Иван Булах - Деревенская околица. Рассказы о деревне

— А забыл, как прошлым летом ей отправили посылку, аж на десять кило? Что забыл? Или память от водки отшибло? Ах ты подзаборник чёртов, голодранец несчастный!

Петра как пружиной подбросило, схватил табуретку и запустил в дверь — табуретка в дребезги. Сам аж задохнулся.

— Убью! Сожгу! Всё, — выпросили вы у меня, твари!

Володя опередил, сразу же за дверь и вытолкал баб на улицу.

— Уйдите! Уйдите от греха. Пусть он успокоится и всё уладится, — да не тут то было. Лезут, орут, что-то доказывают.

Еле успокоил Петра, только разговорились, снова запели петли двери: «скри-ип», и Матрёна Филипповна подъелдыкнула:

— Голодранец! Его на помойке подобрали, отмыли, откормили, а он и зубы казать! И кому?

Полетела вторая табуретка, и опять в дребезги.

— Да что же это такое? — уже завёлся сам депутат Володя. — Вы зачем мужика травите? Что вы за люди? Петро, жги их к чёртовой матери. Так им и надо, куркулям. Будут знать, черти.

Баб как корова языком слизала. Перетрусили.

— А-а! Перепугались, кулацкое отродье. Так вас и надо учить, чертей толстомясых. — крикнул в догонку Володя.

Тут даже Петро растерялся. Поджигал он свой дом часто и его обычно или вязали или уговаривали, а тут видит, всё наоборот, его же просят: «Жги и всё». Что-то тут не так.

— Ну, ты, Вовка, даёшь, ну и архаровец. Ты же депутат, а тово… да за это… как его… подстрекательство… да они же тебя… Не-ет. Пойду-ка я лучше в гараж и махну на дойку. Там пару дней перекантуюсь, а уж потом им устрою Аргентинское танго. С них пока и двух ковров хватит. Неделю рыдать будут.

Это было первое Володино дело, как миротворца. Но это было только начало, как говорят — цветочки, ягодки были ещё впереди. Тут сельсовет стал формировать органы самоуправления, разные комитеты и комиссии. Он попал в административную, а там его избрали председателем. То, что эта комиссия занимается семейными и соседскими склоками, а имеет силу официального закона, чтобы разгрузить суды, он толком не знал, но согласился. Дали ему Положение, инструкции — действуй. Стал действовать. Конечно, вначале было непривычно.

На первое заседание административной комиссии собралась порядочная толпа. Было несколько дел и все одного сценария: собака Петровых порвала гусей у Болдыревых, причём пять гусей со смертельным исходом; безработный Федя Баночкин спёр флягу с брагой у завскладом Орловой; корова Гладковых залезла в огород к свирнарке Пахомовой и сожрала сто вилков капусты. И так далее. Вот и разбирайся депутат-председатель. А как?

Ничегошеньки не понять. Это же не военный трибунал и не суд присяжных. Тут с каждой стороны по четыре-пять горластых свидетелей, злые, как будто их неделю кормили сырым мясом. Одни клянутся, что видели как овчарка Петровых рвала у них на глазах гусей Болдыревых, а свидетели Петровых готовы хоть под присягу — Пальма в декретном отпуске, только что ощенилась и сидит дома с детьми-щенками. Ей не до этих поганых гусей, подавитесь вы ими. С той же коровой ещё хуже, заспорили: а может ли она вообще зараз сожрать сто вилков капусты? Одни кричат — да, другие надрываются, — нет! Голова идёт кругом.

Тут ещё Митяй Ложкин, юридически подкованная сволочь, (два срока отсидел на зоне), затеял умничать. Всем советует:

— Что мы тут гадаем: «съест, ни съест?» Давай, начальник, следственный ксперимент. Сможет ли она, падла рогатая, при всех свидетелях слопать сто кочанов?

