Даниэль Рондо - Механика хаоса

Как и во всех мальтийских домах, здесь был балкон. Сам дом, весьма скромных размеров, приютился под скалистым обрывом. Вокруг расстилались полосы иссушенной земли. Участок ограждала невысокая каменная стена. Суровую красоту пейзажа оживляла лишь серебристая листва оливковых деревьев.

– Настоящая пустыня! – воскликнул Брюно.

– Летом – да, похоже на пустыню. Но весной все эти клочки земли возделывают.

За домом располагался бассейн, а на его бортике спала, лежа на животе, женщина. Абсолютно голая, если не считать солнечных очков. В верхней части правой ягодицы у нее была татуировка в виде небольшой свастики. Священник положил руку на плечо Брюно, остановившись на приличном расстоянии, и покашлял, привлекая к себе внимание. Женщина поднялась и завернулась в полотенце.

– Простите, не слышала, как вы подошли. Кого-нибудь ищете, святой отец?

– Извините, что потревожили ваш сон. Мы хотели бы поговорить с Луи Камилльери.

– Он позавчера вечером ушел на лодке в море. Должен скоро вернуться. Я сама его жду. Но давайте зайдем в дом, не стоять же на солнце.

Она провела их в большую комнату с включенным кондиционером и ушла одеться.

– Вы знакомы с этим Камилльери? – спросил Брюно, оглядывая комнату. Минимум современной мебели, похоже итальянской. На стенах – яркие пятна восточных ковров ручной работы. За стеклянной дверью – море.

– Видите ли, на Мальте все всех более или менее знают, – ответил священник. – Возможно, он учился у меня, когда я преподавал в колледже Святого Алоизия.

– А женщину?

Отец Питер закатил глаза:

– В первый раз вижу. И никогда о ней не слышал.

– Заметили у нее…

– Подозреваю, вы умираете от жажды! – Она вошла с кувшином лимонада и тремя стаканами. В ее речи угадывался легкий немецкий акцент. Она успела надеть короткое желтое платье с голыми плечами, подчеркивавшее ее атласный загар и открывавшее бесконечно длинные ноги. Брюно сидел в кресле, истекая потом. Он устал от этой жары, а вид белокурой сирены выводил его из равновесия. «Женщины этого острова не перестают меня изумлять. Никогда бы не подумал, что у рыбака может быть такая жена. Я привык к женам рыбаков с острова Сен, всегда одетым в черное». Он помимо своей воли вздохнул, представился и без всякого воодушевления сказал:

– Мы ищем информацию о подпольном иммигранте, который на прошлой неделе умер в больнице.

– Бедные люди, какой ужас им приходится переживать! Луи иногда рассказывает мне, с чем встречается в море. Разумеется, мы не можем приютить их всех, правда, святой отец? Но при чем тут мой муж?

– У нас есть данные, что он ездил в больницу «Матер Деи». Он мог бы кое-что нам сообщить.

– Я знаю, что у него есть престарелая тетка, она лежит в больнице. Раз в неделю он обязательно ее навещает.

– Ваш муж выходит в море каждый день?

– По возможности, да. Для него это не только работа, но и страсть. Кроме того, у нас своя фирма по вторичной переработке металлолома в Бланьяке, это под Тулузой. Он без конца туда мотается. Я вижу его гораздо реже, чем мне хотелось бы.

Брюно и отец Питер простились с хозяйкой дома, оставив ей свои номера телефонов.

– Простите, я не представилась. Меня зовут Мерседес. Знаю, с моим акцентом это звучит дико.

– Вы уроженка Мальты?

– Мой отец до пенсии работал в местном аэропорту как представитель «Люфтганзы», а потом вернулся в Шварцвальд. Но моя бабушка поселилась на острове сразу после войны.

– Еще один вопрос. До нас к вам кто-нибудь заходил?

– Нет. Никого не было. Слава богу. Мне и так неловко, что вы застали меня в костюме Евы – ведь это так называется, святой отец? Ой, я же не угостила вас чипсами! А может, хотите маслин? У нас свои, из сада. Все французы любят маленькие маслины…

Вечером Мерседес позвонила отцу Питеру. Она рыдала. Ни о костюме Евы, ни о маленьких маслинах больше не было и речи. Лодку ее мужа обнаружили дрейфующей возле скалистого острова Фильфла. Пустую. На следующее утро полиция передала Брюно запрашиваемые им сведения. Луи Камилльери, 52 лет, профессиональный рыбак. Подозревался в незаконной ловле тунца (после выборов дело против него закрыли). Занимался мелким предпринимательством, представлял, подобно многим мальтийцам, сразу несколько компаний; на протяжении двух лет сотрудничал с итальянской дизайнерской фирмой; заработанные деньги вложил в бизнес по вторичной переработке металла и утилизации старых автомобилей во Франции. Сожительствует с Мерседес Бауманн, 31 года, немкой по национальности, бывшей манекенщицей, в настоящее время не работающей.

Торбей-Пирог, пригород Парижа, Франция

Обстановка в Торбее – Большом Пироге, как Гарри объяснил Брюно во время их очередной встречи, накалилась. Участились случаи нападения на школьников, условных «очкариков». Каждый, кто получал хорошие оценки, не оскорблял учителей, не посылал воспитателей и не нюхал в туалете клей, подвергался угрозе быть жестоко избитым. Показательные экзекуции перенеслись с автобусной остановки в подвальное помещение самой школы.

Салафиты продолжали следить за поведением женщин: какой длины у них юбки, с кем они общаются, носят ли хиджаб, но одновременно предлагали специальные программы обучения мальчикам до 16 лет. На пустырях возле жилых домов для них устраивали спортивные тренировки. Дыхательные упражнения и упражнения на укрепление мускулатуры конечностей и мышц пресса. Мальчишки червяками ползали по траве под грубые окрики неизменного бородача в пятнистом спортивном костюме.

Туннель, выходящий на парковку внешнего бульвара, был превращен в книжный развал. Продавали Коран – в дорогих зеленых обложках с золотым тиснением, изданный в Ливии или Египте, на арабском и французском языках, в переводе так называемых «мусульманских знатоков», с предостережением против других переводов, «лишенных научной достоверности».

Столы ломились от антисемитской литературы на арабском, французском и английском. Были издания для детей, с картинками. «Моя борьба», «Битвы Мухаммеда», «Протоколы сионских мудрецов» или их адаптированная версия «Словарь сионистского обмана», «Иудейские термины: не верьте!» (в этом труде читателя призывали говорить не «Ближний Восток», а «Исламский Восток»; не «стабилизация», а «капитуляция»; не «израильтяне», а «евреи»; не «холокост», а «миф о нацистских крематориях»).

«Книготорговцы» встречали постоянных покупателей приветственными возгласами и комментировали свой товар. На отдельном столике были выложены произведения Селина, особо любимого подростками, в том числе – добрая сотня пиратских изданий «Безделиц для погрома». Рядом с кассой – стопка открыток с фотографией писателя (исхудавший Селин по возвращении из ссылки, с зачесанными назад волосами и издевательской улыбкой на губах, в Медоне, у порога дома 25-б на шоссе Гард). Открытка полагалась каждому, кто купил не меньше двух книг.