Евгений Кирьянов - Становление бытия

Нескончаемая вереница предстояний Артура Гордона Пима перед ликом смерти и есть инициатическое действие, когда человек умирает в сознании невозможности остаться в «этом» мире, но возрождается через новое эксклюзивное событие, впервые вошедшее в этот мир, сделав его новым с вновь рождённым в происшедшем невозможным.

Автор повести как будто старался провести своего главного героя через все мыслимые неразрешимые трудности. И в следовании этой тенденции он, всё более усложняя положение безысходности в каждой следующей критической ситуации, в финале повести подводит Артура Гордона Пима к такому положению, когда становится немыслимой какая бы то ни было перспектива спасения. Это подчёркивается и тем, что чем дальше, тем больше происходящее осуществляется в потоке пространственного непреодолимого и неудержимого перемещения к роковой точке — Южному Полюсу.

И Эдгар По настойчиво повторяет метафору вхождения в почти тупиковое положение, в котором всё-таки находится выход. Он как будто разворачивает в повторениях панораму приближения к действительной невозможности выхода из тупика. В конце повести он подводит читателя, своего героя и, главное, себя к абсолютной невозможности разрешения трагической ситуации и… не может её разрешить. И тогда он свидетельствует о том, что его герой остался жив. Тем самым фактически утверждается, что Пим в своём трансфинитном путешествии, в котором последовательность событий находила себе место в магическом времени не в обычной темпоральности, а в структуре следования этих событий, тщетно преодолевал всё более бесконечную дистанцию между жизнью и смертью. И в финале этого путешествия, преодолев превосходящую бесконечность, вернулся в продолжение череды событий в новом мире живых.

Критическая ситуация раскрывает именно альтернативность возможных и невозможных разрешений многозначного антиномического парадокса в разворачивании их в общности представления универсального разрешения как единой событийной данности. Гибель и рождение, переживание эксклюзивного события. Всё это есть мистерия Бытия.

Сущее воспроизводится и здесь в каузальной связи. А инициация есть рождение, гибель и возрождение первичных модусов Бытия как парадигмы существования и разрушения для сущих.

Но мы теперь вернёмся к проблеме разрешения парадокса в событийном ряду особого свойства. Мы рассмотрим в качестве такого ряда некоторый отрезок темпорально следующих друг за другом событий жизни человека. В структуре такой событийности тоже присутствует обозначенная выше двойственность. Причинно-следственная связь между событиями слишком очевидно сообщает нам о наличии мировой инерции событий, выражающейся в цикличности, повторяемости, частичной отождествляемости и прогнозируемости происходящего во времени. Это есть «фигура» смыслового содержания такой событийности в неизменности. В этом случае «ничего не происходит». Или почти ничего.

Но рассмотрим существенно иную ситуацию.

Человек оказывается в положении, когда не предвидится никакого выбора. Не так, чтобы они были все плохи или труднодостижимы. Их просто нет. Это даже катастрофичнее, чем антиномия. Непрерывная череда событий человеческой жизни обрывается, но некое событие должно произойти. Если оно произойдёт.

Абсолютная утрата всех надежд — это и есть погружение души в беспросветную антиномичность перед фактом отсутствия выбора. И именно тогда создаётся условие для свершения нового события, которого никогда и нигде не было. Человек в такой момент стоит перед лицом смерти, поскольку дух его взыскует свершения события из недр того, чего нет и никогда не было. Полнота свершения в том, что человек умирает в этом мире, переступая границу антиномичности, но подлежит возрождению в разрешении антиномии и, тем самым, в инициатическом преодолении смерти.

Сущее, умножившись, «забыло» парадигматический прообраз своего единства, а он выражается в тождественности Единого и Иного. Когда этот факт игнорируется, то парадокс утрачивается. Парадокс требует не развязывать сущие и даёт знак (напоминает) о том, что сущие нераздельны и о них нельзя помышлять в отстранении друг от друга. Но как только мы начинаем игнорировать этот факт, сущие «рассыпаются», как если бы они не знали о существовании друг друга. И антиномический парадокс превращается в мёртвую схему с местной (частной) и навязанной императивностью связей сущих. Такая схема, по сути, эквивалентна не парадоксу, а формальному противоречию, распадающемуся в пару внешних императивных утверждений о том, что А = В, и надо мотивированно выбрать только одно из двух. То есть, ситуации, когда имеет место тривиальная антиномическая схема. И только там, где соблюдается сохранение парадигматической связи по образу Единое-Иное в сущих, антиномия требует сохранения связи в новом (по прообразу единства) качестве.

Онтологическое наполнение парадокса имеет место только там, где сохраняется парадигматическое следование тождественности примордиальным Единому и Иному.

Тупик антиномического положения похож на родовые муки, а его разрешение есть рождение нового существа. И из Ничего тоже.

Выше мы отметили, что вся парадоксальность диалектики Единого и Иного сразу разваливается вне их тождественности.

Но обобщённую антиномию надо понимать так… В мире свершающихся связанных каузальной связью событий нет обусловленности утверждению существования каких-либо событий для выбора. Но в Хаосе как прообразе открытости в расширенный мир присутствуют все возможные и невозможные альтернативные варианты. И таким образом, и существование альтернатив, и их отсутствие есть одно и то же, но рассмотренное в измерении разной полноты миров. И, разрешившись по схеме неразличения при «выборе», событие осуществляется в мире с установленными причинно-следственными связями как каузальное следствие одного, оно в Хаосе имеет безграничную множественность Всего. Многое в Хаосе становится в неразличении синтеза одним в мире причинности.

И именно эта манифестация Хаоса конституирует фактуру будущего «вот-сейчас» в мире причинности..

Но для субъекта в мире причинности нет этого различия даже для гибели и спасения. И в сознании субъекта возможные и невозможные события образуют картину присутствия безграничной альтернативности будущего, вмещая её как образ манифестируемой множественности выборов в Хаосе.

Каузальность не может обеспечить безграничной альтернативности будущего. Но субъект вмещает в себя предвидения и невозможного, а мир причинности может это вместить в темпоральном разворачивании всего в новых входящих в мир сущих в нескончаемой перспективе утверждения бытия, исчерпывая неисчерпаемый Хаос.