— Хорошо, — согласился Володя, — делаю «ксперимент». Ты беги домой и тащи капусту со своего огорода, тогда и поглядим, сколько она сожрёт. Чего же ты стоишь, беги.

— Ага. Нашёл дурака, — сразу на попятую Митяй, — что мне больше всех надо? Пусть лучше сдохнет ваша корова.

— Тогда закрой варежку и не вякай. Сам разберусь.

Сам-то сам, а вот как? А все глядят на него хитрющими глазёнками в прищур. Полистал Володя Положение, полистал инструкции, подумал и принял соломоново решение: собак, коров, гусей и их хозяев считать бродячим скотом. А чтобы не скандалили, и сами решали споры миром, всех оштрафовал по двадцать рублей (старыми деньгами, а это не мало). По заявлениям приказал возместить ущерб. Быть по сему, обжалованию не подлежит!

Половина завыла от восторга и простоты решения споров, другие взвыли от злости и негодования. Сразу же полдеревни озлилось на него: «Погоди, депутат Володя, за нами не заржавеет». И тут же выдали аванс. Когда вечером пригнали стадо овец с пастбища, то у козла-вожака на рогах висел кусок картона с надписью: «Володя, тоже Козёл!». А утром у огорода казалось разгорожено звено изгороди, и жена чудом успела выгнать коров с картошки. На это Володя даже не обиделся, чего расстраиваться, всем людям не угодишь. Это издержки должности.

Живёт он дальше. Радуется телефону. Но и тут неудобства. Весь «Зелёный клин» ночь-полночь прёт звонить кто по делу, а кто по пустякам. То куму звякнуть, то со сватом поздоровается. Та же тётка Анисья, как засядет звонить дочке в Зимино, так полчаса тетешкает внучку по телефону: «Агусеньки, Леночка! Утютюшеньки, моя маленькая! Это баба… ага, бабушка звонит!». Та что-то агукнет, а бабка аж зайдётся от радости.

Это хорошо, что она любит внучку, но это же не переговорный пункт. Володе не жалко, но надо же и совесть иметь, ведь мешают. Стал гнать, — серчают. И с телефоном нажил врагов, опять бурдят: «Ему Совет бесплатно аппарат поставил, а он избирателей гонит, как собак из церкви. И правда, козёл, а не депутат». Тогда Володя завёл порядок: звонить только в больницу, милицию, Совет и на почту. Ну ещё, если что-то серьёзное. Всё.

Теперь насчёт уважения. От него голова пошла кругом. В прямом смысле. Идёт как-то с работы, видит стоят мужики с инкубатора и держат под руки пьяного нового инжинера из новосёлов. Увидели его и обрадовались. Просят помочь.

— Володя! Выручи! Ты доведи этого учёного домой. На тебя, как депутата, жена не так будет орать. Запустили кормоцех, и это дело обмыли. Мы привыкшие, а этот совсем слабый. Помоги.

О чём речь? Раз просят, надо помочь. Повёл. Приводит. Стучит. Дверь чуть приоткрылась, в щель высунулась рука со сковородкой, да ка-ак ахнет его по башке, — скры из глаз так и посыпались, кругами пошли сполохи северного сияния. Потом другая рука ловко ухватила инжинера за шиворот, втащила в дверь и щёлк ключиком. И всё это молча. Ничего себе приёмчик.

Как так, думает Володя? У меня же депутская неприкосновенность, а его по голове сковородкой! Стал стучать, чтоб растолковать этой дуре закон о статусе депутата, но тут соседка этой мымры открыла дверь и говорит ему:

— Ты, Володя, лучше не стучи и не зли её. Она всех встречает сковородкой, кто её Костю пьяного приводит, думает это собутыльники. Ты не догадываешься, почему мужики тебя втравили в это дело? Они знают про этот самосуд, и ты не дожидайся второго раза. Тогда бьёт сильнее. Она физкультуру преподаёт в школе.