Денис Коваленко - Радуга в аду

— Это группа «АукцЫон», — отвечал он, — но вряд ли вам это о чем-нибудь скажет, простые провинциальные парни. — Парни не обижались. Не обидно он все это говорил, свой он был, хоть и длинноволосый и в институте учился. Только девчонки его не любили, потому, что он длинноволосый, и, вообще, непонятно, кого из себя корчит, да и слушает из музыки всякую ерунду. Девчонки любили реальных пацанов — таких, как Игорек. А этот , хоть и ходил в кожаном плаще, курил папиросы «Беломорканал», и, вообще, даже мобилы у него приличной не было, а какой-то поношенный нокиа 3310, какой сейчас и ребенку стыдно с собой носить; словом, не реальный был этот Аферист, а так, не известно кто.

Как всегда, Аферисту освободили место. Здесь Игорек играть не отказался, в прошлый раз он в сухую продул три партии сразу, и теперь ему необходимо было отыграться.

— Ну, что, Игорек, врежем рок в этой дыре, — потирая ладони, закурив беломорину, Денис с прищуром поглядывал на Игорька, расставляя фигуры.

— Я сегодня порву тебя, — улыбался и Игорек, и тоже все с прищуром поглядывая на Дениса.

— Бог в помощь, господа атеисты, — отвечал Денис, и, не сдержавшись, пропел: — Сегодня я играю белыми, и хоть в моих поступках не было логики, я не умею жить по-другому, — эту песню пацаны слышали, это песня была известная.

— Что это ты, на «Виагру» запал? — усмехнулся кто-то.

— Н-надо, — отчеканил Аферист, уже сосредоточенно разыгрывая дебют.

— Пацаны, телек смотрели сегодня? — вспомнив, воскликнул какой-то парень, — слышали, чего там парень в Москве учудил. Евреев порезал.

Вадим, который все это время сидел с краю на диване, и, вместе с Серегой и еще несколькими пацанами живо обсуждал компьютерную игру, которую вместе с Серегой они проходили, и там, на одном месте застряли, и, короче, никак дальше, хоть тресни, чуть мышь об стол не расколотили; услышав, обернулся, словно услышал что-то такое, из ряда вон.

— Да, вообще, — согласился другой парень, — такие дела. И, главное, зачем, почему? Молчит.

— А как все эти скины засуетились, — влез в разговор еще один (удивительно, но тема оказалась на редкость занимательной, теперь все подключились к разговору, все слушали и поддакивали охотно), — Я тоже видел, — говорил парень, — и скины, типа: он с нами, он наш.

— Да ни фига он не их, — возразили, — сразу видно — и скины все эти, все эти националисты — туфта. Короче, гонят, на себя одеяло тянут.

— Но парень этот реально поступил. Со свинорезом, и всех их!

— Меня другое поразило, — воскликнул невысокий парнишка с нахлобученной на затылок шапочкой, в теплушке было даже жарко, но он все равно сидел в этой рэперской шапочке, неизвестно как державшейся у него на затылке, — я программу «Максимум» смотрел, и там, эта журналистка, типа, интервью берет у бабушки этого пацана, и бабушка говорит, что, типа, внук мой, вообще, несмелый парень.

— Ничего себе, несмелый!

— Да погоди ты, я о другом. Она говорит, он, вообще, такой несмелый, что и спал лет до пятнадцати с ней в кровати. И эта журналюшка, такая вся, спросила: В каком это смысле — спал с вами? — Я чуть табуреткой в телевизор не запустил.

— А чего, прикольно — с бабушкой спал! — заржал парень, полулежавший на диване, морда рыжая в веснушках, смешливая.

— Ты че, рыжий, осел?! — крикнул парнишка, — я тоже маленький был, с бабушкой спал.

— А ща, бля, ты большой! — хохотал рыжий, довольно почесывая себе пузо, он как раз был большим, толстым, не в пример худенькому парнишке в нахлобученной на затылок шапочке, хотя обоим им было по шестнадцать.

— Ты че, хочешь мне предъявить?! — парнишка вскочил, весь аж затрясся. — Я тебе серьезно говорю. А эта сука, эта журналистка: в каком смысле? Да, бля, в прямом — спал он с бабушкой.

— А ты че, тоже с бабушкой своей? — хамил рыжий.

— Я те щас башку проломлю, ты понял!

— Чего?! — рыжий поднялся с дивана, он был на целую голову выше, уже и шагнул, чтобы размазать этого малька по стеночке.

— Пацаны, хорош! — рыжего удержали.

— Ты труп, Малек, — процедил он парнишке.

— Сам — труп, — огрызнулся Малек.

— Ты за базар отвечаешь?

— Ща, погоди, — видно, что-то придумав, воскликнул Малек, — у тебя сколько комнат?

— Как и у тебя — одна, — ответил Рыжий.

— Живешь ты с кем?

— С матерью и батьком.

— И ты в одной комнате с ними спишь?

— Ты на че намекаешь?

— Все, пацаны, остыньте, — рыжего уже держали трое.

— Пусть он язычок свой прикусит, — духарился Малек, все-таки стоя возле выхода, — а то, ироничный, бля, выискался. Чего за евреев тоже, да? Как та сучка, журналистка.

— Я щас его убью, — рыжий покраснел, и теперь его было без толку удерживать — он шагнул через диван.

— Бля, пацаны, — сказал Игорек, все это время молчавший, и упорно пытавшийся сосредоточиться на игре, он и так уже потерял за даром коня, и весь этот шум ему надоел, — вы тут совсем нездоровую канитель затеяли. Вы тут еще за этих евреев друг друга ща порешите.

— Да эти евреев, вообще, всех мочить надо! — яростно глядя рыжему в лицо, воскликнул Малек.

— За что? — обернулся к нему Аферист.

— Да за одно то, — произнес парень, который недавно рассказывал, как он культурно пил водку в кабаке, — что мы сейчас из-за них такой ор подняли. Уже за одно это. Чего они, основные такие, что о них по всем каналам; что΄, они особенные такие? Я, вообще, лично, не националист, но и меня уже задолбали, что кругом одни евреи. И вроде их нет, но только о них и слышу, какие они все, бля, несчастные, и как их всех мы русские обижаем. Задолбали! — он глянул на рыжего. — Да сядь ты, чего стоишь-то, остынь уже, — рыжий сел. — Если такие особенные, — продолжал парень, — то пусть сами себя занесут в красную книгу, и сами себя охраняют. А то — с ножом он в синагогу. Да он хоть одного порезал? Он вообще ни одного не порешил. Так, только, по децелу поцарапал. А ору — точно он там всех от глаз до жопы. Вот, что бесит.

— Слушай, а чего все так этих евреев не любят? — обернулся к парню Аферист.

— Тебе-то что, ходи, — торопил его Игорек.

— Да ничего, — пожал плечами парень, который рассказывал, как он культурно отдыхал в кабаке, — за что их не любят, откуда я знаю? Чурбанов — понятно. Они все рынки оккупировали, прохода от них нет. Этих я сам ненавижу, понаехали со своих аулов. А евреев — не знаю, за что.

— За то, что евреи, — улыбнулся ему Аферист.

— Аргумент, — усмехнулся Игорек.

— Не убиваемый аргумент, — усмехнулся вслед какой-то парень.

— Лично мне, все эти евреи по барабану. Мне главное, чтобы черных не было, а остальные меня не трогают, — уже полулежа, со своего места поделился рыжий.

— А голубые? — поддразнил его Малек, все стоявший у выхода, прислонившись к дверному косяку.