АlshBetta - Нарисованные линии [СИ]

— Останься, — тихо-тихо, как что-то обличающее, разрушающее ее в моих глазах, шепчет мисс Свон. Умоляет, а не просит. Никак не меньше.

— Хорошо, — я соглашаюсь, проведя большим пальцем по красной щеке и собрав остатки слезинок. Не возражаю.

— Правда? — не верит. Хочет, но не может. Боится.

— Правда, — улыбаюсь, поднимаясь с колен и становясь перед девушкой, — где у тебя лежит пижама?

Получасом позже, в ночной тьме без единого просвета, мы вдвоем лежим в одной кровати. В спальне царит тишина, если не считать тихонького посапывания усатого вредителя в левом углу и редких, все еще оставшихся всхлипов Беллы, во время которых она всегда стискивает мою правую руку.

— Тебе идет синий, — мягко замечаю я, разглядывая край ее ночнушки, проглядывающий из-под одеяла. Она любит спать накрывшись им до самой шеи и устроившись посредине подушки. Я обнимаю Беллу со спины, не касаясь кожи, через материю, и это устраивает нас обоих. Ее не пугает. Меня не заставляет чувствовать неловкость.

— Спасибо…

Ни в нашей позе, ни в наших тихих разговорах нет ни намека на секс или что-то вроде этого. Она просто хочет почувствовать себя в безопасности, а я хочу ей эту безопасность дать. И точка.

— Почему «Париж»? — интересуюсь я, оглянувшись на спящего в своей корзинке кота.

— Я нашла его на Французской улице, — с намеком на улыбку отзывается Белла, — а дома он играл брелоком от Эйфелевой башни.

— Он сам выбрал имя.

— Да, — она тихонько хмыкает, немного отклонившись назад и покрепче приникнув ко мне, — так и есть…

Есть что-то невообразимо приятное, невообразимо тревожащее в том, чтобы чувствовать ее рядом. Я не знаю, как это называется, и имеет ли это место быть вообще, но я не испытываю такого с Барбарой. Я столько раз обнимал, целовал, держал ее в руках, а ни разу ничего подобного внутри не пробегало. Ни искры. Ни крохотной вспышки.

Наверное, я потихоньку схожу с ума.

— Эдвард, — тихонько зовет девушка, вырывая меня из размышлений.

— Да?

— Не уходи… ночью, пожалуйста. Останься до утра, — ей с трудом удается сказать это. Она боится моего отказа, боится своей искренности и боится слов, которые произносит. Все это тяжело ей дается. Но сила внутри есть. И то, что я слышу эти фразы — тому доказательство.

— Я уже пообещал тебе это, помнишь?

— Да, — она легонько кивает, виновато вздохнув, — я помню, извини…

— Ты можешь доверять мне, Белла, — шепчу я ей на ухо, погладив теперь уже распущенные, рассыпавшиеся по подушке волосы, — ничего не случится, Роза.

Она вздрагивает от знакомого слова. А я прикусываю язык за то, что его произнес.

— Ты знаешь?..

— Можно и так сказать.

— И поэтому ты дал мне… дал мне номер? — кусочки головоломки складываются для Беллы только сейчас. Я даже через одеяло чувствую, как ее тело подрагивает.

— Да.

— Но ты же доктор, не репортер, я видела…

— Да, — второй раз повторяю я, и иду на поводу у собственных преступных желаний, аккуратно, едва касаясь, поцеловав ее макушку. От каштановых волос пахнет персиком, — я — интерн Уотнера. С июня.

Белла ненадолго замолкает. Я начинаю думать, что она заснула, но девушка поворачивает ко мне голову, изогнувшись на кровати. Карие глаза полны слез, но в то же время блестят от решимости. Ее трясет сильнее.

— Ты ему не скажешь, — говорит она, поборов всхлип, — обо мне… о ребенке… ты не скажешь!

