Збигнев Домино - Пора по домам, ребята

— Но за какую? Ведь это — большевистская Польша!

— Польша для меня — всегда Польша. Я — солдат, приносил присягу. Нам не о чем говорить. Отдай автомат!

Сташек рванулся к «Ворону». Тот дернул затвор.

— Стой! — рявкнул он.

Родак остановился в полушаге от него. К нему подошел «Орлик».

— Это твое последнее слово?

— Да.

— А отдаешь ли ты, сынок, себе отчет в том, что я прикажу сейчас поставить тебя к стенке и расстрелять как изменника, большевистского прислужника?

— Это вы всегда можете!

Сташек был готов на все. Но тут не выдержали нервы у стоящего молча возле печки дяди Изидора.

— Сташек! Поручик хочет как лучше. Соглашайся. Будешь с нами. Здесь все с нами. Пан поручик, он согласится. Молодой, вот и горячий. Соглашайся, Сташек, соглашайся.

— Даю ему последнюю возможность, «Колос». Последний раз спрашиваю: присоединяетесь к нам или нет?

— Нет!

— Сташек! — простонал дядя.

— Изидор! Оставь парня в покое. У него своя голова на плечах, и он солдат. Издалека шел сюда, к родному дому, в Польшу. И у него на нее такое же право, как и у любого другого. А вы, поручик, не забывайте об этом. И не кричите так в моем доме, ведь…

— Хватит, хватит, старик. «Жито», «Боб», сержанта обыскать, связать — и на лавку!

Они набросились на Сташека. Он вырывался, кусался, пинал их ногами, но силы были не равные. Его бросили на лавку, стянули с него мундир и привязали ремнями. Дядя Изидор дрожал как осиновый лист, отпихивал деда автоматом. «Орлик» стоял посреди избы.

— Как я уже сказал, я мог бы поставить тебя, щенок, к стенке. Но я этого не сделаю. Потому, что ты еще щенок, и к тому же глупый. Ну и принимая во внимание твою семью. Однако наказания тебе не миновать. «Жито», спусти ему портки и врежь двадцать пять пряжкой по голой заднице! Сопливый засранец!

— Слушаюсь, пан комендант.

«Жито» расстегнул ремень. «Ворон» уселся Сташеку на ноги. «Боб» держал его за плечи. «Орлик» взял у «Ворона» автомат Сташека. Сняв диск, трахнул о край стола. А потом еще и еще раз! Искореженное оружие швырнул на пол.

— Это чтобы ты не подумал, что нам нужна твоя рухлядь. Оружия у нас хватает. И солдат тоже. Настоящих поляков.

Сташек не выдержал:

— А я что, не настоящий поляк? А вы настоящие? С этим автоматом, который разбили, я прошел всю Польшу и дошел до Берлина. А вы что в это время делали? Я…

— «Жито»! Двадцать пять. Кому сказал!

Пряжка секла голое тело, жгла острой болью. Удар за ударом, удар за ударом! Сташек стиснул зубы и закрыл глаза. Вдруг его охватил жар, тело обмякло. Как будто сквозь туман, издалека, он слышал доходящие до него голоса деда, дяди, крик «Орлика». Почувствовал еще приторный запах собственной крови и потерял сознание…

Понемногу возвращалось сознание и вспоминалось случившееся. Он открыл глаза. Серый рассвет. В маленькие окошки стучит проливной дождь. Завывает ветер. На печке лежит, свернувшись в клубок, большой черный кот и старательно вылизывает белую лапу. Деда в хате нет. И никого нет. Перевернутая, окровавленная лавка. Погнутый, разбитый автомат в углу. Брошенный кое-как мундир. Крупные слезы покатились из глаз Сташека и медленно текли по щекам. Он плакал не от боли, хотя все его тело было так избито, что даже малейшее движение было пыткой. Он кусал губы от обиды на самого себя, на свою судьбу, от стыда и злости, как он позволил перехитрить себя, застигли его врасплох как неоперившегося птенца. Почему он выпустил из рук автомат, почему не защищался, почему не вцепился голыми руками в горло этому наглому «Орлику»? Ну, в крайнем случае, убили бы его. Он лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку. Все его тело было обернуто льняной простыней, смоченной простоквашей. Куда делся дед? Уж не сделали ли они с ним что-нибудь? Что с дядей Изидором? Долго ли он здесь лежит? Пора возвращаться в часть. Оружие. Автомат в углу. Родак, превозмогая боль, сполз с кровати на пол. На четвереньках дотащился до автомата, протянул к нему руку, но силы снова оставили его. Он лежал на полу, прижав к полыхающему от жара лбу холодную вороненую сталь…

