Иван Булах - Деревенская околица. Рассказы о деревне

— Что же ты делаешь? — стал ругать гость из Москвы управляющего Хомякова, — режешь курочку, которая будет тебе нести золотые яйца. Таких людей надо поддерживать, а не душить штрафами и неустойками. Знаешь анекдот, как папа-вампир учил сына пить кровь: «Сынок, втыкаешь клыки и сосёшь, но запомни — всю кровь не высасывай». А сынок — «И почему? Я хочу всю кровь выпить». Папаша вампир поясняет, — «мы же вампиры, а не банкиры, которые за проценты по кредиту стараются с клиента высосать всю кровь». Ну как, я тебе доходчиво объяснил?

— Не смешно, — упёрся Хомяков, — лучше вы дайте мне письменное указание, чтобы банк продолжал кредитовать должника.

И грамотный гость из Москвы всё ему объяснил по другому:

— А ничего, что ваш банк ведёт к банкротству перспективное хозяйство, вместо того, чтобы ему помогать? Даже если сейчас банк что-то и потеряет на процентах и пени, то потом эти потери с лихвой окупятся. Богатое хозяйство даёт больше доходов. Это прописная истина, жаль что ты не на своём месте работаешь.

Короче, выдали фермеру Иволгину новый льготный кредит на два года, а всю пеню за просрочку совсем убрали. Жить можно. Потом в московском журнале «Финансы и кредит» опубликовали статью московского гостя под заголовком «Банки — партнёры, а не могильщики бизнеса». Ещё были шикарные фотоснимки, где он с овцами, а в швейном цеху примеряет полушубки Фёдора Степановича. Вот это реклама! Выходит, что даже среди банкиров есть умные и предприимчивые люди. Жалко, что их мало.

Всё сложилось, как нельзя хорошо, только беспокоит Фёдора Степановича одно — а если бы у него «ноги» были не деревянные, как бы всё обернулось? Придушили бы его штрафы да налоги. Вот он и думает, что лучше — ходить на ногах или на протезах?

Деревня наша большая, застраивалась она вдоль бора. Потом колхоз нарезал и застроили ещё две улицы ближе к полям, дома добротные с водопроводом и отоплением. Куда тебе с добром! Народ и потянулся туда, особенно молодняк. Но часть мужичков и пенсионеров цеплялась за дедовские корни. Остался «Зелёный клин» на отшибе и жить невмоготу: то электричество отключат, то зимой дорогу заметёт, то магазин закроется. Как тут быть?

Подошли выборы в местный Совет и наши мужики настояли, чтобы от «Зелёного клина» был свой депутат. А кто? Подумали-подумали и остановились на Володе Кучерове. Человек стоящий, только сам Володя ни в какую. Зачем ему этот дармовой хомут? И как уж водится, стали его сватать и наобещали выше головы.

— Давай, Володя! Послужи обчеству! Мы тебе все поможем!

Клянутся уважать и слушаться, а Совет даже посулил поставить ему телефон за свой счёт. А тогда телефоны были только в правлении колхоза, в гараже, у агронома, зоотехника, да ещё у парторга. Володя и думает: с уважением это полдела, а вот телефон, это что-то значит. Жене было особенно лестно, что станет депутатшей, тоже зудит: «Соглашайся, чё ты выкобениваешься?»

В общем обратали его. Всё по честному, вот уже тренькает телефон, как и обещали. Снял трубку и за сто вёрст с городом говоришь: «Алло! Это ты, сынок? Как твои дела?» Хорошая штука.

Если с телефоном уладилось как надо, то с депутатством сразу же не заладилось. На другой день его народной власти, чуть свет, слышит, заполошно орёт соседка, Лиза Донина:

— Клавдея! Где твой Вовка депутат? Буди скорей, мой Петька бушует, с топором бегает, дом собирается поджечь!

Подхватился Володя и помчался на босу ногу спасать дом и тушить семейный пожар. Прибегает к Дониным. Петро не пьяный, ни трезвый, а как чёкнутый. Сам злой, всклокоченный, босиком и без рубахи мотается по двору с канистрой и поливает стены бензином. А ещё кроет матом и всё выкрикивает:

— Чичас, суки! Чичас я вас поджарю… нашли дурака!

Лиза ширяет Володю в бок.

— Ну чё ты стоишь? — а сама аж визжит, — Петька, урод! Ты чё делаешь? Скотина? Сейчас тебя власть научит уму-разуму. Ахломон! Голодранец, — и прямо науськивает Володю, как цепного Полкана, только что не говорит: «Куси его! Фас!»

Петро крутанулся, и его понесло.

— Да я на всех вас… (прибор) положил! Да только суньтесь, на куски изрублю! — А сам и правда, за топор. Он уже два ковра на чурке изрубил в клочья. А ковры были добрые, богатые.

Володя видит такое дело и говорит:

— Вот что, Лизавета Васильевна, во-первых, — я тебе не милиционер, и во-вторых, — не ори, а заткнись.

— Ты же теперь власть, я за тебя голосовала, — начала было та выступать, но он перебил её.

— Уйди с моих глаз! Иначе уйду я, и тогда вызывай участкового из Берёзовки. Не делай из меня пугало, мы разберёмся сами.

Лиза нехотя поплелась в летнюю кухню и стала зыркать в окно, что они там с мужем-поджигателем будут делать.

— Здорово, сосед — говорит Володя и протягивает ему руку.

— Здоров, — насторожился тот, но переложил топор в левую руку, а правую подал и крепко пожал.

— Пойдём в дом. Поговорим. Да оставь ты топор, и канистру брось. Ещё успеешь, утро только начинается.

И на это согласился Петро. Пошли в дом. Сели. Володя за стол, Петро примостился на корточках у печки, стал закуривать. Руки трясутся, спички ломаются, кое-кое как прикурил и по привычке стал пускать дым в дверцу топки.

— Что случилось, сосед? Чем они тебя достали?

Петро был работящий мужик, шоферил на молоковозе с темна до темна. Шутка ли, два рейса с летней дойки за тридцать вёрст, потом с молокозавода обрат опять вёзти на телятник и на свинарник. Работал без выходных. Жили Донины хорошо, справно, держали до десятка свиней, обрат-то для них был дармовой.

Но беда была в том, что в доме всем заправляла и хороводила тёща, Матрёна Филипповна, женщина волевая, крутая, но ни это главное — жадная была. Она до пенсии работала продавцом и была председателем женсовета. Знала все законы, стращала ими зятя и держала на коротком поводке. К тому же он был приезжий «примак», и привёл жену не в свой дом, как положено, а наоборот — его приняла семья жены, а потому его этим часто гнобили.

От Володиного вопроса и от участия к себе, Петро чуть не поперхнулся. Голос дрожит, заикается, стал сумбурно объяснять.

— С-суки! Всё им м-мало… д-давай-давай! Да к-когда же вы подавитесь? Когда все сундуки набъёте тряпками? Понимаешь… Попросил послать матери посылку, ко дню рождения… Что ты! Такой хай подняли, разорил я их… ух с-суки! А своей родне кажен месяц посылки шлют. Да мне не жалко, но я же один у матери, а не могу ей на старости хоть как-то помочь. Зарплату Лизка за меня получает всю до копейки, и всё копят, копят… Ух змеи!

Володя догадывался, что не такие Лиза с Матрёной Филипповной, чтобы не подслушать их разговор. И точно. Вдруг жалобно всхлипнула дверь, и в открытую щель завизжала Лиза.