Ян Козак - Белый жеребец

— Чудесный мех, — сказала Наташа с восторгом. — А не может случиться, что мы увидим живого мишку?

— Отчего бы и нет, — отозвался Буров. — Всякое может быть.

— Ну, уж лучше не надо, — живо заговорила она. — Лучше не надо. А вот такая чудная теплая шкура… Я бы не отказалась. Мне так хочется увезти с собой что-нибудь в таком роде на память о тайге. Нельзя ли раздобыть здесь какой-нибудь мех? Я как раз хотела вас спросить, — обратилась она к шоферу.

— Надо будет узнать у геологов. Они ведь все время в тайге, — ответил тот, сосредоточенно разглядывая снег.

— Возможно, что-нибудь получится, — вмешался Буров. — А что бы вы хотели?

— Вы в самом деле считаете, что можно достать какой-нибудь мех? — обрадовалась она. — Ах! Вот если бы рысь… Это было бы недурно, сейчас она как раз в моде. Но я не слишком разборчива. Если бы удалось достать какой-нибудь красивый, нежный мех на воротник и шапку, было бы очень здорово. — Настроение у нее сразу поднялось.

Машина, постоянно кренясь то в одну, то в другую сторону, осторожно ехала по замерзшему болоту, густо поросшему низким ивняком. Шоферу было плохо видно, и поэтому он то и дело высовывался из кабины и, став одной ногой на подножку, приподнимался и испытующе оглядывал заросшую кустарником долину. Руль он держал одной рукой.

Володя тоже следил за местностью.

Высокие заиндевелые стебли травы и кустарник холодно поблескивали на солнце. Когда машина проезжала через заросли, ветки задевали о дверцы, и Володя любовался легким серебряным сиянием кристалликов инея, вздымавшихся в голубом морозном воздухе. Взвихренный иней облачком окружал машину и проникал внутрь, покрывая все легким слоем. Володя обратил внимание, что иней посеребрил и медвежью шкуру, в которую закуталась Наташа.

Он снова выглянул и заметил на старых лиственницах, растущих у вершины холма, несколько больших черных сучьев.

— Вот они! — зашептал он. — Вон там. Смотрите-ка.

Шофер тоже обратил внимание на эти деревья и на полном ходу резко повернул газик к холму.

И вот машина поползла по склону, продираясь меж заснеженных зарослей багульника и лишайника. Колеса скользили, буксовали, дребезжа по камням. Порой машина накренялась так сильно, что им приходилось крепко держаться за поручни. И все же они поднимались.

— Я ничего не вижу. Ничего живого, — сказала Наташа, открыв дверцу, когда они очутились на небольшой полянке.

— Глухари, — пояснил ей Володя. — Вон они сидят, на тех деревьях.

В руках у него было ружье.

— Я уже вижу их! — шепнула она.

От этой бешеной езды, когда машина на склоне то и дело шла юзом и подпрыгивала, она заметно побледнела.

Буров перегнулся через спинку сиденья к Наташе.

— А вы не хотите выстрелить, Наташа? — предложил он ей свою мелкокалиберку.

— Нет, — прошептала она. — Стреляйте лучше вы, чтобы было наверняка. Я, скорее всего, промахнусь. У меня совсем закоченели руки. Стреляйте вы!

Шофер, приподняв сиденье, достал мелкокалиберку.

Володя насчитал дюжину глухарей — они, где по одному, где по два, восседали на нескольких высоких деревьях. Вершина холма ослепительно сверкала, голые ветки лиственниц, обросшие мохнатыми волокнами инея, сияли на солнце, напоминая Володе фантастические, сказочно-прекрасные подсвечники.

Машина медленно приближалась к ним; воздух был так прозрачен и чист, что Володя рассмотрел у одного глухаря, которого облюбовал, черные перья, отливающие зеленоватым блеском. Глухарь отдыхал; Володя явственно увидел голову с тяжелым изогнутым клювом и рубиново-красное пятнышко над глазом.

Володя высунул дуло ружья и спустил предохранитель, приготовившись стрелять.

Он знал, что из машины выйти нельзя, потому что птицы тотчас поднимутся в воздух. И улетят, едва только завидят человека. А шум мотора, как ни странно, их не пугает.

Метрах в семидесяти от глухарей газик остановился, мотор продолжал работать.

— Стреляйте сначала из мелкокалиберки, — взволнованно прошептал Володя, — я возьму какого-нибудь на мушку, когда вы их вспугнете и они взлетят.

В тот же миг раздались два выстрела. Одна птица камнем упала с дерева, а остальные тяжело снялись с места и, с шумом взмахивая крыльями, полетели в сторону. В этот момент Володя выстрелил в того глухаря, с которого не спускал глаз все это время. Птица упала вниз, задевая ветви, с которых осыпался снег.

— Превосходно! — воскликнула Наташа. — Значит, у нас теперь два. Я еще ни разу в жизни не видела тетерева, представляете? — обратилась она к Володе, который вышел из машины, чтобы размяться. Буров и шофер побежали подобрать птиц. — А мы ехали довольно рискованно, не правда ли? — продолжала она. — Сказать по правде, так мне временами было очень не по себе.

Она не вышла из машины, лишь плотнее закуталась в шкуру.

Володя закурил.

— Вот он, красавец! Возьмите его с собой в Москву, Наташа, — сказал возвратившийся Буров и показал ей птицу, растянув крылья. На груди на зеленовато-черных перьях краснело пятно и брызги крови. — Хорош, правда? — Буров был в превосходном настроении.

— Ну и красотища! — восхитилась Наташа. — До чего же хорош!

Она разглядывала трофеи Володи и Бурова.

— Сначала я было подумала, что весь этот край — сплошная ледяная пустыня, промерзшая насквозь, и ни одно живое существо просто не может тут жить. И я очень рада, что поехала с вами. Долго нам еще ехать?

— Нет, вон туда, на ту гору, — показал шофер рукой.

Они снова сели в машину, и газик стал пробиваться к долине, поросшей кустарником, которая расстилалась далеко впереди. Несколько в стороне возвышалась гора, напоминавшая сахарную голову; склон ее казался абсолютно гладким и блестел на солнце, как глазурь.

Едва они проехали несколько метров, как в моторе что-то треснуло и машина остановилась около зарослей ивняка.

Наступила тишина.

— Да… только этого не хватало, — произнес Володя.

Шофер попытался завести мотор, а потом, чертыхаясь, вылез из кабины.

— Что-нибудь случилось? — спросила Наташа.

— Сейчас посмотрю, — ответил Нюргун, поднимая капот. Но тут же озабоченно взглянул на Наташу: — Пожалуй, неплохо бы вскипятить чайку.

— Совсем недурно придумано, чаек нам не повредит, — согласился Буров. — Хоть согреемся.

Они вышли из машины.

Через минуту неподалеку от машины, на опушке редкого леса из лиственниц и сосен, запылал костер. В котелке таял снег. Буров подсыпал и подсыпал его. Наташа стояла у костра и грелась, притопывая ногами. Но вдруг, что-то вспомнив, вернулась к машине и достала аппарат, завернутый в Володин шерстяной шарф — Володя дал ей его вчера, когда они осматривали стройку.

— Попробую сделать пару снимков, — сказала она. — Это, правда, аппарат на уровне, японский, но на таком ужасном морозе… Брр! — Она вздрогнула. И лишь у костра развернула шарф и открыла аппарат.