Юргис Балтрушайтис - Литва: рассеяние и собирание

Напечатана едва ли не лучшая моя статья о поэзии [167] Скорее всего, «Нужна ли стихотворению поэтичность?» // «Literatūra ir menas», 6 января 1979. . Она была написана сразу же по окончании диссертации. Тем самым, пролежала лет восемь. Теперь я уже вряд ли написал бы такую статью. Там есть ярость, есть смелость, есть категоричность. Сейчас уже разве найдешь в себе такое? Уже появился инстинкт самосохранения, я уже не посмел бы так кричать. Все-таки и меня коснулась эта порка, хотя кому-то может показаться, что я неприкосновенный. Но это неважно. Важно было бы обрести «мышление по существу», не метаться, а чувствовать суть, чувствовать истинность. А сейчас все равно остается дилетантское скольжение. А где эта суть? Она кроется не в литературе, а в чем-то еще, в человеческих ценностях, переживаниях, отношениях. Но такой подход выработать сейчас трудно, мы бежим от ясных и категоричных решений, не хотим иметь четкое мнение, скрываем сами от себя свои установки. И так во всей нашей литературе. Поэтому нет истинности, нет страсти, ведь какие-то существенные вещи вытеснены из сознания. И литература строится из литературы, из изворачивания, жульничества с самим собой, из вынужденного краснобайства, которое есть не литературная манера, а просто способ существования, способ мышления, способ приспособления. <���…>

В субботу вернулся из Ленинграда, Попал на юбилейный вечер Ф. Абрамова. Послушал его речь. Она выламывается из круга будничной литературной круговерти. Литература здесь нечто большее, чем литература. У него такое высокое понимание ее миссии, которое возможно, наверное, только в русской литературе, унаследовавшей толстовское евангелие. <���…>

Судьба крестьянина как основная тема и как основной вопрос. Его именем он обвиняет существующее. И обвинение это очень тяжелое, потому что именно крестьянство было разгромлено, оттого и хлеба нет. Это еще один пример смелости и принципиальности. Он чувствует, что говорит за весь социальный слой. У нашей литературы нет такой критической мощи, здесь это обернулось бы отрицанием существующего строя. Но главное, что в ней нет и той моральной силы, той веры, силы убеждения, уверенности в собственной необходимости. <���…> Может быть, судьба народа и есть единственный великий вопрос, который решает наша литература, ибо все прочие кратковременны и несущественны. В русской литературе, конечно, все иначе. <���…>

Вырвавшись из этого повседневного грохота, начинаешь немного яснее соображать, в голове крутится одна политика.

1. Моральное предательство! Стоит 100-тысячный гарнизон, КГБ, советская прокуратура, и в это время ЛАФ [168] ЛАФ (LAF, Lietuvos ateities forumas) — Форум будущего Литвы, создан в 1991 г., действовал недолго, противостоял политике Витаутаса Ландсбергиса, которую поддерживал автор. кричит о тоталитаризме, когда занято телевидение. Разве это не предательство? Разве не надо собрать все силы для сопротивления наступлению, которое тотально направлено против нас со времен блокады? Это предательство, прикрывающееся благородным именем оппозиции. <���…>

2. Не говорить тоном прокурора и всезнайки. Одна-единственная правда — это всегда опасно. Посмотреть с разных точек зрения и посмеяться над собой. Не ощущать себя всезнающим пророком-морализатором. <���…>

3. Нет политиков, которые смолоду сформировали бы свою собственную систему взглядов. 100 депутатов — все бывшие коммунисты. Они меняют позицию, меняют взгляды, у них нет настоящей внутренней принципиальности. От этого переходы из фракции в фракцию. Нельзя доверять («Республика», «Возрождение» [169] «Республика» («Respublika»), «Возрождение» («Atgimimas») — газеты времен литовской перестройки. ).

4. Мы привыкли отрицать. Пришли с психологическим комплексом отрицания, недоверия. И не хотим видеть ничего хорошего в том, что происходит. Ворчание, издевки так и остались, перенятые новой властью.

5. Советская система по-прежнему у руля. Государственная собственность, ею владеет госаппарат, он деморализован, его привычки не изменились, поэтому сохраняется все та же советская инерция; перелома не ощущается, потому мало изменяются и моральные установки.

6. Взращенный за 50 лет образ жизни и идейные стереотипы, поэтому налицо большое внутреннее сопротивление (200 000 коммунистов, 100 000 кагэбистов), и все это не кончается. Как эту силу демонтировать? Только ли ненавистью? <���…>

7. Сеть КГБ — гигантская. Как ее разорвать? Вернулся из лагеря Валайнис [170] Валайнис — отец зятя автора. и его густо окружили информаторами: слежка. И так по всей Литве.

8. Ищи вину не в других, а в себе. Ты тоже был коллаборационистом, ты молчал, есть и твоя вина. И осознание этой вины. Но нужно ли только искать виноватых? Нужно движение вперед как важн<���ейшая> цель и стратегия этого пути. <���…>

9. Изнутри общества, из подсознания вырвались таившиеся под спудом боль, злоба, мука, ярость из-за попранной справедливости. Теперь все это выплеснулось. Это было задавлено, не имело никакого выхода. Так не будем же удивляться агрессивности; она зачастую связана с шизофренией, со страхом, с самоощущением преследуемого человека. Все эти чувства рвутся наружу, и нет никаких демокр.<���атических> способов канализации. Искать виновных, обвинять кого-то — прямо-таки осн.<���овная> вещь.

10. Все политизировано. Все на это опирается. Что обедняет наш мир. Но мир на этом не кончается, есть добро, есть смерть. Открыться таким вещам — это существенно, это настоящая естественная жизнь, и давайте отдадимся ей. Это и есть центр искусства.

11. Закончил Вайчюлайтиса [171] Антанас Вайчюлайтис (1906–1992) — литовский писатель, поэт, дипломат, переводчик и литературный критик. В 1939 г. был назначен атташе по культуре в посольстве Литвы в Ватикане. В 1940 г. эмигрировал в США. Работал преподавателем, на радиостанции «Голос Америки» и в газетах. . Но и тут ничего хорошего. Спешка. Нет внутреннего переживания, напряжения, ощущения необходимости. Описание со стороны, не изнутри. <���…>

Несущественная вещь, конформистская какая-то. Некуда стремиться, не от чего отталкиваться, как было в других работах.

12. Консерватизм. Чем смелее проходят реформа, перемены, тем сильнее скатывание в консерватизм под прикрытием громких слов о демокр<���атии>, защите социального равноправия.

13. Ворчит больше всех интеллигенция. Она уже приспособилась к режиму, который казался несокрушимым, а теперь развалился. Опять надо приспосабливаться, искать новых господ, новую лакейскую улыбку. Это неудобно и злит. Гибнет чувство пристойности и самоуважения. Отсюда декламации о свободе.