Иван Булах - Деревенская околица. Рассказы о деревне

Повели нас к начальству. А тому что делать? Прочитал телеграмму от академика, потом полистал свои сводки и инструкции. Видит, что прошли те времена, когда давали план по «врагам народа». Тогда полстраны сидело в лагерях, работать некому. На свободе оставались только НКВД и партия, а что с них толку, какие они работники? У одних погоны да наганы, у других портфели да телефоны. А кому пахать? Кому хлеб выращивать?

— Ладно, — вздохнул начальник, а потом и говорит, — ваше счастье, что свеклу сеяли, а не королеву полей. С вещами на выход, — и чтобы хоть как-то нам досадить, даёт команду своим Держимордам — обстричь обоих наголо, чтоб знали, как варежку разевать на органы. Эх, жалко что Берию расстреляли…

Тут агроном Антон Егорыч опять вспомнил полевую разведку, стал буянить, но я как бывший арестант, его остудил:

— Та хрен с ним, Антон Егорыч. Волосья не зубы, отрастут.

Только дверь камеры за мной громыхнула, я ка-ак хватил домой, аж вприпрыжку. Прибежал, закрючился и три дня носа на улицу не казал. До того перепужался. И потом ещё долго вертел в руках телеграмму академика и всё не верил, что какой-то клочок бумаги меня спас, и я так легко отбоярился от Колымы.

Уже потом меня хотели отправить в Москву на ВДНХ, только дальше разговора дело не пошло, видать запамятовали. А я и не обиделся, не посадили, ну и на том спасибо.

Над Антоном Егорычем весь район ржал, как его на старости ловко НКВД обкорнало, за непонимание линии марксизма.

А вот глупое прозвище «Архимед», ко мне так и прилипло. Правда, внучата потом растолковали, кто такой был Архимед. Оказывается, он тоже что-то в воду помещал, а потом даже открыл какой-то знаменитый закон. Правда, тогда ещё в древней Греции НКВД не было, а потому его и не мытарили как меня.

Когда Хрущёв произвёл первое сокращение в Вооружённых силах СССР, то более миллиона солдат и офицеров пошли работать в народное хозяйство. Много командиров тогда направили работать в сельское хозяйство, как правило, они стали председателями колхозов и директорами совхозов. Опыта работы у них на новом трудовом фронте конечно же не было, но у них было одно важное качество — они были хорошими организаторами.

На отчётное собрание нашего колхоза привезли нового председателя из военных, Ивана Семёновича Мохова. Его представлял секретарь райкома. Вообще-то народ недолюбливал выкормышей райкомов, инструкторов. Это были перестраховщики, и даже по пустякам советовались с райкомом, а тут привезли военного. Секретарь говорил хорошие слова, что хотя в сельском хозяйстве ни в зуб ногой, зато хороший организатор, командовал полком. Ладно, представил его, а нам потом разбирайся — плохой или хороший? Это как обычно, когда сватают, то всегда хвалят.

К старому привыкли, хоть он и ни без греха, да и выпивает на работе, зато он свой. А тут новый. Как быть?

Ситуация сложилась не простая, одна половина голосует за своего, а другая за нового. Начинают пытать его про какую-то платформу, слушают его программу, про детей, образование. Но не хватает чего-то убедительного в пользу того и другого.

Встаёт дед Маркелов и начинает сердито выговаривать:

— Не надо нам нового председателя. Какой ни есть, а у нас есть свой. Он уже себя и всю родню обеспечил, вон какие дома они выстроили, при каких должностях сидят, но сейчас кое-что и нам стало перепадать. А изберём нового, пока он обживётся, всю свою родню обеспечит, нам опять хрен да маленько. Я за старого.

Вдруг берёт слово Степан Косачёв и кандидата как обухом:

— А скажи-ка нам, хороший человек, как ты насчёт выпивки? Пьёшь её проклятую, али как? Только говори как на духу.

Вот так вопрос! Он с подковыркой. Зал насторожился. Все ждут, что скажет приезжий. Если скажет, что не пьёт, значит брешет. Если скажет, что пьёт — зачем нам новый пьяница, у нас свой такой не просыхает. Все стихли, ждут, что он скажет.

— Пью, — сознался кандидат, — но в меру. Повторяю, в меру. И ещё знаю когда пить, и с кем пить.

— А какая твоя мера, — не унимается дед Косачёв.

Тот подумал, помолчал, и сам уже у деда спрашивает:

— Тебе обязательно надо знать правду?

— Только правду, одну правду!

— У меня такая мера, что тебя, дед, с ног свалит.

Зал задохнулся от хохота, когда успокоились, дед говорит:

— Такой нам нужон. Голосуем за него, не слукавил. Молодец.

Вроде бы и шутейно, а избрали. И как оказалось, не зря. Толковый был мужик. При нём в колхозе помаленьку начали строиться, колхозники стали получать больше, и деревня ожила. К тому времени и в деревне стали платить деньги, а не трудодни.

И вот что странно — новый председатель из военных, а к крестьянскому делу быстро приловчился. Чтобы всех не расспрашивать о делах колхозных, он со своим «крёстным» дедом Косачёвым всегда советовался. Как какое новое дело, он его берёт, и едут то на пасеку, то на летнюю дойку. Вроде и по делу, а дорогой он с дедом перетолкует по нужному вопросу, и тот всё ему присоветует, как быть. Слава Богу, в мужицком деле дед Степан был дотошный, работал с отцом ещё в единоличном хозяйстве.

Но однажды на своего советчика деда Степана, очень осерчал председатель Иван Семёнович. А случилось это так.

Достраивали коровник, поэтому позарез нужны были строймтериалы и кредиты. Председатель через райком умудрился заманить в колхоз с края нужных людей, показали им стройку. Объект живой, чуть помочь и к зиме можно ставить коров в тепло. Вместе с райкомом уломали гостей. Обо всём договорились.

А у нас на Руси давно повелось, за добро платить добром, повезли гостей на пасеку обедать, и каждому приготовили гостинец — банка мёду и по три рамки с сотовым мёдом. Еа пасеке уже давно пылает костёр, на траве палатка, на ней «скромный» обед: сочные ароматные шашлыки, выпивка, а на любителя медовуха.

А природа! Теплынь! Одним словом, прелесть.

Все разделись, загорают и травят анекдоты. А Стёпа Косачёв в это время недалеко от пасеки косил траву на сено. Пошёл он к речке за водой, а там компания гуляет. Председатель увидел его и сразу за «стол». Стёпа в компании первый человек, давай свои байки рассказывать, городские со смеху умирают. Всем весело.

А ещё у нас так — как чуть подопьют, давай бороться. Пасечник Костя был в деревне самый сильный. На природе на меду выдобрел, росту под два метра, ручищи, что клещи. Ну медведь медведем. Всех положил на лопатки и ещё куражится:

— Я самый сильный, равных мне нет, — сам ходит и мусулами играет, ну, подпил человек, даже первого секретаря не боится.

Вдруг встаёт один городской гость, на вид неказистый мужичок, будет помельче Кости, но крепенький, вот он и говорит:

— А ты меня сковырни попробуй.

У всех глаза на лоб, — городской народ завсегда хлипкий.