Иван Булах - Деревенская околица. Рассказы о деревне

— Утка — животное нежное, — сомневается дед Косачёв, — она у них вся повыздыхает. Тут у себя дома бывает что дохнут.

— Пустое. Чтобы молодняк сохранить, надо писклят раздать пенсионерам по домам, пусть до месяца доращивают, потом — на озеро в колхозное стадо, — советует Иван Иваныч Кудрявцев, бывший зоотехник, — и колхозу помощь, и пенсионерам будет прибавка к пенсии. Всех можно обеспечивать своими утятами-гусятами, какое спасибо народ скажет. Это же выгодно.

А председатель и, правда, был молодец. Между делом, когда едем, и надо о чём-то говорить, я ему и советую, что рекомендует «теневой кабинет». Не всё, конечно, а что дельное, берёт на заметку. Обмозгует, обязательно съездим в хозяйство, где уже работают тот же кирпичный завод или инкубатор, проконсультируется в банке насчёт ссуды, помотаемся по снабженцам — глядишь, через время и у нас новое производство. Только уже с размахом.

На что уж было трудно, когда отбирали лишний скот, за этой аферой стояли партия и власть, он не побоялся. Вместе с парткомом и участковым так сумел поставить дело, что люди и скот сохранили, и грех на душу не взяли. У нас единственных в районе не было падежа скота, никто не пострадал, кроме… Савилова.

Его исключили из партии «… за игнорирование решения Пленума ЦК КПСС и постановления Совета Министров, в части содержания излишков скота в личных подсобных хозяйствах…» Конечно, он переживал, но мужик был с характером, крепился.

К месту стоит сказать о Лисицыне, парторге колхоза. Михаил Иванович был человек свой, деревенский. Образования был невысокого, но так как колхоз был в передовых, то и партработа на уровне. Поэтому райком махнул рукой на его семь классов.

Правда, был у него один недостаток — любил выступать, хлебом не корми. Но оратор был некудышный, порой такое сморозит, что хоть стой, хоть падай. Но достоинств было больше.

Ещё Михаила Ивановича уважали, к нему можно было идти с любой бедой и по любым вопросам. Выслушает, побеседует и если надо, сам дойдёт хоть до прокурора, хоть до обкома. И как партработник он был хороший. Собрания, политзанятия, партвзносы — всё у него на уровне. Без истерии и лишнего усердия.

Но вот что всех поразило — когда из-за этого скота по Савилову возникло персональное дело, он ему не помог, и колхозники недоумевали, — как же так? На заседании бюро райкома в его защиту не сказал даже слова, а на вопрос о своей «партийной близорукости» ответил что-то невнятное. В итоге, сам-то отделался строгим выговором с занесением в учётную карточку, а вот Савилову досталось, его исключили из рядов КПСС.

По положению его надо было снимать и с работы. Лисицын должен был определиться с датой проведения колхозного собрания, но он тут повёл себя странно — тянул время. То ссылался на подготовку к зиме, то Савилов ушёл в отпуск и укатил в Сочи, а тут вот и она зимушка-зима, — студёная с метелями и морозами. Отобранный скот во всех колхозах-совхозах стал дохнуть, а у нас кормов вдоволь и весь скот в тепле. Главное, падежа нет и людей не мордовали, а дурь от этой затеи — налицо.

По области скот стали забивать, но свои мясокомбинаты не справлялись, и его вагонами в лютые морозы, без воды и кормов, везли в Иркутск, Красноярск… По стране падёж скота исчислялся миллионами голов. За всё послевоенное время это был самый сильный удар по сельскому хозяйству. С этого времени в стране исчезли с прилавков магазинов мясо, колбаса, сливочное масло. На них бвыли подняты цены, но всех убеждали — это временно.

Тем временем наш Савилов у тёплого моря быстренько разбросал свои рублики, которые на курорт припас и заскучал по работе. А тут как раз и подгадали наши колхознички коммунисты. Почистили ордена-медали и прямиком в обком, а впереди наш секретарь парткома Михаил Иванович. Вот тогда-то все и поняли, почему он не лез в драку, когда выгнали Савилова из партии. Оказывается, они загодя промеж собой всё просчитали: что толку, если обоим по шее и отберут партийные книжки? Кто-то должен был остаться на плаву, чтобы потом вырулить.

Вот тебе и малограмотный Лисицын. Он подобрал мужичков в делегацию, а там все люди уважаемые: у деда Косачёва три ордена Славы — полный кавалер, тот же Герой! Отстояли, восстановили председателя в партии, а с Лисицына сняли выговор. И всё это с очень интересной формулировкой: «… отметить, что коммунисты Н. Т. Савилов и М. И. Лисицын проявили партийную принципиальность, а не формальный подход к претворению в жизнь решения апрельского Пленума ЦК КПСС…».

Во как! Оказывается, партия и власть не причём, а в том, что загубили миллионы голов скота, это всего лишь перегибы на местах. А вообще-то, мужикам повезло и пусть скажут спасибо, что на дворе не 37-й год с Лаврентием Павловичем. Не сгинули на Колыме, и на том спасибо, от живых пользы больше.

Судите сами. Построили свой инкубатор и утятами-гусятами снабжали всю округу. Запустили колбасный цех, работали своя пекарня и мощная пилорама. Гордостью колхоза стал лучший в районе сад, который заложили по всем правилам науки. Малиной, смородиной и вишней обеспечивали весь район. Но особо стоит рассказать о мельнице. Тут вообще дело было криминальное, и чуть не случился международный скандал.

В Москву на съезд колхозников от области поехала большая делегация, в неё включили и нашего председателя. Каким-то образом он попал в Министерство сельского хозяйства и по традиции того времени, стал христарадничать. Тогда в Москву ехали не с пустыми руками и карманами. У каждого были с собой чистые бланки облисполкома и обкома с подписями и печатями — что выпросят, то и впишут. Но не так-то просто было попасть к «кому надо». Николай Терентьевич поступил мудро: не торопясь нашёл в министерстве какого-то офицера-отставника, угостил его в кафе и тот свёл его с этим, «кто надо».

Попал он в кабинет, где делили импортное оборудование для мельниц, а лучшим считалось — чешское. Оно простое, надёжное, с какими-то магнитами, уловителями и увлажнителями. Муку выдавали почти жёлтую, как с яичным желтком, хоть сразу пеки блины. Одним словом — мечта. Но к этой мечте требовалось одно условие — под монтаж должно быть готово здание. Этот резерв появился как раз благодаря тому, что где-то сорвалась стройка.

Он срочно звонит в райком, заручается поддержкой и даёт нам команду — все строительные работы в колхозе по боку, дополнительно собрать из кавказцев бригаду человек в сорок. Пока он поездом везёт чехов-наладчиков, чтобы мы залили фундамент и выложили стены. Прораб схватился за голову, как? Без плана, без титульного списка, без проектно-сметной документации, главное — строить без финансирования! А Николай Терентьевич гнёт своё: взять типовой проект мельницы (шифр и номер такой-то), и строить по зональной привязке за счёт колхоза.