Виктор Баранец - Генштаб без тайн. Книга вторая

Во времена СССР, вплоть до августовских событий 1991 года, главной газетой страны считалась «Правда». Материалы на военную тему, которые появлялись в ней, внимательно вычитывались командирами и начальниками всех рангов. А директивные передовые статьи воспринимались почти так же, как и приказы министра обороны. По «Правде» можно было точно ориентироваться в том, как ЦК оценивает деятельность руководства военного ведомства и положение в войсках, кого Кремль недолюбливает, а кого привечает.

Министр обороны, его заместители и нижестоящая военная свита считали весьма престижным выступить на страницах центральной газеты со статьей или дать ей интервью. Маршал Язов несколько раз посещал редакцию «Правды» и однажды даже подарил ей огромный — в полтора метра в диаметре — глобус, который много лет стоял в кабинете главного редактора.

И все же читатели центральных советских газет и журналов, как и СМИ поменьше калибром, имели возможность судить о положении дел в армии не только по статьям военачальников.

В газеты и журналы поступало много писем, в которых военнослужащие и члены их семей рассказывали правду о реальных проблемах войсковой жизни, о самодурстве некоторых командиров, о фактах протекционизма и бездушия армейских бюрократов.

Но все это в весьма крохотном объеме находило отражение на страницах центральных газет. Часто даже маленькие критические заметки тут же вызывали гнев высшего военного руководства, которое критику в адрес армии расценивало как удар по собственному имиджу и часто жаловалось в ЦК на «недопонимание» той или иной редакцией негативных последствий критики Вооруженных сил. Такая аргументация часто встречала понимание в ЦК, но людям со Старой площади к середине 80-х годов все труднее становилось находить общий язык с главными редакторами газет, которые уже почувствовали вкус творческой жизни без партийного ошейника.

И все же в доперестроечные времена влияние советской прессы на положение дел в армии было достаточно высоким. Командиры и начальники всех рангов немедленно реагировали на все критические публикации в СМИ. А печать, со своей стороны, — на тревожные сигналы, поступающие из гарнизонов. В те времена внимательная работа редакций с письмами и обращениями трудящихся и военнослужащих была возведена в ранг закона и находилась под постоянным контролем высших партийных и советских органов.

Письма на фирменных бланках газет «Правда», «Известия», «Советская Россия», «Комсомольская правда», «Труд», журналов «Коммунист» или «Коммунист Вооруженных Сил», поступающие командирам и политработникам с просьбой рассмотреть жалобы их подчиненных, расценивались как документы особой важности.

На них мгновенно реагировали. Естественно, по-разному. Или тут же принимались меры по сигналам жалобщиков, или люди, вынесшие «сор из избы», попадали в немилость начальству и их начинали изощренно и немилосердно травить.

А если уж по письму офицеров, их жен в «Правду» или «Комсомолку» в округ или на флот приезжал разбираться корреспондент (а тем более — сотрудник аппарата ЦК, МО или Генштаба), то это превращалось в ЧП местного масштаба, приносящее немало бессонных ночей командирам и политработникам. Особенно тем, которые чувствовали за собой вину.

Во время работы в журнале «Армия» мне вместе с полковником Евгением Лукашеней пришлось разбираться с письмом группы офицеров Ковровского гарнизона (Московский военный округ). Там некоторые начальники умудрились получить сразу по нескольку квартир, хотя в военном городке многие десятки семей офицеров и прапорщиков ютились по чужим углам.

Командир дивизии и начальник политического отдела по ходу нашего разбирательства поняли, что серьезных неприятностей им не избежать (на многих документах, подтверждающих незаконное выделение жилья «своим», стояли их подписи). Мы не скрывали, что на основе материалов проверки опубликуем статью в журнале. И тогда комдив и начпо решили предпринять контрмеры, чтобы материал не появился в печати.

Мы с Лукашеней отдыхали в гостиничном номере, когда поздним вечером раздался телефонный звонок. Женщина на том конце провода представилась заместителем председателя женсовета дивизии и убедительно просила, чтобы московские журналисты немедленно встретились для серьезного разговора с женским активом гарнизона.

Мы предложили перенести встречу на завтра, но тут же встретили категорический отказ, поскольку «завтра многие свидетели разъедутся». И все же в столь поздний час идти на встречу мы не решались. Но телефонные звонки не прекращались. И тогда мы решили, что вся эта история может стать частью материала.

Наша встреча с «женским активом» состоялась на чьей-то квартире, войдя в которую, мы сразу окунулись в обстановку праздничного веселья. Столы ломились от яств и крепких напитков. «Активистки» были уже явно на взводе и перед началом «серьезного разговора» предложили заправиться. Мы пропустили по одной, по второй… После малозначительных жалоб начались танцы. Одна из «активисток» оказалась в марлевом платье, которое даже с большой натяжкой можно было назвать символическим.

Я чувствовал себя голодной акулой, в пасти которой трепетал вкусный живец, но вволю полакомиться им было нельзя.

Не дай вам бог испытать это состояние захмелевшего офицера, который в отличие от какого-нибудь султана не так часто видит перед собой эротично извивающееся в танце «неизведанное» женское тело, слегка прикрытое марлей, из-под которой зазывно торчат возбужденные соски тугой женской груди и ядреная попка, к которой лишь у покойника не потянется рука…

В такие минуты о требовании ЦК КПСС добросовестно разбираться с жалобами читателей как-то не думалось.

Нам стоило невероятных усилий покинуть теплую компанию, которая напоследок применила самое мощное «оружие» — стала попрекать нас отсутствием мужских достоинств, хотя под их бешеным напором уже трещали самые прочные в мире железные «молнии» почтового ящика № 56.

Сказали бы нам эти слова в другой ситуации — половые жертвы были бы неизбежны…

Выбор был небольшой: или мы откровенно валим командировку и остаемся на ночь заниматься групповухой с женским активом гарнизона, или отваливаем из ковровского гарема.

Наша партийная совесть все-таки одолела неукротимое желание всласть потрахаться и пополнить славную летопись сексуальных побед (о чем, признаюсь вам по большому секрету, нельзя вспоминать без глубокого прискорбия).

Выйдя из дома, мы сразу заметили «уазик» начальника политотдела дивизии полковника Зибарева. Он уже шел нам навстречу. Мы еле успели по старой журналистской привычке откусить по куску бумаги из своих блокнотов, чтобы сбить алкогольный запах.