Валентин Блакит - Возвращение на Сааремаа

- А мне можно?

- Почему же. Присаживайтесь, где удобнее.

Фильм был революционно-патриотический с образом Ле­нина. Экран не очень захватывал девчат - больше обстрели­вали взглядами незнакомых Бедриса и Гоцицидзе, похихи­кивали, а те замечали это и сидели, как на горячей плите. Был, пожалуй, один внимательный зритель - белогвардеец. Боковым зрением он, Бакульчик, наблюдал за ним и думал: хорошо, что пришел, пускай припомнит, полюбуется, как их чехвостили...

Прошли титры, погас экран, вспыхнул яркий до боли в глазах свет. Зрительницы дружно вставали, сдержанно благодарили и удалялись за дверь. Не спешил лишь белорвардеец. Чувствовалось, что ему хочется пообщаться. Может, же­лает поделиться впечатлением о фильме? Интере-есно-о! Очень интересно...

Старик подошел к полочке с книгами:- Можно взглянуть?

- Пожалуйста...

Заметив томик Есенина, искренне удивился, взял в руки, повертел, достал из кармана старомодное пенсне, полистал, внимательно и долго рассматривал содержание, всмотрелся в мелкий шрифт выходных данных, бережно поставил на место и, не скрывая радостного возбуждения, сказал:

- Значит, пришло время! Наконец, и Сережу реабилити­ровали. Слава Богу! - и с озорной улыбкой спросил: - Ну, как вам Есенин, молодой человек? Нравится?

- Еще бы! Видите, как зачитали...

- Между прочим, молодой человек, - с тем же торжест­вующим озорством подмигнул, - я видел живого Есенина - вот так, как вас. И не единожды, между прочим. Даже на «ты» были, просто Сережей его величал. Вы уж простите старика за неподобающее хвастовство, но что было, то бы­ло... Он моложе меня на семь лет, а вот как судьба изволила распорядиться: я - перед вами, а его давно нет на белом све­те. Слава Богу, вернулся... - кивнул на книгу.

Смотрел на дедка округленными глазами: он видел, знал, общался с Есениным!!! Непостижимо! Нет, быть такого не может... Выдумал, врет... Скоро заявит, что и с Лениным встречался...

Белогвардеец, видимо, уловил его недоверие, спокойно сказал:

- Загляните на досуге ко мне, молодой человек, покажу кое-что, надеюсь, интересное для вас... - Взял с полочки то­ненькие книжечки Евтушенко и Вознесенского, по счастли­вому случаю купленные на вокзале в Ленинграде, молча по­листал. - А вы в курсе, что в этих местах до войны служил ныне здравствующий сын Есенина - Константин? И война здесь его застала. Немец блокировал остров, вытеснил сто­тысячную российскую армию вот туда, - показал рукой, - на полуостров Сырве и расстрелял из корабельных орудий и самолетов. Константину одному из немногих удалось уце­леть.

Он, Бакульчик, знал, что в начале войны здесь невдалеке - на Сырве - произошло кровавое сражение. На перешейке возле сохранившихся трехэшелонированных линий укреп­лений воздвигнут обелиск, увековечивающий подвиг и геро-изм советских воинов, но то, что эту землю и именно здесь защищал сын Есенина, было еще одним ошеломляющим открытием.

Старик тем временем молча листал книжечки, за что-то цеплялся взглядом, что-то равнодушно пропускал, затем по­просил:

- Позвольте на денек. Краем уха слыхивал: самые ныне модные пииты, да читать не доводилось, кроме явно сла­беньких стишков в газетах.

- Пожалуйста, берите и не спешите - нами читано-перечитано.

- Благодарствую. И позвольте откланяться - у вас дела. Весьма признателен за возможность посмотреть кино­фильм...

- Ну, как он вам? - не утерпел, хотя понимал, что спра­шивать, если сам промолчал, было не совсем прилично.

Белогвардеец посмотрел долгим внимательным взглядом, хитровато улыбнулся в усы, ответил:

- Хороший фильм... - Подумал. - Об этих событиях,, мо­лодой человек, судить можно будет более-менее полно лет этак через сто. Как там у Есенина? «Большое видится на рас­стоянии»... Честь имею! - и бодро для его лет вышел за дверь.

Долго крутил-обдумывал его загадочную фразу, отыски­вая тайный смысл, но ничего, кроме очевидного, что издале­ка, через сто лет еще ярче и выразительнее будет просматри­ваться величие революционных событий, не находил. Поду­мал: мало что было! И из белой гвардии переходили на сто­рону народа. Даже генералы прозревали. А он пускай и не перешел, но бросил оружие, скрылся здесь. Понес заслуженное наказание, перевоспитался на нашей социалистической действительности, понял... Однако хитроватая усмешечка из-под царских усов мешала с полной уверенностью принять, что именно это, а не другое хотел сказать белогвардеец. Но не это волновало. С головы не выходило невероятное, ошеломляющее: рядом, у черта на куличках, в глухой деревушке живет человек, видевший, знавший самого Есенина! И верилось с трудом, и подозревать, что говорит неправду не было основания: какой смысл врать? Да никакого! Похоже на правду. Приглашал, обещал что-то показать, интересно. Может, как раз доказательства, что не соврал? Интерес­но... Надо навестить обязательно. Да он всю жизнь будет казнить себя, если упустит возможность побеседовать с че­ловеком, знавшим живого Есенина, не выведает от него все о поэте. Сколько таких людей осталось! Пускай себе это и бывший белогвардеец, бывший классовый враг. Если по-человечески, то даже есть сомнение, что человек, прочувст­вовавший поэзию Есенина, может быть истинным классо­вым врагом. Хотя, все быть может...

На следующий день «солдатский код» передал: «три звез­дочки». Значит, ждать замполита, вышел на правый фланг с проверкой. Проверки - дело обычное. Раз-два в неделю кто-то обязательно выходит: иногда сам начальник заставы, ча­ще замполит, старшина, сержанты в паре с молодыми солда­тами. Проверки иногда, особенно в скверную погоду, дохо­дят до прожектора, но чаще не доходят: по «лучам» все вид­но. Замполит всегда заходит. Наряды на флангах, включаясь с докладами в телефонные розетки, получают исчерпываю­щую закодированную информацию и всегда наготове.

Бедрис встретил проверяющих, как положено: «пропуск» - «отзыв», доложил как следует.

Замполит был в хорошем расположении духа. Посидели, поговорили. Рассказал ему о вчерашнем киносеансе с при­глашением местного населения. Тот похвалил:

- Правильно, что пригласил. График только подальше прячьте, чтобы не попал кому на глаза.

Услышав, что приходил и посмотрел фильм белогвардеец, страшно удивился:

- Вот это да! Никогда ни с кем на контакт не шел и вдруг! Чем ты его взял?

- Есениным... - засмеялся.

Замполит хотел что-то спросить, но не спросил, и лишь когда пошли на «луч», оставшись тет-а-тет на вышке, поин­тересовался:

- Слушай, я не врубился: что за Есенин?

- Поэт, товарищ старший лейтенант, - пояснил, удивив­шись. - В двадцать пятом году умер тридцатилетним. Наш белогвардеец, оказывается, знал его лично. Невероятно, но похоже на правду.

- А этот Есенин из беляков? - насторожился замполит.