Денис Коваленко - Хавчик фореве...

Когда я спустился в раздевалку, там, кроме Влада, были несколько человек.

— Ты чего?! Какого хрена?!! — услышал я яростные крики невысокого плотного мужчины, стоявшего над сидевшим на скамейке Владом и потрясавшего над его головой кулаками. — Просрать такой бой! Какого… — Услышав, что кто-то вошел, он резко обернулся, увидел меня. — А тебе чего надо?! — крикнул он мне.

— Макс, на улице меня подожди, — сказал Влад. Я немедленно вышел.

— Странный бой, — осторожно начал я, когда мы неторопливо шагали к метро.

Влад не ответил. Вдруг он остановился возле магазина, отсчитал мне две сотни и попросил:

— Купи водки и что-нибудь закусить, и кока-колы, а я постою покурю.

— Хорошо. — Я взял деньги и вошел в магазин.

Мы напились. Может, в первый раз напились вместе — именно напились. Пили водку, сидя во дворе на лавочке, пили из пластиковых стаканчиков и закусывали маринованными огурчиками. С непривычки Влад захмелел быстро; казалось, он и хотел именно напиться. Медленно выпивая, он сразу же запивал водку кока-колой и тут же закуривал. Докурив, наливал следующую порцию в полстакана. За какие-то полчаса мы выпили бутылку.

— Влад, ты куда так гонишь? — Я все еще не решался спросить о главном — что произошло? почему сдал бой?

— Да ладно, — порядком опьянев, отмахнулся он, — давай еще возьмем. Сходи, ладно?

— Ладно. — Я взял у него деньги и пошел за водкой.

Когда вернулся, Влад сидел на лавочке, угрюмо уставившись в землю.

— Влад, ты чего? — Я положил ладонь ему на плечо.

Он брезгливо повел плечом, ответил: «Все нормально», — взял у меня бутылку, распечатал и разлил водку по стаканам. Взял стакан, подержал в руке, брезгливо отставил его и больше уже не пил.

— Все-таки… Влад, объясни. — Я сел рядом.

— Все нормально. — Он хлопнул меня по спине. — Ты хороший парень, Макс. Ты мне друг, правильно?

Я немедленно кивнул.

