Маргарет Грэм - Истерли Холл [litres]

Эви прошла в конюшенный двор. Стойла были пустые. Но скоро там появятся свиньи, потому что леди Вероника сочла, что стойла пропадают зря, и так оно и было на самом деле. Может, еще и дальние конюшни пустить в дело? Она прошла вперед, к аллее, и увидела Гарри, который старался управляться с костылями, спускаясь с крыльца.

– Гарри, как у вас дела сегодня? Понравился кроличий пирог?

– Вкусно, лучше не придумаешь, Эви.

Такой симпатичный парень, и по крайней мере ему не грозит вернуться на фронт. Его родители так радовались, что в свой последний визит принесли всему персоналу огромный букет цветов. Его поставили в главный зал, и он долго стоял там, придавая помещению элегантный вид, сильно противоречащий суматохе, царившей там последнее время, иногда только смягчаемой приходом дежурных медсестер, которые управляли потоком людей.

– Наденьте-ка шарф, – сказала Эви, плотнее закутываясь в шаль. – Энни будет ругаться. Она потратила на него столько времени и крепких слов, пока вязала его.

Гарри засмеялся. Сзади послышалось шуршание велосипедных шин по гравию. Приехал Артур, молодой телеграфист, семья которого жила в Истоне. Эви и Гарри смотрели, как он подъезжает. Хруп-хруп. Ее сердце, казалось, забилось в такт с поворотами колес. Гарри снял руку с костыля и сжал ее ладонь.

– Старайтесь не беспокоиться, пока вам действительно не придется.

Парень затормозил и остановился.

– Можете забрать, миссус?

Почтальоны ненавидели эти телеграммы, потому что у всех отцы, братья или товарищи были на фронте.

– Конечно, – ответила Эви, но потом она протянула телеграмму обратно.

Она прочитала имя адресата. Гарри тоже увидел его, вздохнул и почти шепотом спросил:

– Хотите, я передам ей?

– Что, понесете в зубах?

Это было немного похоже на смех. Эви взглянула на кедр, такой неподвижный, такой крепкий. Она вошла в холл, оставив Гарри снаружи на свежем воздухе, который, конечно, ему будет бесполезен, потому что он закурит трубку, балансируя на костылях. Повезло мальчишке, повезло его матери и отцу. Они не получат такой телеграммы.

Начиналась метель. Будет ли Рождество снежным? Похоже на то. Дежурная сиделка увидела телеграмму и сочувственно улыбнулась. Эви прошла к обитой зеленым сукном двери, открыла ее и спустилась на кухню. Леди Вероники там не было. Эви проверила чайник. Кипит, как всегда. Взгляд ее упал на брошенное ею вязанье. Одна лицевая, одна изнаночная… Она заварила чай, налила его в чашку, а не в эмалированную кружку и положила сахар, много сахара. Потом медленно подошла к двери. В кладовой для дичи, как она помнила, Энни должна была обучать леди Веронику ощипывать неприлично крупного тетерева.

– Вероника, вы можете подойти сюда?

Она раньше никогда не называла ее так, но теперь этой женщине необходимо почувствовать, что у нее есть друг, настоящий друг, и что этот друг предупреждает ее заранее.

Вероника вошла на кухню. Лицо ее побелело. Она взяла чашку с блюдцем. Все знает, поняла Эви. Знает.

– Кто, Оберон или Ричард?

Эви заставила ее сесть.

– Сейчас откроем.

Капитан Уильямс, ранен в бою. Ампутирована нога и рука, чтобы избежать газовой гангрены. Он в госпитале в Ле Турке.

– Поезжайте и привезите его сюда, – сказала Эви. – Вы должны. Вы нужны ему.

Леди Вероника перечитывала телеграмму, снова и снова. Пальцы ее дрожали. Губы с трудом произнесли:

– Конечно. Я должна.

Она немедленно собрала вещи, и отец Эви, работавший в свой выходной в саду, отвез ее на вокзал. Когда их коляска исчезла из виду, Эви, стоя на крыльце, снова вспомнила те слова: война разобьет наши сердца.

Она вздохнула и помахала Гарри:

– Если вы не зайдете в дом, нам придется лечить вас от воспаления легких, Матрона назначит меня менять судна, а это значит, что готовить вам еду будет она.

Он улыбнулся и вытряхнул трубку в траву, удерживаясь на костылях.

– Такая судьба для нас хуже, чем смерть, – отозвался он. Сунув трубку в карман больничной пижамы, он повернул к дому. Эви рассказала ему о капитане Уильямсе.

– Теперь война для него закончилась, – заметил он с удовлетворением и улыбнулся.

Эви кивнула:

– Это точно.

Она думала о леди Веронике. Война разбивает сердца, но она может и исцелять их. Это как раз случай леди Вероники. Она проводила Гарри до входа, а потом обсудила с санитаром обустройство в комнате леди Вероники большой кровати для капитана Уильямса. Она со слезами на глазах настаивала на этом, перед тем как уехать.

– Он мой муж, куда еще его можно положить? Пожалуйста, освободите его комнату для других пациентов, Эви.

На следующий день пришло письмо от Грейс. Второе от нее.

Дорогая моя Эви!

В настоящий момент я не могу уехать дальше, чем Ле Турке. Конвои с ранеными приходят один за другим, и мы мечемся, стараясь успеть разместить всех и заниматься ими, и при этом записывать сведения о них на клочках бумаги. От бесконечной беготни у меня уже распухли ноги. Во сне мне снятся черви в ранах, судна, которые я выношу, инструменты, которые я стерилизую в операционных. Когда хирург оперирует, я держу лоток. Еще как медсестра я отсортировываю раненых. Знаешь, Эви, эти бравые души ковыряются в ранах, настолько ужасных, что невозможно поверить, что такой ужас бывает. Думаю, мне снится все это, потому что я слишком вникаю в то, что вижу во время работы. Нас, добровольцев, одни называют Умелыми душечками, а другие Провожателями жертв. У меня есть подруга, леди Винтерспун. Она в прежние времена чашки бы за собой не вымыла, а здесь она великолепно держится и не избегает никакой работы.

Сюда привезли капитана Уильямса. Телеграмму уже отправили, а это письмо я шлю с подругой, так что оно прибудет в один момент. Он потерял руку и ногу из-за угрозы проклятой газовой гангрены, но, по крайней мере, чудовищная зараза остановлена, и он будет жить. Его необходимо отправить домой, все его мысли о Веронике. Он говорит об ушибах и кровоподтеках у нее, не у него самого. И во сне он говорит с ней. Процесс выздоровления пойдет намного быстрее, когда он окажется дома. Она должна приехать за ним. Передай ей.

Обнимаю тебя, дорогая моя Эви. Напиши мне что-нибудь еще. Да, и предупреждая твои вопросы: я ничего не слышала о наших друзьях, кроме того, что после сражения на Марне ситуация в тупике. У нас есть списки выбывших из строя, до сих пор я их имен там не видела. Скучаю по Истону, скучаю по тебе, но люблю свою работу. Благодаря ей я чувствую себя полезной. Мы никогда ведь больше не согласимся снова стать бесполезными, правда?

Эви сложила письмо и засунула его под подушку, где она хранила все письма от близких. К тому же письма Грейс и Джека должны лежать рядом. Она каждую ночь перечитывала под светом масляной лампы все письма и выучила их все наизусть. В последнем своем письме Саймон говорил о своей любви к ней.