Денис Коваленко - Татуированные макароны

— Рома, у вас все нормально?

— Все нормально, — с чистым взором ответил Муся.

— Все нормально, — подтвердил Макс.

— Ваня приболел что-то, нервный какой-то, боюсь, что-то случилось, я его спрашивала, а он молчит, всю ночь не спала… Ребята, успокойте меня, правда, все в порядке?

— Тетя Нина, уверяю вас, все хорошо.

— Ну, хорошо, так хорошо. Проходите, он у себя в комнате.

Голос ее звучал мягко и как-то жалостно, будто она была в чем-то виновата. И в лице ее, и в фигуре, во всем видна была странная непонятная виноватость безответного, затюканного человека. Казалось, она могла стерпеть все: любой удар, любую обиду, и при том искренне верить, что виновата во всем она сама. Одни называют таких людей добрыми, другие — размазнями, тряпками, а чаще — безвольными.

Скинув туфли, подростки, не задерживаясь, прошли в Ванину комнату.

Ваня, давно проснувшийся и слышавший этот короткий разговор, жутко испугался; меньше всего хотелось ему сейчас встречаться с кем бы то ни было, тем более с Мусей и, особенно, с Максом; услышав его голос, Ваня отчетливо вспомнил воскресные удары по почкам и ползанье по земле. Все, что угодно сейчас отдал бы Ваня, лишь бы они не входили к нему в комнату…

— Здравствуй, Ваня, — поздоровались подростки.

Подойдя к кровати, они по очереди протянули руки для рукопожатия. Ваня ответил им, причем ответил поспешно и даже суетливо, будто, чем скорее он пожмет им руки, тем скорее они оставят его в покое.

Прошедшая ночь была для Вани ничем не спокойней предыдущих.

Очутившись дома после своего последнего разговора с Мусей он имел недолгую, но мучительную для него беседу с мамой. Мама не пытала его расспросами, но даже короткий разговор с ней заставил Ваню вспомнить прошедшее, и это было для него смертельной мукой.

— Мама, все нормально, все хорошо, мама, я пойду спать, — скороговоркой отвечал он на ее вопросы и, уже не в силах держать себя в руках, вдруг вскочил со стула и, опрометью, выскочив их кухни, спрятался в своей комнате. Это довело маму до такого ужаса, что она не рискнула больше пытаться говорить с сыном, она решила расспросить дочь. От Лизы она добилась чуть большего, но от этого тревога ее только усилилась. Лиза рассказала, что бабушка опять умирала, Ваня ужасно из-за этого расстроился и убежал. А сама она посидела чуть-чуть за шкафом, дождалась, когда бабушка ожила, и на улицу вышла, и тоже гулять ушла, в парк.

Вплоть до прихода Вани Лиза подробно рассказывала маме, как она гуляла, что видела, с кем разговаривала, словом, каждый свой шаг, включая выход из квартиры и возвращение в нее. Лиза нередко так подробно и долго рассказывала маме о своей жизни, но эти рассказы мама обычно слушала невнимательно, особенно сейчас. Ее больше интересовал Ваня. Как мать, она чувствовала, что что-то случилось, но досаждать сыну расспросами, видя его такое состояние, не решалась, и просто боялась; оставалось только ждать, когда он сам все ей откроет.

— Ты что, в школу не идешь? — спросил Макс.

Ваня отрицательно покачал головой и укутался в одеяло.

— Заболел, что ли? — вновь спросил Макс.

Ваня продолжал молчать, лишь кивнул головой.

— И Абрамчик вот тоже заболел, — не зная, что говорить дальше, произнес Макс и, с надеждой, что его поддержат, посмотрел на Мусю. Но Муся, сев с краешку на Ванину кровать, по привычке безучастно рассматривал комнату, словно говоря этим Максу — ты главный, тебе и говорить, а я так, с краешку посижу. — Ваня, можешь не переживать, — неуверенно продолжил Макс, — мы тут с Ромиком посоветовались… короче, ерунда все это: игра, там… то, что ты проиграл. Все это баловство… Расписку мы тебе отдадим, так что, короче… короче, все нормально.

Ваню его речь не тронула; он не обрадовался, не кинулся с благодарностью Максу на шею, он никак не отреагировал на это, только еще сильнее укутался в одеяло, и видно было, что не только разговор, но и само присутствие гостей было ему в тягость.

— Ромик, я ведь не вру, подтверди, — обратился Макс к Мусе за помощью. — Мы тебе, если хочешь, и расписку отдадим… Я прав, Мусь?

В ответ Муся извлек из кармана расписку и, без слов, протянул ее Ване.

— Ну, бери, чего ты, — подбодрил Ваню Макс. Видя, что Ваня, опять же, проигнорировал его и продолжал сычем смотреть куда-то в стену, Макс с досады вырвал у Муси расписку, изорвал ее в мелкие клочки и, осыпав ими Ваню, не выдержав, выпалил: — Ну, че ты хочешь еще? Че тебе еще надо? Че ты, как пень, сидишь и молчишь? — Макс начал не на шутку распаляться; он был чуть ли не оскорблен. Как так, он пришел к Ване, простил ему долг, все ему простил, расписку ему вернул, все для Вани сделал, а от Вани в ответ не то что благодарности — слова обычного не услышал, будто и не было здесь никакого Макса, а пустое место все это Ване говорило. Еще секунда, и Макс не выдержал бы, нагрубил Ване и, хлопнув дверью, ушел.

— Макс, подожди, не видишь, он действительно заболел, — заговорил Муся, закончив, наконец, свое созерцание. Он уже до мельчайшей царапинки рассмотрел Ванин постельный шкаф, трехдверный, на тоненьких ножках, такого ужасного икорно-кабачного цвета, что после минуты беглого его рассмотрения Муся с отвращением отвернулся; каждый узорчик синтетического ковра, висевшего на стене, местами вылинявшего, с ужасным по исполнению рисунком на тему охотники на привале; фанерный письменный стол, с кое-где полопавшимся лаком, отошедшей облицовкой, до отказа заваленный книгами, тетрадями и всевозможной ученической утварью; и даже успел разглядеть обои, потертые, песочного цвета, с безобразным матрасным рисунком, от которого можно было бы просто потихонечку сойти с ума.

— Макс, поди на секунду, — Муся поднялся с кровати и, отведя Макса к двери, зашептал так, чтобы Ваня не смог услышать: — Макс, лучше я сам… подожди, — остановил он Макса, готового ему возражать. — Подожди нас на улице, я с ним быстро.

Ваня, видя это, сразу же насторожился, как ему ни хотелось, но расслышать что-либо ему не удалось, Макс все время смотрел на него.

— А чего я… — произнес Макс — лежит, блин, как пень, хоть бы слово сказал.

— Ребята, — в комнату, осторожно постучав, заглянула Ванина мама, — может, вы чайку попьете? — спросила она, виновато глядя куда-то сквозь подростков.

Ване почему-то стало ужасно за нее стыдно, покраснев, он неожиданно грубо выпалил:

— Мы не хотим.

— А, ну хорошо, — извиняясь, произнесла она и скрылась за дверью.

Сразу же за ней вышел Макс, предупредив:

— Я на улице.

Оставшись один на один с Ваней, Муся внимательно посмотрел на него: болен он или так, трусит только? В любом случае, главным было вытащить Ваню из постели… что дальше делать, точного плана у Муси не было: все зависело от того, как поведет себя «больной».