В ее голосе сплошное отчаянье и надежда. На меня, на все то, что слышала прежде, на то, во что хочет верить. Белла больше не прячется, она смотрит прямо мне в глаза. Она умоляет.

Речь о Фортессе?..

— Не скажу, — не заставляя мисс Свон волноваться больше прежнего, обещаю я, — конечно же нет. Мы никогда не встречались и никогда не встретимся с ним. Это твой секрет.

Она быстро-быстро кивает, сморгнув слезы. С глубочайшей признательностью смотрит на меня, прикусывая губы. Отчаянье, как и страх, отпускает.

— Я хочу, чтобы это было тайной. Ему не надо знать.

— Я понимаю, — осторожно, давая ей шанс отказаться, если не хочет, я прохожусь пальцами по побледневшей щеке. Легонько. Едва касаясь.

— Он старше меня на сорок лет… я знаю, как это выглядит, — морщится Белла. Но от моей руки не отстраняется. Скорее наоборот — льнет к ней.

— Белла…

— Но это не правда, — быстро отрицает она, сжав пальцами край одеяла, — Элиз — случайность. Еще не догадываясь о разводе, я узнала…

— Белла, я не осуждаю тебя, — заверяю ее, помогая повернуться на другой бок. Привстаю на локтях, приподнимаясь, чтобы позволить ей устроить голову на моей груди, — я горжусь тем, что ты сделала. Твоей смелостью.

Она робко слушает, глядя на меня из-под опущенных тяжелых ресниц. Это выражение лица — безвинное и честное — убеждает меня в правильности своих слов. Теперь уже окончательной.

— Ты не побоялась ее оставить, — улыбаюсь я, притронувшись к ее ночнушке, — ты любишь ее и не собираешься делать разменной монетой.

— Конечно же, нет…

— Вот видишь. Твой выбор правильный и достоин уважения. Все то, что ты сделала, достойно уважения.

— Но я видела, что они пишут! — с болью заявляет она, морщась от отвращения. — Эти статьи, предположения…

— Ну и к черту, — отрезаю, уже полноценно, всей ладонью, поглаживая ее щеку, — забудь о них. У вас будет своя замечательная жизнь. И никто не помешает.

Белла завороженно слушает меня. Она улыбается, когда я заканчиваю, пусть и сквозь слезы. Прикрывает глаза, укладываясь между мной и подушкой, и шепчет очередное «спасибо». Ее тепло, ее нежный запах каленым железом высекаются в моей памяти. Я, кажется, снова и окончательно нашел то, что искал…

— Это лишнее.

— Нет, — в ее голосе, наконец-таки, слышно долгожданное спокойствие, — не лишнее, Эдвард. Это неоценимая помощь…

— Ты вгонишь меня в краску, Роза, — смущенно бормочу я, поцеловав ее. Теперь это кажется чем-то необходимым, простым и очень, очень приятным. Я не боюсь оскорбить ее и не боюсь перейти невидимую границу. Мы близки, и мы вместе. Начиная с сегодняшнего дня.

— Обязательно, — Белла тихонько смеется, устроив прохладные ладони у меня на груди и грея их, — через неделю. Я решила сходить на ваш прием еще раз, доктор Каллен.

Мне на лицо просится улыбка. Впервые за столько времени — и в который раз с Беллой — не напускная, настоящая.

— Очень рад вашему решению, мисс Свон, — наблюдая за ее смущенным взглядом, шепчу я, — я вас не разочарую.

— Еще бы…

— А теперь — спать, — подоткнув края ее одеяла, я неслышно усмехаюсь. Белла тихонько хихикает у моей груди, зарывшись носом в подушку.

— Спокойной ночи, Эдвард, — нежно произносит она. Мне чудится, будто улыбается.

Я глубоко вздыхаю, расслабляясь и закрывая глаза. Вот оно — спокойствие. И вот он — уютное, истинное, правильное место. Оказывается, та квартира, в которой мне хорошо — здесь. И только здесь я на самом деле, как надо, не чувствую себя не в своей тарелке.