Первое оружие, которое он получил, была винтовка. Длинная русская винтовка, которая вместе с граненым штыком была выше Сташека. Это было в Киверцах, на Украине. Короткий курс обучения и присяга. «Клянусь истекающей кровью Польской Земле и Польскому Народу, что до последней капли крови, до последнего вздоха я буду уничтожать немецких оккупантов, которые разорили Польшу, до последней капли крови, до последнего вздоха буду сражаться за освобождение Родины, чтобы жить и умереть как честный солдат Польши. Да поможет мне Бог!» А потом построенные в каре на просторном лугу подразделения в едином порыве грянули:

Польша! Люблин! Варшава! За правобережную часть Варшавы, за Прагу дралась пехота. Там со штыком наперевес шел Сташек первый раз в атаку.

Бежишь в дыму и грохоте, как и другие, стреляешь, кричишь «Ура! Ура!». Бежишь и видишь рядом с собой товарища. Чувствуешь его плечо. И вот первый раз в жизни — лицом к лицу — встречаешься со своим врагом. Немцем! Он стреляет в тебя, в Гожелю, в Ковальчика, в Яцыну! Падаешь. Сердце колотится как бешеное. Страх парализует волю. Вперед! Будь осторожен, Сташек! На тебя наваливается огромный детина. Твой штык мягко входит в него. Не можешь вытащить его обратно. В голове — мешанина. Вот-вот тебя вывернет наизнанку. Вперед, вперед! А потом тебя преследует это перекошенное от страха лицо в немецкой каске, эти вылезшие из орбит, остекленевшие от встречи со смертью глаза…

Автомат он получил на Поморском валу. Достался от Владека Плебана, из его же взвода, тоже «сибиряка». Он был, наверное, года на два, на три старше Родака. Шел с войском в Польшу с самого начала. За плечами у него было сражение под Ленино, а за взятие Варшавы он получил Крест за храбрость.

Полоса немецких бункеров. Первая линия укреплений. Вторая. Огонь станковых пулеметов. Немцы яростно контратакуют. Пьяные эсэсовцы не останавливаются ни перед чем. Валятся как снопы, но упорно лезут вперед. Взвод отходит. Сташек едва успевает перезаряжать винтовку и менять обоймы. Вместе с Владеком они прыгают в глубокую воронку от бомбы. Владек строчит из автомата короткими очередями. Сташек стреляет не спеша, тщательно прицеливаясь. Он знает, что у него патронов в обрез. Две гранаты, и это все, что осталось. «Следи за пригорком слева», — бросает Владек, а сам выпускает длинную очередь и вынуждает немцев залечь. Из-за пригорка появляется немец и замахивается гранатой. Сташек стреляет. Немец падает. Граната разрывается за пригорком. «Хорошо!» — хвалит его Владек и вновь выпускает длинную очередь по надвигающейся на них цепи. Только теперь до Сташека доходит, что они остались в этой воронке одни, отрезанные от своих, что отходить уже поздно. Он стреляет последним патроном. Попадает в цель. «У меня кончились патроны», — говорит Владеку. «Сними у меня с пояса гранаты. В кармане осталась еще одна. Бросай только наверняка». Сташек откладывает винтовку в сторону и вырывает чеку. Временное затишье. Где-то сзади слышна удаляющаяся стрельба. Немцы вновь поднимаются, открывают яростный огонь из автоматов. Владек посылает в них короткую очередь. Они уже рядом. Что-то кричат. «Давай!» Сташек изо всех сил бросает гранату, как когда-то в детстве швырял камни. Взрыв. «Хорошо!» — снова хвалит его Владек. И успокаивает: «Ничего они с нами не сделают. Еще немного, Сташек, и наши снова пойдут в атаку». «Наверняка», — подтверждает Сташек, ему хочется, чтобы было именно так. Он не спускает с немцев глаз. Опять поднимаются. Плотный огонь. Разрывы гранат. К счастью, они укрылись в глубокой воронке. Сташек бросает последнюю гранату. Грохот, вспышка, дым, стоны. Взрыв немецкой гранаты. Владек сползает на дно воронки. Сташек склоняется над товарищем. У Владека раздроблен висок. Он выхватывает автомат из судорожно сжатой руки друга, берет запасной диск. Выпускает длинную очередь. Выскакивает из воронки. Ему нечего терять. Снова стреляет. Лес. Наши!..