Тонино Бенаквиста - Сага

— Трудно сказать. Столько всего произошло и так быстро. Я консультант американской версии «Саги», но это так, для проформы, сценаристам я особенно не нужен. Пишу «Детфайтера-3» для Сталлоне, но все это уже становится немного затасканным. Он мне предложил другой проект, с Иствудом, вот это должно пойти.

— Ты хочешь сказать, с Клинтом Иствудом?

— А ты знаешь другого?

— С самим Клинтом? С Грязным Гарри?

— Он ведь и был Каллаханом , настоящим Каллаханом. Когда я ему рассказал, это его изрядно позабавило. А проект такого фильма — сущий бардак, с правами все запутано, требуется куча адвокатов для составления договоров, и все занимает уйму времени. Пока предложил идею сериала для Эн-би-си, они только что одобрили «пилот».

Он сообщает мне все эти потрясающие новости так обыденно, что это граничит с извращением. Если бы я не знал Жерома, я был бы уверен, что он пытается пустить мне пыль в глаза. На самом деле все наоборот. Это скромность человека, нашедшего свой путь, того, кто не занимает чужого места, того, кто, как говорится, where he belong [13] Местный, коренной (англ.). .

— Миллиардер! Ты же наверняка миллиардер!

— Тут мне, конечно, жаловаться не на что, но я вдруг осознал, что не создан для денег. Они меня не забавляют. Знаешь, я ведь пытался. Той малости, что была у меня на улице Турвиль, мне вполне хватало. Если бы ты видел, какую квартиру я снимаю — настоящий скандал.

— Небось тысяча квадратных метров на Пятой авеню с отдельным лифтом?

— У меня маленькая квартирка прямо над этим рестораном. Красный кирпич, ободранный холодильник и тараканы в ванной. Но мне здесь хорошо.

Нам приносят тарелки с маленькими крабиками под каким-то петрушечным соусом. Не зная толком, как это едят, беру пример со своего приятеля, который отправляет зверюшек в рот целиком, вместе с панцирем.

— Нью-йоркское кушанье, soft shells [14] Дословно: «мягкие панцири» (англ.) . тут крабов ловят сразу после линьки и обжаривают на сковороде. Панцирь такой же мягкий, как и мясо.

На столик падает солнечный луч. Мимо окон пробегают трусцой несколько бегунов.

— Рад, что ты здесь, чувак. Я чувствовал, что ты делаешь глупость, оставаясь в Париже. Слышал, восьмидесятую серию плохо приняли.

О шраме на моей физиономии он не говорит. Подарочек от «Саги». Прекрасная звезда в углу глаза, почти ритуальная насечка, зарубка со смыслом, в общем, глупость в этом духе. Врач мне сказал, что к осени сойдет.

— Хочешь голую фразу или пожиже развести?

— Давай голую фразу.

— Страна в огне и крови, а я — враг общества номер один.

— Коли пишешь всякую жуть…

— Сегюре пустил в ход все запасы своего воображения, чтобы утопить меня в дерьме.

— Я и забыл это имя. Сегюре… Там он был катастрофой, отсюда кажется садовым гномиком. Рядом с ним любой американский продюсер — настоящий принц.

Он умолкает на мгновение, чтобы отпить глоток вина. На баскетбольную площадку высыпают мальчишки в три раза выше меня ростом. Тут все King Size, даже детвора.

— Когда возвращаешься в Париж?

— Еще не знаю.

— Я для тебя наметил симпатичный вечерок, но пусть это будет сюрпризом. Что сегодня днем собираешься делать?

— Если ты работаешь, не хочу тебя напрягать.

— Ты, мой второй брат, боишься мне помешать? У тебя ведь есть что-то на примете, у всех, кто приезжает в Нью-Йорк, что-то есть на примете.

— Это ведь изрядная часть моего детства. Хочу рассмотреть декорации поближе.

