей, имеющих отношение к строительству. Среди них были руководители облисполкома и строительных организаций, архитекторы, финансисты и заведующие складами, разные субподрядчики. Первая очередь больницы состояла из трех корпусов: два двухэтажных для 200 коек и пятиэтажный административный корпус с поликлиникой. Полов в этих зданиях еще не было. Территория стройки была за городом. Когда потребовалось определить адрес, я назвал это место «Медгородок». Там она стоит и до сих пор.

Пока шло строительство, я учился «на главврача» в Томске, Кемерово, Новосибирске и Новокузнецке. В этих городах были крупные больницы (по 1–2 тыс. коек в каждой) и поликлиники с передовыми технологиями и большими коллективами врачей, психологов, социальных работников и медсестер. Главные врачи, заведующие отделениями и другие специалисты охотно делились опытом. Сильное впечатление оставили применение вычислительной техники в виде автоматизированной системы управления больницей (в Кемерово) и система реабилитации профессора Е. Д. Красика (в Томске), где после защиты кандидатской диссертации у меня было уже немало знакомых: Владимир Миневич, его жена Флора Хасановна, Петр Балашов и другие.

По ходу строительства больницы мне приходилось согласовывать изменения в проекте или комплектации оборудования с позиций психиатрии и правил безопасности. Начальник строителей — Ян Винокуров — был человеком опытным и умным. Он умело работал как с заказчиком (облисполкомом), так и с эксплуатационниками (в этом случае — с медиками). Противостоять ему, и не только, мне помог мой двоюродный брат и муж моей сестры Семен Львович Сердце, опытный строитель и главный инженер треста. Например, мы с Семеном обходили все объекты стройки, и он мне давал подробнейшие разъяснения по всем дефектам, которых было еще много.

Через пару дней на рабочей встрече со строителями и зампредом облисполкома Бокором я поражал их своей осведомленностью. Они уходили в свои конторы с длинным списком дефектов. После нескольких таких встреч меня стали принимать всерьез. Хотя источник моих познаний был вскоре ими вычислен, наше сотрудничество с Семеном продолжалось до полного окончания строительства! Таким образом, ОПБ обязана Семену Львовичу Сердце тем, что ее построили более качественно, чем можно было ожидать!