Тонино Бенаквиста - Сага

— Если у кого-то есть идея…

Идея, черт побери! Одна-единственная, чтобы вытащить нас из этой западни, которую мы сами себе выкопали. Идея, чтобы показать им, что мы все еще хозяева на борту.

— У меня появилась одна, — говорит Луи, поджав губы.

Не показывая, будто что-то знаем, мы покорно возвращаемся к работе. Ален Сегюре, день ото дня все более приветливый, попросил нас особо постараться с последними пятью сериями. По его словам, сериал должен завершиться апофеозом, чтобы навсегда остаться в зрительской памяти. «„Сага“, конечно, умрет, но она дорого продаст свою шкуру!» — говорит он. С его точки зрения, квоты на отечественную продукцию перекрыты с избытком, цель достигнута и делу конец. Восхищаюсь этим невероятным апломбом, этой двуличностью, которой нигде не научишься. Ему даже хватает бесстыдства добавлять, что, если у кого-нибудь из нас есть идейка нового сериала, он без колебаний изучит ее во время летнего отпуска. Все же надо отдать ему должное за скрытность; продолжение «Саги» клепают уже полным ходом, а секрет хранится надежнее, чем во Французском банке. Если Сегюре порой и позволяет высказаться домохозяйке из Вара, которая в нем сидит, то никогда не упускает из виду великое будущее, которое ему сулили в управленческих школах.

Чтобы не обмануть его ожидания и откликнуться на призыв к совершенству, мы изменили метод работы, максимально воспользовавшись тем обилием средств и времени, которые он нам предоставил. Пишем вдвое больше страниц, чем требуется на серию. Каждая сцена задумывается в трех-четырех разных вариантах, и все снимаются, чтобы был выбор при монтаже. Старик и Сегюре, рука об руку, целыми днями торчат у Уильяма, обсуждая каждый кадр и отбирая лучшие. Сегюре, удивленный тем, что вернул себе контроль над «Сагой», в конце концов увлекся этой игрой в сочинительство. Отныне он, как всамделишный сценарист, сам может решать кроссворды из предложенных ситуаций. Например:

Фред опять изобрел что-то дьявольское. Это изобретение способно:

1. Спасти мир.

2. Ввергнуть его в хаос.

Сегюре склоняется к первому варианту, поясняя, что апофеоз не значит апокалипсис. Первая ситуация ведет нас к следующей альтернативе:

Чтобы спасти мир, Фред должен:

А. Пожертвовать дорогим ему существом.

Б. Пойти на сговор с некоей тайной силой, которая даст ему средства для изысканий.

Сегюре возмущен. Как это — пожертвовать дорогим существом? И речи быть не может! Никто не совершит подобной гнусности, даже ради спасения миллиардов анонимов. Несмотря на риск, принят вариант Б.

Тайная сила — это:

а) сверхмогущественная политическая организация, которая желает усугубить разрыв между богатыми и бедными странами;

б) секта милленариев, которые хотят подготовить человечество, без его ведома, к великой неразберихе 2000 года;

в) богач Мордехай, ищущий смысл своей жизни;

г) лобби защитников Высшей Мудрости, решивших нагнать страху на местные власти;

д) финансово-промышленный трест, скучающий по временам холодной войны;

е) кружок фанатиков некоей ролевой игры, использующих Землю как свою игровую площадку.

Во имя домохозяйки из Вара, рыбака из Кемпера и безработного из Рубэ единственный приемлемый вариант — это «в», он и монтируется. Все остальные интриги сериала тоже просеиваются через сито Сегюре, который считает, что нам повезло иметь такое отличное ремесло.

Семьдесят шестая серия побила все рекорды зрительского успеха, когда-либо установленные на французском телевидении, даже когда оно располагало всего одним каналом. Во времена, когда все — культ и миф, «Сага» тоже не избежала этих ярлыков. Еще до того, как на экраны вышла последняя серия, появилась посвященная сериалу книжонка. Там говорится о нас четверых, и, хотя переврано все, такая дань уважения доставила нам удовольствие. Кроме историй и портретов каждого персонажа, есть в книжке целая аналитическая глава, посвященная типичному саговому человеку. Если верить автору, есть саговая современность, саговый образ жизни, саговое отношение к миру. Саговый человек тянется к своим родным и близким, потому что у него нет идеалов, и тем не менее все его высказывания можно свести к одной фразе: «Мы ничто, станем же всем». Он во всем ищет забавную сторону, что, быть может, характеризует его лучше всего, потому что от драматичности и серьезности его тянет на убийство. Больше всего он ненавидит циников. Уделяет немалую часть своей повседневной жизни сюрреалистическим идеям, которые наша эпоха слишком поспешила похоронить. Он убежден, что на исходе века революционно только счастье. Не моногамен. Пьет много чая и творит чудеса с овощами. И конечно, душится ванилью. Я не мог отделаться от смущения, читая эти страницы. Не пойму, должны ли мы гордиться, породив это дитя. Быть может, что-то тут и верно, но я немедленно захожу в тупик, как только надо что-нибудь анализировать или синтезировать. Я и в детстве уже был таким; на уроках французского за сочинение получал восемнадцать баллов, а за разбор текста — всего два. Да и как я могу верно оценить «Сагу», если наша четверка находится в самом неподходящем для этого положении?

Недели пролетают с бешеной скоростью, я даже моргнуть не успел, как семьдесят седьмую серию сменила семьдесят восьмая, а ее — семьдесят девятая. Ожидая освобождения 21 июня, я принимаю все, что навязывает мне «Сага», начиная с того, что отставляю в сторону собственную жизнь. Шарлотта на мой призыв не откликнулась. Слышала ли она его хотя бы? Может, она где-то далеко, в краю, где нет телевидения, ни кабельного, ни спутникового, там, где жизнь похожа на рекламу. Не так давно я даже молился, чтобы она вернулась. Меня это самого удивило. Видимо, я считал, что у нас с Богом установилась некоторая близость, с тех пор как Он стал одним из моих главных персонажей (я Ему очень даже хорошо угодил на уровне диалогов. Бог у меня абы что не говорит). В общем, я Его попросил вернуть мне Шарлотту или привести меня к ней, а я в обмен сделаю Его элегантным, сдержанным и ужасно современным для девятнадцати миллионов человек. Ему же сплошная выгода — что там Его воскресная паства в сравнении с моими зрителями по четвергам?

Сегодня я уже жалею, что пытался с Ним торговаться, как на базаре. Он не только пальцем не шевельнул, чтобы приблизить меня к моей любимой, но боюсь даже, что отныне старается отдалить меня от нее еще больше. Я все сделал, чтобы обернуть ее отсутствие в шутку, но меня это больше не забавляет. Двадцать второго июня она станет мне нужна, как никогда прежде. В то утро я окажусь один-одинешенек на незнакомой территории; я стану наконец сценаристом, но какой ценой?