— Давай закурим. — Мы закурили, он продолжил. — Сегодня я позвонил домой, позвонил своей… бывшей. Заметь, не матери позвонил, а ей, той, которая меня предала, растоптала. Не знаю, нашло что-то — позвонил. И ты знаешь, она звала меня обратно. Не могу, говорит, без тебя, приезжай, у меня кроме тебя никого нет… Хочешь, я сейчас удивлю тебя? — Он резко посмотрел мне в глаза. — А ты ведь мне жизнь спас. Удивлен? А так и есть. Помнишь, ты мне позвонил тогда, когда в Москву звал, когда уговаривал меня приехать. Вовремя ты позвонил. Ты меня своим звонком из петли вытащил. В прямом смысле вытащил. Сколько мы с тобой, полгода не виделись? Да, полгода. Большой срок. Я чуть не женился. Я ведь ее до сих пор сильно люблю. Полгода я с ней встречался. Живем друг от друга… она в соседнем подъезде живет. Видел ее чуть не каждый день. Красивая. Я с ней только так, здоровался, и то через раз, даже имени ее не знал. А в прошлом году в магазине столкнулись, разговорились, потом встречаться начали. Я тогда такой счастливый был. Она такая нежная, ласковая. Я так хотел, чтобы мы были всегда вместе. Я ей предложил выйти за меня. Макс, я ведь хочу малого: семья, работа, дом, мне больше ничего не надо. Я ведь все умею делать. Я настоящий мужик. Телевизор починить могу, утюг, ремонт в квартире сделать, машину умею водить и вообще в технике разбираюсь. Я не какой-нибудь ограниченный спортсмен, у которого голова, чтобы в нее есть… Прийти домой, надеть тапочки, халат, сесть возле телевизора; жена принесет ужин. Чтобы вырос сын. Я бы его учил жизни, защищал его. Учил быть смелым, сильным, никогда не давать себя в обиду… Две недели назад она сделала аборт… Она сделала аборт, потому что ребенок был не от меня. Она просто испугалась, что почувствую, даже увижу. Может и от меня был ребенок — она сама не знала. Она параллельно трахалась с каким-то рыжим… козлом. Я видел его, он и правда рыжий, даже руки конопатые. Вот она и испугалась, а вдруг… И ты знаешь… Я его даже пальцем не тронул. Вот расскажи мне кто-нибудь, что мою девушку какой-то там будет… — Он крепко сжал зубы. — Не поверил бы. Чем я хуже? Зачем мне изменять? И я убил бы этого человека, убил бы за то, что он… мою женщину… Так ведь нельзя… А тут случилось. И живет он в нашем же доме, в том же подъезде, где и она. И за что его убивать? Даже бить — за что?.. Я себя таким беспомощным ощутил. За что его наказывать? Он не насиловал ее… Но ей же было со мной хорошо, чего ей было еще нужно? Она мне говорила, что это случилось неожиданно, что он ею воспользовался. А я не верю в это… Как это так — воспользовался? Он что, гипнотизер, Копперфилд? Он просто имеет папу, у которого есть магазин. Да, она любит и умеет одеваться, а таких денег у меня нет. И магазина у меня нет, и папы, у которого был бы магазин, у меня тоже нет. А воровать я не хочу; мне хватило одной ходки. Я не хочу воровать, не хочу грабить, не хочу быть бандитом, этаким крутым пацаном, и работать на какого-нибудь папика, который до такой степени разъелся, что сам в машину влезть не может. Мне вообще противно смотреть на этих пацанов, я даже песни эти воровские слушать не могу. Мне нравится «Роксетт», «Модерн токинг», «Скорпионз», я люблю нормальную музыку. Я хочу заниматься просто спортом. Просто спортом, без всяких этих бандитских канителей. Хотя сотню раз я уже мог… Мне сразу и машину обещали, и деньги, каких мне бы хватило — каких бы ей хватило. И она первая меня на это подговаривала. Деньги… А у этого рыжего достаточно денег и машина «ауди». А я почему-то ничего не замечал; я ничего не хотел замечать… Когда она мне призналась… Знаешь, так больно стало. Я так хотел этого ребенка… сына. Она плакала, ты знаешь, она искренне плакала и сожалела. Говорила, что любит меня, что жить без меня не может. Что и аборт сделала потому, что любит. Потому и призналась — потому что любит. А зачем мне такая любовь? Я ненавижу своего отца, который до сих пор сидит, и пишет мне оттуда о своей любви, и жизни меня учит, советы дает. Нужны мне его советы? Нет. Нужна мне его такая любовь? Тоже нет. Я не сочувствую ему, не жалею его, не люблю; и он мне не отец; он даже не вор, он — недоразумение в наколках. Мне не нужен такой отец. Я ненавижу отчима, трусливого ублюдка, который сейчас боится меня и лебезит, как дворняга. Работяга хренов. Напьется и рассказывает мне, какой он хороший, честный, воспитал меня — отец, одним словом. А забыл, сволочь, как бил меня, как я ссаться из-за этого начал. А теперь боится — чует силу, чует мое презрение, вот и лебезит. А мне и бить его противно, он и это чует, а оттого еще больше лебезит. Я думал, что буду настоящим отцом. Я радовался, что она ждет ребенка — моего ребенка. А она предала меня. Это очень больно. Особенно когда предавший тебя тут же клянется в любви и, плача, говорит, что больше так не будет. Меня многие предавали, думают — я добрый. Но добрый — не есть слабый. А они почему-то считают, что это одно и то же. И за это я их наказываю. Порой очень трудно быть сильным — быть всегда начеку. Это тяжело, это невыносимо тяжело — быть сильным. Но надо. Я благодарен тебе. Я этого не забуду. Твой звонок спас меня. Заставил собраться. Заставил вспомнить, что у меня есть друг. Иногда я, правда, перестаю верить в это. Не обижайся. Пойми меня правильно. Для меня друг — не просто слово. Я где-то слышал, что друга можно спасти только раз и то ценой своей жизни.