Рассел Хобан - Лев Боаз-Яхинов и Яхин-Боазов. Кляйнцайт [litres]

– Вполне, – сказал доктор Розоу. – Вот и поглядим, как все обернется. – Он улыбнулся, мирно перешел к следующей койке, осмотрел Раджа. Где же Мягти, Складч и Кришна? – поинтересовался Кляйнцайт.

Перекатился, оказался спиной к Шварцгангу и Рыжебородому. Радж, застегивая верх пижамы, улыбнулся. Кляйнцайт улыбнулся в ответ.

– Вы уходите, вы возвращаетесь, – произнес Радж. – Туда и сюда бродите.

– Стараюсь больше двигаться, – сказал Кляйнцайт.

– Собираетесь скоро вернуться на работу? – спросил Радж. – Возвращаетесь к себе?

– У меня нет работы, – ответил Кляйнцайт.

– А! – произнес Радж, передал ему «Ивнинг Стэндард». – Лучшие объявления о найме.

– Большое спасибо, – сказал Кляйнцайт.

За Раджем койка Вардака была пуста. На следующей койке, глядя поверх новых «Всех звезд дрочки», Нокс поймал взгляд Кляйнцайта.

– Операция, – сказал он, кивая на койку Вардака. – Он сейчас там. Там же Мягти, Складч и Кришна.

А! – лицом произнес Кляйнцайт.

– Да, – сказал Нокс. – Нам, оставшимся здесь, предстоит покорно сносить то, что грядет. Не всем нам вольно приходить и уходить, как вам.

– С чего вы взяли, что мне вольно приходить и уходить? – спросил Кляйнцайт. – Я выхожу, а возвращаюсь в неотложке. Все время пытаюсь, но толку чуть.

– Но у вас получится, – сказал Нокс и вернулся ко «Всем звездам дрочки».

Кляйнцайт кратко подумал о Ванде Дойкинз, «Мисс Гернси», которая всегда считала, что впереди у нее коечто крупное. Лишь фотография в газете, но часть его прошлого. Кому сейчас улыбается фарфоровая русалка? – спросил себя он. Сегодня никто вроде бы не был до жути дружелюбен. Пошарил под койкой. Ты там? – спросил он.

Нет ответа. Никакой черной косматой руки. Перекатился лицом к Шварцгангу и Рыжебородому. Шварцганг деловито пыхтел, не отставая от аппаратуры, и взглядом его не удостоил. Рыжебородый кивнул, вновь посмотрел прочь.

Вардак так и не вернулся.

Аромат чистого белья, легкие свежие ветерки долетают от сиделки, хлопочущей вокруг койки некогда-Вардаковой, ныне пустой. Другая сиделка с креслом-каталкой.

– Встать можете? – спросила она Кляйнцайта.

– Физически нет, – ответил он. Сиделка помогла ему сесть, дала ему полное ухо свежеотстиранного бюста, пока усаживала его в кресло. Крепкая девушка, и пахнет от нее хорошо.

– К чему все это? – спросил Кляйнцайт. – Куда мы?

– Доктору Розоу эти койки нужны для новеньких, – ответила сиделка. – Мы перевозим вас в другую часть палаты.

Так всегда, подумал Кляйнцайт. Раз меня теперь не будут оперировать, Розоу потерял ко мне интерес, и меня задвинут в темный угол. Здесь были незнакомые лица, – на них прежде он взглядывал лишь мельком. Как тот рубеж на коктейле, подумал Кляйнцайт, когда устаешь представляться. Здесь хотя бы нам не нужно стоять с выпивкой в руках. Бюст еще раз набился ему в ухо – его перекатили на койку.

Ох нет, еще один, произнесла койка.

Извини, сказал Кляйнцайт. Я постараюсь тут ненадолго.

– Как насчет моего пыхтящего экрана? – спросил он у сиделки.

– Доктор Розоу сказал, что вам он больше не нужен, – ответила та, увеялась прочь.

С койки слева ему кивнула кислородная маска. С койки справа поверх «Оксфордской книги английской поэзии» улыбнулись очки в роговой оправе. От этого жди неприятностей, подумал Кляйнцайт.

Роговые очки общительно уставились на него.

– Меня зовут Артур Тяг, – сказали они. – Тяг, но, надеюсь, не тягомотен, ха ха.

Кляйнцайт представился, лицом показал, что ему сейчас не особо до разговоров.

– Лазарет – прекрасное место для изучения характеров, – произнес Тяг. – Могу много чего рассказать о парне, лишь кинув взгляд. Я бы предположил, что вы писатель. Я прав?

Кляйнцайт полукивнул, полупожал плечами.

– Поэзия?

– Немного, – ответил Кляйнцайт, – время от времени.

– Я без ума от поэзии, – произнес Тяг. – Декламирую Бёрнза на шотландском диалекте. – Он протянул Кляйнцайту карточку:

АРТУР ТЯГ КОМЕДИАНТ – КОНФЕРАНСЬЕ – ЦЕРЕМОНИЙМЕЙСТЕР

СТИХОТВОРНЫЕ ДЕКЛАМАЦИИ

(В Сопровождении Фортепиано)

– За фортепиано отвечает моя жена, – пояснил Тяг. – В поэзии столько всего. «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам» [41] У. Шекспир, «Гамлет», акт I, сц. 5, пер. Н. Полевого. , ха ха. Днем я инженер-электрик, а ночью, знаете, – поэзия.

– О да, – промолвил Кляйнцайт. Он тактично застонал, показывая, что при всем интересе ему так больно, что Тягу и не снилось.

– Вы смотритесь задумчивым, – сказал тот. – «Il Penseroso» , задумчивый. А мой девиз – улыбайся. «L’Allegro» . Милтон, вы знаете. «Печаль-губительница, прочь!..» этсетера .

Кляйнцайт закрыл глаза, кивнул.

– Вообще-то над этим я сейчас и работаю, – продолжал Тяг. – Учу наизусть. Все время пополняю свой репертуар. Вы не против последить по книге, пока я попробую прочесть вслух, проверить, все ли у меня правильно? Я уже несколько дней собираюсь, но до сих пор попросить было некого, а декламировать стихи одному как-то глупо. – Он протянул книгу Кляйнцайту. Тот увидел, как его руки держат ее, не зная, как отпустить. Тяг уже принялся:

Кляйнцайт задремал, проснулся от слов: «сам Орфей».

– Что такое? – спросил он.

– Что именно? – переспросил Тяг. – Я что-то не так сказал?

– Я потерял страницу, – сказал Кляйнцайт.

– Страница 333, почти в самом низу.

Кляйнцайт прочел:

– Нашли? – спросил Тяг.

Кляйнцайт кивнул. Тяг начал сызнова с того места, где умолк, Кляйнцайт пытался отгородиться от голоса, чтобы слышать слова, которые читал. Тяг добрался до конца, голос его прекратился. Кляйнцайт перечитал строчки заново, в уме услышал голос самих слов, опьяненных лидийским ладом:

Внутри у себя ощутил он паузу, как будто приподняли руку. Затем словно толстая кисть черной тушью одним совершенным взмахом вывела круг, толстый и черный на желтой бумаге. Славный, свежий, четкий и простой. Весь организм его силен был и мило ритмичен от совершенного своего здоровья. Так держать! – подумал Кляйнцайт, почувствовал, как это чувство покидает его, пока он про него думает. Ушло. Вот он опять – больной, тяжкий, немощный, напичканный «Нас-3оем», «Бацем», «УглоСпрямом», «ПереЛетом» и «Раз-Ездом». Он заплакал.