Валентин Блакит - Возвращение на Сааремаа

- А ты мне не мог рассказать раньше? - спросил, хму­рясь.

- Я же говорил: лучше с ней не связываться... Насмот­ришься, наслушаешься, она еще не такие фортеля выкиды­вает...

- Это т-о-очно! - подхватил подошедший Супрунов. - Заберется, стерва, вон туда, за камни, разденется и выставля­ет напоказ все свои прелести, соблазняет - знает, что с выш­ки через оптику наблюдают. А габариты, формы, надо при­знать, ничего-о-о... Да никто не соблазнится - кто на такую ведьму полезет! Потому и бесится в желчи, злая, как панте­ра...

- Да-а, по всему видно, Супрунов, ты крупный специа­лист по наблюдению за такими объектами...

Посмеялись, и немного успокоился, дав себе очередной, Бог весть какой по счету, зарок не соваться в воду, не зная броду. Не получается...

Обстановка в коллективе постепенно нормализовывалась, лишь изредка давали о себе знать рецидивы старой вольницы. К вольнице, как и всякой лафе, всегда привыкается легко и просто: не успеешь и глазом моргнуть, как стано­вится нормой, а всякая норма всегда кажется недостаточной, хочется больше и больше. Отвыкать от вольницы куда труд­нее и болезненнее, но, в конце концов, тоже привыкается, становится нормой, с той только разницей, что она не кажет­ся малой. Труднее всех давалось Супрунову. Хотя после случая с белогвардейцем он притих, перестал диктовать свои порядки, но нет-нет да сорвется. Каждый день вызывался ходить к почтальонке несмотря на то, что сам уже писем не писал и не получал. Ходу-то минут десять туда-обратно, а его нет час, два. Закрывал глаза на наивные хитрости, делал вид, будто поверил, что ждал почтальонку, - что с него уже возьмешь!

Начальник заставы тем временем напоминал, торопил; «Жду предложений на замену Супрунова или Ревы. Не по­нимаю, чего тянешь кота за хвост, уподобляешься перебор­чивой невесте? Давай предложения, не то сам назначу...»

Замену присмотрел давно, но знал, какова будет реакция капитана, поэтому тянул до последнего, когда придется решать с ходу и проще будет убедить капитана. И еще была причина: хотелось переждать осенний штормовой сезон с сумасшедшими ветрами, мерзкими холодными дождями. На прожекторе это время - лафа по сравнению с заставой: за шиворот не капает, выскочил на «луч» - и назад в тепло. И караульный всегда найдет затишное местечко. А в дозоре на фланге где спрячешься? Четыре-шесть часов на шальном ветру под дождем - мало не покажется. Хотя изрядно и попортил крови Супрунов, но как-то жалко было удружать ему такую службочку на финал. А тянуть уже невозможно, капитан прав. До демобилизации Ревы и Супрунова осталось месяц-полтора, надо успеть обучить сменщика Супрунову. Даже с хорошо подготовленным придется туго - месяца два, да в самое сложное темное время предстоит справляться вчетвером, пока не укомплектуют салагой из «учебки».

Было твердое решение отправить дослуживать на заставу именно Супрунова, не Реву же посылать! Но в последний момент, когда капитан заявил, что завтра после партсобрания независимо от того, будут или не будут его предложения, решит вопрос замены, возникли сомнения: посчитают, что мстит Супрунову. Пускай решают сами, по справедливости - бросят жребий! Кому выпадет - тот и уйдет, без обиды, недомолвок.

Не повезло Реве. Искренне пожалел, что повезло не ему, но жребий есть жребий. Не судьба, значит...

***

На заставе Гоцицидзе был и экзотическим экспонатом, и одновременно - изгоем. Экзотическим было уже то, что в славянской среде впервые появился грузин, даже не совсем грузин, а аджарец, о существовании которых и не слышали. Экзотичным было и его имя - Сулико. После популярного фильма с красавицей по имени Сулико, песенкой из этого фильма «Где же ты, моя Сулико», которую пела вся страна, постоянно крутило радио, убедить, что его имя вовсе не женское, Гоцицидзе никого не мог, сдался и просил звать его Лешей. Но еще более экзотичным было то, что Леша - пра­воверный магометанин и не ест свинину. Чего только не де­лали в надежде избавить его от вредных религиозных пред­рассудков - ничего не получалось. И популярно объясняли: никакого Бога, никакого Аллаха не существует, и обманыва­ли, выдавая свинину за говядину или баранину - напрасно. Леша готов был согласиться, что Бога нет, а что нет Аллаха - это было выше его понимания.

Не сказать, чтобы к Гоцицидзе относились очень плохо, тем более враждебно. Просто он выпадал из привычного представления, был не таким, как все, а хотели, чтобы не выламывался, был как все, самому же во благо - чтобы не был вечно голоден, не превращался в ходячий скелет. Иметь напарника в наряде, еле таскающего ноги, - невелика ра­дость, как бы ты к нему ни относился. Особенно зимой, ко­гда в наряде без лыж, как без рук. Гоцицидзе чувствовал се­бя на них, как корова на льду. Вскидывал на плечи - и пых­тел пешком по лыжне - язык на бороду - за напарником. Ко всему он очень плохо владел русским языком, коверкал слова так, что трудно было понять. И это было не последней причиной, что не мог ни с кем близко сойтись, чувствовал себя одиноким, чужим в русско-украинской среде.

Почему остановил свой выбор на Гоцицидзе, а не на ком-то другом, нормальном? Было две причины. Первая: идея-фикс создать стопроцентно интернациональный коллектив: сам - белорус, Шпаковский - украинец, Соболев - русский, будет грузин, а из «учебки», Бог даст, пришлют какого-нибудь молдаванина или латыша, или еще кого-либо - и полный интернационал. Идея очень понравилась замполиту; заручился его полной поддержкой. И вторая, пожалуй, самая важная причина - хотелось помочь этому чернявому, высо­хшему, как мощи, парню с глазами затравленного зверька из-за вечной тревоги не обмануться да не согрешить перед своим Аллахом, бесконечных упреков «сачок», «симулянт», своего скверного русского произношения, обидной клички «чурка». На прожекторе ему будет лучше: и коллектив ма­ленький - все и всё на виду, и на лыжи становиться не надо, и физические нагрузки не те.

Когда, наконец, сказал капитану о своем выборе, у того глаза на лоб полезли:

- Ты что, спятил?! Этого сачка и симулянта?! Да ты в своем уме? А я считал тебя серьезным...

- Товарищ капитан, под мою личную ответственность. Увидите, какой солдат будет. Ему надо сменить обстанов­ку...

- Вот тут ты прав, Бакульчик. Действительно, ему надо сменить обстановку. На стройбат!

- Товарищ капитан...

- Ты хоть соображаешь, что предлагаешь? В прошлом го­ду какой-то идиот их двадцать человек в отряд привез. Оста­лось два: наш и в комендантской роте. Остальных либо ко­миссовали, либо в стройбат сплавили. Я еле договорился с кадровиками сплавить и этого сачка, а тут на тебе: новый Макаренко! Уверенность, Бакульчик, - хорошо, а твоя само­уверенность плохо кончится. Иди к замполиту посоветуйся, может, что вместе предложите. Жду через полчаса...