Камен Калчев - Генеральная проверка

— Харлакову?

— Или можно не ходить?

— Нельзя. Ты должен получить лично у него пропуск. А без пропуска не сможешь вернуться в Клисурский монастырь.

— Ты сказал ему, что монастырь сейчас без хозяина?

— Я-то сказал. Да револьвер его на столе лежит… заряженный!

Иеромонах тяжело вздохнул, сел на лавку у стены, долго смотрел в окно. Зарево с улицы светило ему прямо в глаза, ярко, как солнце, освещая все кругом.

— Горят, — сказал монах, — и думается мне, еще дома подожгли.

Поп Йордан ничего не ответил. Задумавшись, уйдя в себя, он все писал что-то, склонясь над белыми листами церковной книги.

— Что ты там все пишешь, отче? — нервно спросил иеромонах. — На улице пожар бушует, а ты все чего-то пишешь. Что это?

— Историю пишу, Антим, историю! Прочесть тебе?

— Если у тебя нет других дел, прочти!

Протоиерей пододвинул книгу поближе к окну, чтобы было лучше видно, и начал читать своим певучим голосом:

— «…Был я в одном селе. Не иссякают толпы бегущих коммунистов и земледельцев. Брошенные на произвол судьбы взнузданные кони, плащ-палатки, винтовки. Вообще разбитая команда. Такое же положение и в родном селе Камена-Рикса… Провел там только одну ночь и вернулся опять в Фердинанд, где узнал, что первая партия мятежников уже расстреляна…»

— Когда это произошло, отче?

— Не спеши! «…Расстреляли их ночью. Около города сделали братские кладбища. Тяжелая картина. Плач, рыдания. Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, потому что их нет…»

— От Матфея, глава вторая, стих восемнадцатый, — добавил иеромонах. — Тебе не страшно, отче?

— Почему мне должно быть, страшно? Я пишу против революции. Об этом сказано и в послании святейшего Синода.

— А я не читал его.

— Все равно ты его не поймешь, если не занимаешься политикой!

Протоиерей закрыл книгу и вздохнул, взглянув на улицу:

— Жгут! Продолжают жечь!

Иеромонах задумчиво смотрел перед собой.

— А что это такое — революция, отче? — неожиданно спросил он.

— Революция? Революция — это как необузданный конь, — ответил протоиерей. — Когда конь слушается узды, ты едешь куда тебе надо. Но не дай боже, если конь необузданный и ты выпустишь поводья, понесет он туда, куда ему вздумается.

— Да, но…

— Никаких «но»! Летит он через большие ямы, овраги, без дороги и может удариться о какую-нибудь скалу или дерево так, что погибнет и сам и все, что он несет и везет… Это и есть революция!

— Согласен. Но…

— Никаких «но»! Революция разрушает, а не создает! Сравнивают ее еще с буйной рекой, покинувшей свое русло… И справедливо. Такая река не жалеет ни садов, ни виноградников, ни хлебов, ни населенных мест. Там, где выдолбит себе ложе, там и течет. Ученые до сих пор не открыли, да и не могут открыть законы, по которым происходят революции.

Иеромонах вздохнул, облокотился поудобнее на подоконник и сменил тему, вглядываясь в зарево пожаров:

— Не могу, однако, понять, отче. Неужели в этом городе нет пожарной команды? Целый день и всю ночь бушуют пожары, и нет никого, кто бы их погасил!

— Пожарная команда есть. Но ее нарочно не пускают. У военных все делается по особому плану.

— А вдруг и наш монастырь подожгут.

— Не думаю, что они на это решатся. Но если коммунисты использовали его как склад оружия, тогда пиши пропало!

— Упаси боже! — перекрестился иеромонах. — Лучше уж пусть меня подожгут, чем монастырь!

В это время кто-то постучал штыком в стекло. Протоиерей тут же встал и глянул в окно. Перед домом стояли два солдата с винтовками. Протоиерей открыл окно и спросил, что им надо.

— Капитан Харлаков вызывает попов в штаб! — ответил один из солдат. — Здесь они?

— Не понял, — судорожно сглотнул слюну протоиерей, — кто нас вызывает?

— Капитан Харлаков.

— Обоих, что ли?

— Обоих.

Озадаченные попы взяли свои камилавки, вышли на улицу и направились с дрожью в сердце к штабу капитана.

В городе пахло горелыми тряпками и дымом. Святые отцы молча шли, сопровождаемые солдатами.

С этого момента и началась их одиссея…

Сначала их остановили перед оградой околийского управления. Там был хорошо одетый господин при галстуке и в каске. Встав с револьвером на их пути, он спросил их, куда идут.

— К капитану Харлакову. Он вызывал нас, — ответили они.

Хорошо одетый господин не убирал своего пистолета. Выглядел он очень странно в своих лаковых остроносых ботинках и брюках в полоску. Портупея, которой он был перепоясан, скрипела и пахла свежей кожей.

— Мы здешние. Я — протоиерей Йордан. А его милость — иеромонах Антим из Клисурского монастыря. Вчера его зарегистрировали.

— Пропуска есть?

— Сейчас получим.

— Оружие имеете?

— Боже упаси!

Тем не менее хорошо одетый господин приказал им поднять руки и тщательно обыскал их. Убедившись, что оружия у них нет, он указал на каменную лестницу, по которой они должны были пройти в дверь, находящуюся справа.

На цементной площадке их встретил другой хорошо одетый господин в каске и при галстуке, в остроносых ботинках. Вынув пистолет, он задал им те же самые вопросы: откуда они и куда идут?

Протоиерей Йордан повторил то же, что уже говорил, и добавил, что знаком с капитаном Харлаковым. Господин в лаковых остроносых ботинках велел им пройти по коридору и открыть дверь слева. Божьи слуги прошли по коридору и постучали в указанную им дверь. Та медленно открылась. В комнате несколько человек стоя чистили пистолеты. Увидев столько людей с пистолетами, в касках, священники отпрянули, им сразу захотелось повернуть назад, но кто-то из стоявших в комнате спросил у них:

— Вам чего здесь надо?

— Капитана Харлакова. Он вызывал нас.

— А не из банды ли вы медковского попа Андрея?

— Упаси нас бог! Я протоиерей Йордан, а это иеромонах Антим из Клисурского монастыря.

— А похожи на шпионов… Вернитесь назад и пройдите по другому коридору. Да не очень-то глазейте по сторонам.

Они прошли по другому коридору и оказались перед дверью с желтым замком. Там стояли на посту четыре солдата — по два с каждой стороны, с винтовками, к которым были примкнуты штыки, и в касках. Слава богу, что не из команды «хорошо одетых господ». Поп Йордан, фамильярно обратившись к солдатам, сказал:

— Дети мои, здесь ли капитан Харлаков?

Солдаты молчали, так как на посту разговаривать было не положено. Поп Йордан не знал этого, а потому спросил еще раз, здесь ли капитан Харлаков, и услышал за своей спиной сиплый голос, обращенный к нему:

— Кто ты такой, поп, что спрашиваешь о капитане Харлакове?

Отец Йордан обернулся и увидел старшего унтер-офицера в каске и с карабином за спиной. На сапогах унтер-офицера звенели шпоры. От него сильно несло конским потом.