— Видишь дома вон там, между деревьями? Сразу за ними — Сорок вторая улица.

— Forty-second Street?

— Она самая.

Мне нравится этот его тон, дескать, «я тут дома, а ты еще ничего и не видел». То, что я в Нью-Йорке по его приглашению, очень его забавляет. Мы об этом столько говорили, ночью, где-то на левом берегу Сены, обжигаясь водкой.

Через час я в «Taxi Driver» [15] «Таксист» (англ.). . Вокруг заведения вьется соответствующее количество шлюх, сутенеров, отщепенцев, дымящихся нечистот и рекламы кока-колы. От ностальгии увлажняются глаза и щиплет в носу. Чтобы скрыть это дурацкое волнение, с непринужденным видом насвистываю мелодию из «Полуночного ковбоя».

Два телефонных звонка, и мне доставляют смокинг, а внизу нас ждет лимузин с шофером.

— Так и не хочешь сказать, куда мы?

— В кино.

Я не умею завязывать бабочку. Жером меня выручает с необычайной ловкостью. И это тот самый тип, который три месяца назад не умел толком рубашку застегнуть. Он с глуповатой улыбкой роется в шкафу и тащит подарочный пакет.

— Для меня?

— Это должно тебя развеселить.

Настольная игра. Раскладывающаяся доска, кубики, фишки, карточки. Называется «Fiction-nary» [16] Вымысел, выдумка, россказни (англ.). .

— Как-то в Лос-Анджелесе, на одной грандиозной вечеринке, я разговорился с Верноном Милыптейном…

— С продюсером «Бойцовских игр»?

— В первую очередь сериала «Капитанский клуб», но его никогда не показывали во Франции. Я с ним поделился идеей игры, где по ходу дела придумывалась бы детективная история — со вспомогательными средствами, выигрышными ходами, препятствиями и ловушками. Через два месяца игра была уже готова и скоро будет продаваться в пятидесяти двух штатах. God bless America! [17] Боже, благослови Америку! (англ.).

В одном я уверен: никогда не сяду играть с Жеромом в «Fictionnary».

Лимузин останавливается перед «Зигфилд театром», сверкающим тысячей огней. Сегодня предпремьерный показ «Ночных звонков», сентиментальной комедии на фоне гангстерской войны. Представление начинается сразу по выходе из машины — сотни зевак толпятся у входа, чтобы полюбоваться вереницей кинозвезд.

Парковщик открывает дверцу с моей стороны. Остается только набраться храбрости, поставить ногу на красную ковровую дорожку и под градом фотовспышек ответить на вопросы трех телеканалов. Ну уж нет.

— Какого черта ты там копаешься? Вылезай, парень!

— Боюсь. Жером…

Он выпихивает меня. Десять шагов, отделяющих меня от холла, — самые великие шаги за всю мою прошлую и будущую жизнь. По сравнению с этим все, что меня еще ждет, будет лишь упадком. Вижу, как типы, более известные, чем американский президент, жмут Жерому руку. Актрисы, от которых млеет весь мир, бросаются ему на шею. За одну минуту я покрываюсь толстым слоем звездной пыли и сам начинаю светиться. Все прямо как в кино. Это и есть кино.

— Слышь, Жером, видишь ту даму в длинном платье, вон там? Когда я был мальчишкой, у меня в комнате висел плакат с ее портретом.

— Пойдем, я тебя представлю. Она прелесть.

Я весь сеанс просидел рядом с ней. Когда люстры зажглись, она меня спросила, что я думаю об увиденной истории. Не вдаваясь в подробности, я ответил, что такие фильмы могут снимать только в этой части света. После небольшого приватного коктейля, во время которого и я, и Жером вконец упились, нас занесло в Вилидж Уангард, туда, где родился джаз и где он умрет, быть может. Я был слишком пьян, чтобы отказаться от стаканчика, предложенного барменом. Жером рассеянно слушал нестареющий бибоп.