Денис Коваленко - Радуга в аду

Хозяином теплушки был Игорек. Он и играл сейчас с очередным противником — играли они на победителя, играли без денег, и так было азартно.

Игорек был бомж, и эта теплушка была его домом, а все, приходившие сюда — его братья. Так повелось — все друг друга называли брат , а если были еще и в хороших отношениях, то — братишка. По имени редко звали, если только человек спиной сидел, а если видел — кто, то обращались: брат. «Брат, налей чайку». «От души, брат». «Брат, дай прикурить». «От души, брат». Спасибо не говорили — говорили: «От души». И вообще, старались вести разговор правильным языком . Впрочем, ребята все были обычные, и правильно говорить не у всех получалось, и, хоть и старались, говорили как привычно, как все . Но «брат» и «от души» — было обязательным.

Все это стало привычным с приходом сюда Игорька. Он был старше всех, сильнее всех, и полгода, как жил в этой теплушке, полгода, как вышел на свободу. У него была мать, был младший брат, и жили они всего в квартале от дома, где поселился Игорек, но… жили в таком же общежитии в одной комнате, и… словом, Игорек не знался с ними, ни к чему ему это было. Здесь ему было уютнее, здесь его кормили, приносили чай, уважали его; Игорек здесь был в авторитете, и этого было достаточно. Ему и делать ничего не надо было, все, что он делал, это разруливал проблемы пацанов, все остальное время… словом, жил, как хотел.

Сейчас Игорек опять выигрывал.

— Ну, ты, ходи, что ли, — торопили пацаны.

— Да погодите, — огрызался проигрывающий.

— Ну, ты, в натуре, — возмущались пацаны, — уже проиграл, хорош время парить.

— Сдаюсь, — пацан сдался. Тут же на его место сел следующий.

— Надоело, — отказался от игры Игорек, — уже пятая партия. Друг с другом, вот, тренируйтесь, — сказал он, закурив. — Чего скучать, может, пойдем сегодня в салон, в компьютер поиграем — на ночь?

— Дело, — согласились пацаны. Они во всем соглашались с Игорьком. Игорьку было двадцать пять, и семь из них он провел за решеткой. Но ни одной наколки не было на его теле, к слову, довольно крепком и мускулистом, впрочем, роста Игорек был невысокого и вида простодушного, и какого-то даже неумного, бывают такие лица: простые, открытые и… неумные, по-другому и не скажешь. Впрочем, особыми мыслями Игорек и не блистал, этого ему было и не надо. Он жил в этом своем маленьком мире, жил в ощущении абсолютного лидерства и этим вполне довольствовался, большего и не хотел, все его амбиции ограничивались стенами этой теплушки и границами этого двора. Игорька по-настоящему можно было назвать удовлетворенным жизнью человеком, короче, счастливым он был человеком, все у него было. И первое — власть: пацаны боялись его, тем более что поговаривали, что хоть и сидел он за грабеж и хулиганку, но… мог он, и говорили, что не одного на тот свет отправил, только все тихо, без свидетелей, не докажешь; вообще, сейчас время такое, что пореши кого в темном переулке и концов не сыщут. Говорили, что Игорек мог за пустяк, за цепочку золотую, за сережки, за телефон сотовый, все просто — ножом в бок, и все — без церемоний. И чувствовали это пацаны, видели добродушное, всегда улыбчивое лицо Игорька, и не сомневались, — именно такой и порешит, и так же улыбаться будет, не шелохнется в нем ничего. И каждый в душе верил, что и у него не шелохнется и он сможет , потому, как каждый, кто заходил в теплушку, невольно ощущал себя реальным пацаном, который сможет. И каждый, глядя на Игорька, старался быть как он — простым и улыбчивым, и чтобы не быковать. По этой жизни быком быть пошло. Нужно быть ироничным и скрывать свою силу — разводить всяких бакланов, жить без дешевых понтов, а если и прикидываться, то вот таким вот простецким и добродушным, так оно по жизни легче, так оно правильнее.

Игорька Вадим видел впервые, но и он сразу даже и не понял, а почувствовал — такое сразу чувствуется — кто здесь хозяин. Слишком вежливо вели себя с ним ребята. Конечно, вели себя по-простецки, но в рамках, вроде и как с равным, но тон другой, тон почтительный, невольно, но почтительный, и без матерщины: Игорек не матерился, и пацаны не матерились, особенно по-матери, так, блякали, и не больше. Даже между собой не матерились. Игорек с Вадимом поздоровался, руку пожал, и дальше — без внимания, зашел человек и зашел, знают его — значит, свой парень. Игорек свои разговоры вел, он игру новую компьютерную осваивал, и пацаны ему секреты игры рассказывали. Вообще, компьютерные игры — самые насущные разговоры — их обсуждали, ими болели, ими жили, все остальное: драки, разборки — все это обыденно, и говорить об этом… словом, скучно об этом и говорить, если только кого насмерть, если кого убивали, тогда могли на эту тему, особенно интересовали подробности. Впрочем, в действительности, все эти шестнадцати — восемнадцатилетние мальчишки по сути своей не были кровожадными, и, поднимаясь на воздух, выходя из этого подвала, оставаясь один на один с собой, они становились обычными, со своими обычными мечтами, мальчишками: встретить какую-нибудь классную девчонку, подружиться с ней, только… чтобы обязательно был сотовый телефон, без сотового телефона разве можно с девчонкой подружиться? Вот, был бы он такой, как Игорек, а так… А так — как он без телефона? Кому он без телефона нужен? Без телефона разве он пацан? Без телефона он так…

Эх, — вздыхал тот, у кого не было навороченного телефона, и с завистью поглядывал на тех, у кого он был. Но только поглядывал, только мечтал, чтобы и у него… чтобы и он вот так вот… Чтобы мама ему купила, но разве мама купит? Нет, мама не купит, это точно. А как же тогда, как жить тогда без телефона? — Взять у того, у кого он есть, — говорил Игорек. — А как иначе, как по-другому? Когда все такие. И почему, если у какого-нибудь лоха есть сотовый телефон, и он им светит к месту и не к месту, почему бы и не отобрать у него этот телефон. А чего он крутого из себя корчит, чего ходит, и разговаривает в голос. Чего — модный парень, да? Чего — лучше других, что ли? Скромнее надо быть, молодой человек, скромнее. А то: пиво «Миллер», мобила навороченная, сам в кожаной куртке — и что, молиться на тебя? пылинки с тебя, баклана, сдувать, дорогу тебе уступать и слушать, как ты своей кобыле всякую лажу по мобиле впариваешь, как ты в ночном клубе классно отдохнул, и как собираешься в Испанию на недельку слетать на солнышке погреться? Так вот тебе, лошара — в печень, в челюсть, и делай ноги, упырь, пока перо в бок не всадили или трубой по черепу не получил, делай ноги, падла, ну же, живее, быстрее беги, быстрее, еще быстрее. Вот так вот. В следующий раз скромнее будешь. Сейчас жизнь такая, — заключал Игорек, — сейчас, если сам не возьмешь, мама тебе не купит, маме ты на фиг нужен. Ты вообще никому на фиг не нужен .