Андрей Лещинский - Причина смерти

Супругой царя предложили стать Пасифае, красивой и умной девушке, совсем молодой, но готовой к вступлению в брак. Насчёт её происхождения тоже не было полной ясности. Пастухи нашли её — одинокого младенца на залитой солнцем поляне недалеко от пустынной бухты. Рядом пасся огромный белый Бык, отбившийся от неведомого стада. По всему выходило, что она дочь Солнца. Девочку отнесли в Кносс, там её воспитали на общественный счёт. Она обладала изумительной красотой, быстрым умом, терпеливым и молчаливым послушанием. Тонкие психологи из критских старцев видели в глазах девочки безумный отблеск будущего величия, предложили её в царицы и не просчитались. Старейшины были очень умны.

Сдерживала опасность того, что девочка богиня. Однако через пятнадцать лет после её рождения по дипломатической почте из Шумера поступило сообщение, полученное от Великой Богини, Матери Богов. В нём подтверждалось отцовство Солнца, называлось имя матери — Перса, говорилось о туманных событиях, путешествиях на край света, священном баране, драконе и огромных богатствах. Главное — Богиня подтвердила то, во что и так хотели верить критяне. Девочка была человеком.

Царь и царица понравились друг другу, сочетались браком и поселились в красивом доме, построенном на невысоком холме посредине Кносса. Городов на Крите было немало, население давно оставило жилища предков, и теперь царская чета и двор бесспорно делали Кносс самым первым, красивым и неповторимым. Священная роща Богини была совсем недалеко.

Солнце взошло над миром и осветило стену. Не стену нового дворца, а прекрасную белую стену, окружившую дворец со всех сторон, возведенную царскими рабами и законченную только вчера.

Царица приказала построить стену. Долго она разговаривала с мужем, убеждала его, говорила, что её будущего ребёнка съест медведь, если не защитят каменные стены; не медведь, так лев, или змея укусит. Муж боялся гнева Богини, наказания за отделение от братьев зверей, но царица, единственная, умевшая говорить с Богиней, доказала, что он неправ и настояла на своём. Стену сложили из каменных блоков, скреплённых смесью лучшей глины и мелкой щебёнки, не жалели труда для царской стены. Она была удивительно ровной, высокой и широкой — никому не перебраться. Большой проход с высоким порогом — от змей — закрывали красивые и мощные двустворчатые кипарисовые ворота, навешенные на восьми сверкающих медных петлях. Дорого обошлось это строительство. Царица приказала применять самые современные материалы, командовать работами пригласили египтянина, сплав меди с неизвестным на Крите металлом пришлось ввозить с материка, но дело стоило того.

Дворец тоже был хорош. Восемнадцать комнат, световые колодцы, купальни, каменные стены первого этажа, тёплые, гладкие деревянные конструкции второго, роскошная тесовая кровля ясно показывали, что это жилище царя и царицы. Ещё недавно дворец сиял на солнце прекрасными фресками, в которых местные мастера и пришельцы с севера не уступали более цивилизованным соседям. Сегодня стена закрыла дворец от солнца, и яркие краски, которыми были выписаны растения, животные суши и моря, горожане, царские приближённые и блистательная чета царей, непривычно тускло и размыто переливались в тени. Горожане тоже лишились фресок. Они больше не могли любоваться дворцом, возвышавшимся над Кноссом, стена скрыла от них великолепие, созданное их трудами и на их средства. Но они не роптали, готовые терпеть лишения ради прекрасной, бесстрашной и могущественной царицы, ради защиты, которую они получали от царей.

Царица вышла из двери, откинув изящную циновку с изображением священной охоты, встала на высоком пороге и, задержав дыхание от удовольствия долгоожиданных ощущений, ступила ногой на ровный, твёрдый пол ограждённого двора. Недавно здесь были кочки, трава и тропинки, а теперь — красивая ровная площадь, покрытая слоем редкой и дорогой белой глины, тщательно перемешанной и убитой тяжёлыми трамбовками; каждую поднимали восемь рабов.

Не строительство невиданного прежде на Крите дворца, не стена, отгородившая дворец от нелюдей, а истребление травы, замена естественного покрова на искусственное покрытие вызвала самые резкие протесты и мрачные страхи царя. Тут не хватило слов о будущем ребёнке, пришлось в полнолуние идти в священную рощу. Охрана и свита остались на опушке. Зова Богини не было, поэтому по страшному лесу она шла в одинокой беззащитности, охраняемая только неистовым свистом двух бешеных от злости гадюк, которых она крепко держала у самых жутких голов с ядовитыми зубами. Там, во мраке высоких и мертвенно черных кипарисов, в сырой прохладе и тишине с журчанием Кераты поблизости, она удостоилась лицезреть Великую Богиню, Мать Богов.

На этот раз Богиня предстала в виде огромной, в полтора раза выше царицы, лысой жирной бабы. Она сидела на земле, слегка продавив её своим чудовищным весом, широко расставив согнутые в коленах ужасающе толстые ноги, руками оперевшись о двух маленьких быкобогов. Богиня была полностью обнажена. Её огромный живот, мясистые обвислые груди с выпуклыми сосками, щёки-подушки колыхались при каждом вдохе. Она была перемазана землёй, травой, иголками, по ней ползали жуки трупоеды, муравьи, в багровых глубоких складках кожи копошились белые черви. Глаза были закрыты от наслаждения: Богиня рожала. Могучая яркокрасная щель между ног, окружённая трепетавшими складками плоти, была напряжена, и из раздавшегося отверстия уже показалась бородатая и рогатая морда фавна, мокрого, со слипшейся шерстью и ещё не раскрытыми глазами.

Он учуял царицу, мгновенно очнулся от сладкого забытья, похотливо зашевелил ноздрями, задрал верхнюю губу, обнажив жёлтые плоские зубы, и заблеял, брызгая слюнями и слизью, которая соплями свисала с морды. Гадюки затихли, не смея шумом и движением нарушать покой Богини. Царица бросила их на траву, слегка согнула колени, сложила ладони перед грудью в позе покорности и почтения и наклонила голову. Ниц она не падала даже перед этой, Великой.

Волны страсти, исходившие от Богини, закачали царицу. Дыхание запнулось о судорогу горла, по загоревшейся коже побежали холодные мурашки, губы увлажнились и набухли кровью. Едва бормоча от возбуждения, она пролепетала просьбу, не надеясь на ответ безгласной туши. Богиня не шевельнулась, но голос её раздался сверху, как бы с неба.

— Делай. Иди. Долг на ней, правда, бычки?!

Царица, чуть не падая, подобрала гадюк, еле доковыляла до края поляны, чем дальше она удалялась, тем легче становилось идти. Она пришла в себя раньше змей, снова крепко взяла их у голов и пошла обратно. В лесу, полном зверей, никто её не тронул, всё живое боялось яда змей, которых она умела метко бросать в нападавших. Молча пришли в Кносс, гадюки вернулись в змеиную яму, ночь прошла в тяжёлых размышлениях и страхах: что за долг, какие неприятности готовит злобная Богиня, чем придётся платить за свои капризы? Даром боги ничего не дают.